Я решил не скупиться, заявив, что ограда должна быть основательной, сваренной не из загнутых вензелями арматурных прутьев или толстой проволоки, а выкована из чугунных заготовок. Антипыч, немного помявшись и покряхтев, сказал, что работа обойдётся в пятьсот рублей. Я для виду попытался сбросить хотя бы полтинник, но мастер был непреклонен. Мол, и работа трудная, и риск большой. Стольник — в задаток. Я согласился на задаток, но только в случае, если он напишет расписку.

Кузнец упирался как мог, но я заявил, что, если расписки не будет — не будет и заказа. Только после этого он притащил вырванный из тетради по математике и уже изрядно пожелтевший от старости лист бумаги, на котором нацарапал расписку.

Ограду Антипыч планировал хранить в кузнице в укромном месте, а потом её придётся по частям выносить через дыру в заборе. Я должен буду подсуетиться с грузовым транспортом. А на место, уже на кладбище, приедет сварщик Витя, который за сотку всю конструкцию приведёт в надлежащий вид. Так вот партизанская схема.

Суббота получалась свободной, и я уговорил Татьяну сходить на хоккей. Целую вечность на шайбе не был, а ведь до того, как впервые женился в той жизни, частенько захаживал на «Темп». А тут увидел афишу матчей с новосибириской «Сибирью», и так что-то захотелось вживую хоккей посмотреть, аж до зубовного скрежета.

Честно говоря, у меня в случае несогласия подруги был запасной вариант — кино или кафешка, а то и по-взрослому — ресторан, но Татьяна на удивление легко согласилась отправиться на стадион. Хотя я честно предупредил её, что стадион открытый, продувается всеми ветрами, и места там стоячие. Но это её не напугало.

Игра начиналась относительно рано, в 17 часов. Уже в очереди за билетами узнал, что накануне, вечером в пятницу, «Дизелист» в первом из спаренных матчей проиграл «Сибири» — 3:4, и болельщики жаждали в повторной игре реванша. Ну и мы с Таней, занявшие места сразу за скамейкой запасных нашей команды, вместе со всеми. Скандировали хором с забившими до отказа стадион болельщиками: «Дизель! Дизель!» и периодически «Шайбу! Шайбу!», да так, что малость охрипли.

Многие-то поклонники хоккея со стажем пришли в полушубках и валенках, да ещё и спиртное за пазухой пронесли, а мы оделись как обычно. Пожалел, что не захватил из дома термос с чаем. Хотя тогда нам, возможно, пришлось бы стоять уже в очереди в туалет. В женский-то ладно, там народу практически нет, а вот в мужской… Видел я хвост этой очереди ещё до начала матча, когда мы шли на трибуну. Многие мочились прямо в очереди, налево и направо, благо с одной стороны была стена туалета, представлявшего собой кирпичный сарай, а с другой — наружная стена стадиона. В таком закутке можно было не стесняться друг друга.

— Анекдот в тему, — сказал я Тане, пока шла раскатка команд. — Почему у хоккеистов трусы длиннее, чем у футболистов? Потому что в хоккей играют настоящие мужчины!

Она пару секунд думала над смыслом анекдота, затем звонко рассмеялась и шутливол пихнула меня локтем в бок.

— Сенька, ну ты и похабник!

— Так ведь на самом деле трусы и них длиннее. И в песне поётся: «В хоккей играют настоящие мужчины…»

Рядом с нами стояли два разговорчивых мужика, один из которых то и дело незаметно доставал из-за пазухи бутылку «Столичной», а второй маленькие стограммовые стаканчики, и они втихаря от взглядов стоявших в редком оцеплении между трибунами и бортиками ледовой площадки милиционеров употребляли, закусывая бутербродами с салом. И не они одни. Но и немало было обладателей термосов с чаем. А может, и не только с чаем, хе-хе. Может, стоило всё-таки захватить термосок-то…

— Вон, глянь, Мясников, кажись.

Обладатель «Столичной» показал своему собутыльнику на административное здание за воротами нашего вратаря, где большое окно выходило на ледовую площадку. За стеклом угадывались несколько фигур, в одной из них, грузноватой, можно было и впрямь определить второго секретаря обкома партии. К тому же Мясников был большим поклонником хоккея, да и этот стадион был построен методом народной стройки по его инициативе и под его руководством.

