В палате мерно пищали мониторы, показывая пульс и давление пациента. Выглядел Клим Антонович словно кусок мяса, который решили превратить в отбивную. Сотни порезов разной степени тяжести, ожоги, пальцы рук почернели то ли от обморожения, то ли от яда, а лицо так и вовсе раздуло до циклопических размеров.
Он тяжело дышал через аппарат искусственной вентиляции лёгких и безжизненно смотрел в потолок. Судя по всему, он без сознания. Подойдя ближе, я прикоснулся к его руке и из моего рукава выскользнула тонкая лоза, тут же проникшая в кровоток министра.
Проведя быструю диагностику, я вынес вердикт. Ещё пара часов и он покойник. Обильные внутренние кровотечения, целых костей практически не осталось, селезёнка и печень разорваны, одна из почек лопнула, сердце словно тряпка, но ещё как-то сокращается и борется за жизнь. Одним словом, мрак. Я попытался закрыть дверь, но амбал вставил ногу в проём и не дал этого сделать.
— Не положено, — прорычал он.
— Ваши запреты меня мало волнуют, — улыбнулся я и в следующую секунду между нами возникла костяная стена, которую я укрепил усилением Урфина.
Следом полетело заклинание лоз, которые стали оплетать стены, превращая их в подобие кокона. Лозы расползались, переворачивая мебель, разбивая склянки, а со стороны коридора уже слышались вопли и ощущались первые всполохи точечных заклинаний пытающихся пробиться через созданный барьер.
Я рванул к прикроватной тумбочке и вставил в замочную скважину золотой ключик. Открылась миниатюрное окошко в лавку Ыбракхта.
— Большое зелье исцеления, срочно!
— Пятьдесят тыщь.
— Да, да. Быстрее! — Протянув руку, я приложил её к считывателю, а следом вырвал у лозы Ыбракхта склянку и закрыл тумбу.
Подбежав к министру, я выдернул пробку склянки, после отключил его от аппарата ИВЛ и влил в глотку целебное зелье. Клим Антонович закашлялся, часть зелья разлилась по его подбородку, но основную часть он всё же сумел проглотить.
В барьер врезалась что-то мощное заставив пол и стены дрожать. А следом задрожал и министр. Словно припадочный, он забился в конвульсиях и принялся орать, срывая глотку. Глаза закатились, руки и ноги выкручивались под неестественными углами, он цеплялся за постельное бельё почерневшими пальцами, выгибался дугой.
— А-а-а! Больно! Больно! А-а-а!!! — голосил он до тех пор, пока не рухнул с больничной койки. А когда рухнул, то тоже продолжил орать, извиваясь, как червь.
Твою мать, и это Ыбракхт называет зельем исцеления? Да такое пойло идеально для пыток пленников. Расскажут всё что хочешь после первого же глотка. Я достал мобилет и набрал Тополева.
— Никита Юрьевич, твой тесть будет жить. Приезжай срочно в клинику. Я всё починил, — заявил я и положил трубку.
По-хорошему нужно было бы телепортироваться в Дубровку, но имелись два нюанса. Если я уйду и заберу с собой министра, то его начнут разыскивать и поднимут панику на всю империю, попутно подвергнут пыткам врача чью личность я украл.
А если я уйду в Дубровку сам, то охранники могут таки пробиться через мой барьер, но в итоге перестараются и ненароком отправят на тот свет и без того ослабевшего Клима Антоновича. Я же очень не хотел ни того ни другого. Тогда выход один. Сдамся с поличным.
Улыбнувшись, я развеял иллюзию и сел на свободную больничную койку подняв руки вверх.
— Я сдаюсь! — попытался я перекричать министра, а следом развеял заклинание.
В палату тут же ворвались бугаи и возвели вокруг бьющегося в конвульсиях министра защитный купол, а мне приставили клинок к шее.
— Что ты сделал с министром, мразота⁈ — прошипел охранник, не пускавший меня в палату ранее.
— Исцеление через искупление болью. Слышал о таком?
— Какой нахрен болью⁈ Прекрати это! — Выкрикнул о мне в лицо и надавил лезвием на шею, так что по коже побежала кровавая струйка.
— Острая у тебя железячка. Может бороду мне побреешь, пока ждём исцеления министра? — усмехнулся я.
