Мо Цин повернул голову и прищурился:

– Вдовы?

Моя рука метнулась к груди: тц-тц-тц, подвеска-то по-прежнему на мне. Недолго думая, я сделала вид, что непринужденно осматриваюсь по сторонам, однако лицо Мо Цина становилось только суровее.

Перебрав в голове все средства, я невинно посмотрела в ответ:

– Видишь ли, у меня не было другого выбора.

– Нам нужно поговорить.

Я быстро потянула его за руку и поцеловала в щеку. Однако лучше не стало, поэтому я встала на цыпочки и покрыла поцелуями лицо Мо Цина. Он лишь крепко прижал меня к себе, но молча и все с тем же мрачным видом. Оставалось последнее средство. Я плюхнулась на землю, причитая:

– Ай-я, у меня вдруг ослабли ноги, понеси меня!..

– Лу Чжаояо…

– Если не хочешь нести меня на руках, тогда посади себе на спину. Я больше не могу идти.

Забравшись на него, я с увлечением принялась заговаривать ему зубы, а он, казалось, не знал, смеяться или плакать. Не имея другого выбора, Мо Цин с обиженным видом потащил меня на себе.

– Раз ты смеешь что-то скрывать от меня, на этот раз я накажу тебя, – сказал он.

Я положила голову ему на плечо и простонала:

– Ох-ох-ох, теперь еще и голова разболелась!

Мо Цин же был непреклонен.

– Все равно будешь наказана.

– Ай-ай-ай, сердечко защемило! Маленький Уродец больше не заботится обо мне! Маленький Уродец обещал холить и лелеять меня, а теперь угрожает. Ох-ох-ох, моя жизнь такая несчастная…

– Хорошо…

– Ай-ай-ай, за что мне все это?

– Не буду я тебя наказывать. А ты поцелуй меня.

Я звучно чмокнула Мо Цина в ухо. Сбоку мне было хорошо видно, как его лицо залил румянец, такой же прекрасный и трогательный, как заря.

Закат пылал как огонь, птицы улетали в свои гнезда, а люди в сумерках возвращались домой.

После воссоединения с Лу Чжаояо Мо Цин редко вспоминал прошлое: его полностью затмили спокойствие и счастье настоящего.

Однажды много лет спустя он взял Чжаояо и обоих своих детей в Фэнчжоу: демонице внезапно пришла в голову идея навестить Сыма Жуна, поэтому вся семья отправилась к нему в гости.

Сыма Жун все еще был холост. Он в совершенстве овладел механической магией и теперь создавал деревянных кукол, которые ничем не отличались от настоящих людей.

Войдя в дом, за инвалидным креслом Сыма Жуна гости увидели женщину.

Чжаояо удивленно моргнула и пробормотала:

– Малышка Кругляшка?..

Благодаря зеркалу Отражения Сердца Мо Цин знал эту историю, поэтому молча изучал мастерски изготовленную деревянную куклу, пока Малышка Кругляшка выводила их детей поиграть во двор.

Чжаояо сначала родила девочку, а чуть позже – мальчика. Дочь назвали Ли Мингэ, а сына – Ли Миншу. Нравом брат с сестрой повторяли родителей, правда поменявшись ролями. Девочка напоминала Мо Цина: была тихой и нелегко сходилась с людьми. Мальчик же, напротив, перенял черты у Лу Чжаояо: не мог долго усидеть на месте и повсюду сеял хаос. Родители всегда знали, кто начал ссору.

Не успела Малышка Кругляшка вывести детей во двор, как Ли Миншу вытащил шарнир из тыльной стороны ее ладони. Пальцы куклы тотчас рассыпались на маленькие детали. Мальчик охнул и сильно удивился, а Ли Мингэ нахмурилась, но Малышка Кругляшка не рассердилась и спокойно подняла деревянные детальки.

Только Лу Чжаояо не сдержала досады:

– Вот же непослушный мальчишка! Стоило ненадолго отвлечься, и он уже учинил беспорядок! А ну иди сюда, сейчас же!

Она закатала рукава, собираясь преподать сыну урок, и Ли Миншу поспешно спрятался за спину старшей сестры.

– А вот я рад. В моем дворике уже очень давно не случалось такого оживления, – усмехнулся Сыма Жун.

В доме было много деревянных кукол, но разве они могли развеять его одиночество? Мо Цин даже боялся, что друг так и останется один, все больше погружаясь в гнетущее чувство пустоты.

Подойдя к Сыма Жуну, он осторожно откатил инвалидное кресло в тень небольшого дерева.

– Чжаояо видела ту девушку из школы Южной луны у тебя во дворе.