И не только стадион… Праздник поэзии в «Тарханах» стал ежегодно проводиться с его подачи. В 83-м распахнёт двери единственный в мире Музей одной картины. Вообще музеи — страсть Мясникова, при нём по области их расплодится с десяток точно. Музей Мейерхольда, музей Куприна, музей Малышкина…

И команду он поддерживал, насколько я помню. Квартиры, машины, зарплаты — всё выбивал. Но ходили слухи, что и разносы игрокам устраивал в случае безвольных поражений, и тренера мог сменить своим волевым решением.

Ну да ладно, внимание на площадку. Там хозяева понемногу склоняли чашу весов в свою пользу. Естественно, болельщики надрывались, скандируя то «Дизель!» «Дизель!», то «Шайбу!» «Шайбу!». Ну и мы с Таней не отставали, так что ближе к концу игры малость охрипли.

Наши вели — 3:1, когда за пару минут до финальной сирены на льду случилось ЧП. В этот момент наш нападающий рвался к воротам соперника, защитник подцепил его клюшкой, и потерявший равновесие форвард со сей дури влетел в голкипера «Сибири».

— Ух-х, — раздалось над стадионом.

Раздался свисток судьи, а хоккеисты разом склонились над распластавшемся на льду и не подававшим признаки жизни вратарём. Главный судья тем временем жестами призывал кого-то со скамейки запасных «Сибири». Оказалось, доктора. Невысокий толстячок ловко перевалился через борт, и мелкими шажками, но быстро засеменил к лежавшему на льду вратарю. Тот по-прежнему лежал без движения.

— Сознание потерял, — сказал кто-то из рядом стоявших. — Ну щас понюхать дадут нашатыря, сразу очнётся.

Что там происходило на льду, видно было плохо, так как вратаря с врачом обступили игроки новосибирской команды, да и наши периодически подъезжали, чтобы справиться о здоровье пострадавшего. В том числе и Саша Серняев — второй бомбардир команды за всю её историю. Больше него только Коля Князев наколотил, который специально до сорока лет играл, чтобы превзойти рекорд одноклубника. Но это ещё будет в будущем… Пока же Серняев подъехал к нашему наставнику, начал что-то объяснять, делая головой движения в сторону ворот команды соперников, где происходило сейчас главное действо. По выражению лица хоккеиста я понял, что дело плохо, и даже расслышал, как Серняев сказал:

— … пузыри крови из рта.

Мать моя женщина, дело плохо. Скорее всего, от удара ребро сломалось и пробило лёгкое, если кровь, как сказал Саша, пузырями. И счёт идёт буквально на минуты.

— Разойдись! — заорал я бешеным голосом, и мгновение спустя уже был возле бортика.

— Э, ты куда⁈ — попытался преградить мне путь на лёд сержант из оцепления.

— Я врач.

И пока сотрудник правоохранительных органов переваривал информацию и решал, можно ли пускать на лёд вроде и постороннего, а вроде и врача, учитывая ситуацию с происходящим на площадке, я уже перемахнул через бортик и так же, как и доктор новосибирской команды чуть раньше, засеменил к группе хоккеистов, окруживших место трагедии.

— Расступитесь! — гаркнул я, протискиваясь внутрь этого живого кольца.

Дело было плохо, парень, с головы которого стянули шлем с маской, и впрямь пускал ртом пузыри. А доктор «Сибири» сидел на коленях возле пострадавшего и явно не знал, что предпринять.

— «Скорую» вызвали? — первым делом поинтересовался я у него.

— Да, кто-то из наших поехал сказать, чтобы позвонили, — пробормотал он, и запоздало спросил. — А вы кто?

— Врач, специализируюсь на подобного рода травмах, — нагло приврал я. — Сейчас я буду применять ещё не конца апробированный, но весьма действенный метод, поэтому всем, — я повысил голос, — всем просьба не мешать.

После этого задрал на вратаре свитер, под которым оказались ещё пластиковый нагрудник (откуда-то этот термин всплыл в моей голове) и простая майка.

— Помогите снять нагрудник, только аккуратно, не слишком шевелите пострадавшего, — скомандовал я.