— Молокосос! Если министр умрёт…
— Не умрёт. Я об этом позаботился. О! А вот и доктор. — В палату ворвался врач, чью личину я похитил немногим ранее. — Проведите диагностику и не обращайте внимание на крики. Нам нужно точное заключение: исцеляется министр или умирает.
Настроение у меня было отличное! Хороший день. Спас жизнь замечательному человеку, сделал предложение любимой, вкусно покушал. Что может быть лучше?
Вокруг меня возникло сумрачное мерцание, из которого возникли ржавые цепи, сковавшие меня по рукам и ногам. Несмотря на то, что я не мог двигаться, амбал так и сверлил меня взглядом, пока его коллеги прочёсывали округу в поисках моих возможных подельников, другая часть его товарищей поддерживала многослойный барьер вокруг палаты.
Время шло медленно. Врач долго тупил, сомневался, бесконечно перепроверял всё. Накладывал заклинание за заклинанием и, в конечном итоге, разинув рот, сказал:
— Ничего не понимаю. На Климе Антоновиче всё заживает, как на собаке.
— В каком смысле? — рыкнул охранник.
— В том смысле, что кости и повреждённые органы срастаются в данную секунду.
— Я же говорю, он идёт на поправку. Дайте ему пару часов и можете выписывать, — ухмыльнулся я.
— Это вы его исцелили? — спросил врач.Я коротко кивнул. — Мы являемся лучшей клиникой в империи, но даже мы не смогли ничего сделать. Министр не мог выжить с такими ранами. Как вы это сделали?
— Секрет рода, — пожал я плечами.
— Прошу вас, расскажите или научите меня вашему искусству, я никаких денег не пожалею. Вы понимаете, что имей мы такие технологии, то смогли бы спасти тысячи жизней? — выпалил врач, сверкая глазами. Видать, он уже представляет, как император лично его награждает за заслуги перед отечеством и за достижения в области медицины. Жаль, что я не знаю, из чего сделано это зелье, так бы, может, и поделился.
— Я же говорю, секрет рода. Я не в праве его разглашать. Но если у вас будет тяжелый пациент, можете звонить мне. Приеду, помогу. Но только в случае, если страдает хороший человек, если какая-то пакость, то пусть помирает, не жалко. — Сказав последние слова, я посмотрел на охранника и тот скрежетнул зубами от злости.
Спустя пару минут в палату влетел Тополев вместе с Орловым. Орлов попытался меня отчитать, но я сообщил ему итоги своей терапии и дал понять, что если бы я не поступил так, как поступил, то к его приходу министр бы умер. Данила Андреевич всё понял и поблагодарил за службу, после забрал охрану и удалился из палаты.
А вот Тополев поплыл. Из него как будто все кости достали. Облокотившись на стену, он сполз по ней на пол и уставился перед собой.
— Виктор, я думал тесть помрёт. Кристина так расстроилась, что пришлось её накачать успокоительными и уложить спать. Боюсь представить, что бы случилось, если бы Клим Антонович всё-таки отправился на тот свет.
Я сел рядом и стал наблюдать за работой врачей. Они уложили министра на койку и привязали кожаными ремнями согласно моей рекомендации. Агония министра постепенно стихала. Ещё полчасика помучается, и будет жив-здоров. Да ещё и старые болячки залечит — такие, как геморрой. Да, сидячая работа не щадит никого.
— Никита Юрьевич, твой тесть жив и нет смысла думать об обратном. А тех, кто напал на Клима Антоновича я накажу, не переживай, — я толкнул друга плечом, но тот лишь грустно улыбнулся.
— Идти войной против герцога Кракова? Ты отважный человек, но даже для тебя это слишком. И всё равно, спасибо за поддержку.
— Да какая уж тут поддержка? Ведь твой тесть пострадал из-за меня.
— Думаешь? — хмыкнул Тополев. — Всё не совсем так. Император приказал слать лесом герцога Краковского. Что и сделал мой тесть. Попытки подкупа не удались, вот его и попытались убрать. Хвала богам, что добить не успели. Подоспели гвардейцы и оттеснили убийц. Тесть, кстати, троих прикончил, прежде, чем его достали, — с нотками гордости заявил Никита Юрьевич.
На этом мы замолчали и следующие полчаса наблюдали, как министру становилось лучше. Сперва он перестал кричать и начал стонать от боли. После прекратились судороги. А ещё через какое-то время он мирно уснул.