Услышав это, Сыма Жун схватился за поручень и надолго замолчал. Казалось, все волнения и суета человеческого мира на мгновение были забыты.

Придя в себя, он посмотрел на Мо Цина и переспросил:

– Что?

Чжаояо никому не рассказывала ту историю, но Мо Цин читал ее мысли. Демонице казалось, раз Малышку Кругляшку и Сыма Жуна навсегда разлучила смерть, ему лучше не знать, что ее призрак рядом: это убережет его от несчастья. Однако Мо Цин считал, что друг будет счастлив узнать об этом, пусть даже никогда не сможет прикоснуться к ней. Ведь у Сыма Жуна не осталось надежд, а потому сейчас мысль о ее близости лишь успокоит его одинокую душу. Мо Цин, прошедший через то же, понимал это, как никто другой.

Когда Мо Цин впервые встретил Лу Чжаояо, он никак не думал, что однажды заживет с ней обыкновенной жизнью. Она ворвалась в его жизнь, когда он был в самом безнадежном положении, однако в ту опасную ночь ее гордая и неразумная натура оставила незабываемый след в его жизни.

Чжаояо напоминала богиню, которая спустилась с Небес, остановила меч убийцы, спасла ему жизнь и вытащила из пучины отчаяния. Она вывела его на свет, нашла с ним общий язык и, несмотря ни на какие раны, с самого начала и до конца защищала.

В то время Мо Цин был слишком юн и не знал, кто он и откуда. Все говорили, что он сын Повелителя демонов, поэтому парнишка думал так же. С тех пор как он себя помнил, ему приходилось постоянно убегать от недоброжелателей, и именно Лу Чжаояо дала ему шанс узнать, каково это – быть в безопасности.

Когда она спасла Мо Цина, когда решила не отпускать руку, даже несмотря на свои жуткие раны, а затем отнесла его в разрушенный храм на вершине горы Праха, он впервые обрел чувство защищенности и душевное спокойствие, коих не знал раньше. Лу Чжаояо подарила ему покой.

С детства Мо Цин влачил жалкое существование, не смея показывать свое уродливое лицо, и все же она сказала, что его глаза прекрасны, как звезды на небе. Спасительница даже не подозревала, что именно она была мерцающей звездой в беспросветном мраке его жизни, она принесла с собой бесконечную красоту, которая одурманила и пленила его.

В то же время Мо Цин понимал, что однажды Лу Чжаояо уйдет. Потому что она продолжала говорить, что хочет творить добро и найти золотого бессмертного, который ждал ее где-то там, за горизонтом. В то время Ло Минсюань был ее путеводной звездой, и каждый раз, упоминая его имя, она менялась, в глазах зажигались искорки, а Мо Цину оставалось только молчать.

И вот однажды Лу Чжаояо проснулась особенно рано, посмотрела, как занимается рассвет, потянулась, помахала утреннему солнцу и сказала, что ей пора. Мо Цин лишь молча провожал ее взглядом. Он перенес страх, страдания и боль, он подавил все чувства и пытался казаться равнодушным и зрелым, пока она спокойно уходила. Лу Чжаояо видела в Мо Цине простого прохожего, которого она спасла по чистой случайности. И у него, прохожего, не было другого выбора, кроме как устроить собственный быт. Он решил остаться в разрушенном храме, к которому она привела его. Там он хранил воспоминания, подаренные ею, и вытирал слезы беспомощности, текущие по щекам. Он жил один на горе Праха и говорил лишь с ветром да луной.

Другого выхода не было: Лу Чжаояо хотела иного. Думая, что впереди спасительницу ждет спокойная и счастливая жизнь, Мо Цин мог только благословить ее. Он никак не ожидал, что Лу Чжаояо, которая бросилась навстречу яркой звезде, однажды вернется на гору Праха вся в крови и в бешенстве.

И вот она снова перед ним. Мо Цин был счастлив, но, когда увидел взгляд, полный жгучей ненависти, в глубине его сердца вспыхнул гнев на золотого бессмертного, которого он даже не встречал.

Кто такой этот золотой бессмертный? Как мог Ло Минсюань причинить вред Лу Чжаояо? Она была так хороша, что даже Мо Цин не осмеливался прикоснуться к ней. Он захотел помочь ей отомстить, но культивация не давалась ему. Тогда Мо Цин еще не знал, что из-за печати Повелителя демонов ему неподвластна духовная сила. Он мог сколько угодно внимать учителю, однако повторить за ним не получалось. Поэтому учитель, к которому его отправила Чжаояо, подтвердил, что он совершенно бездарен. Мо Цин и сам так думал.