— Вот как? А можно я вашу шею потрогаю?
— Трогайте, — пожала она плечами, — хотя не понимаю, при чём тут шея…
— Просто хочу проверить одно своё предположение.
Ну, так и есть, щитовидка увеличена, хотя и незначительно. Тут ещё солидная жировая складка на шее, поэтому визуально определить воспалительный процесс не представлялось возможным. Но всё равно это упущение поликлинического терапевта.
Подострым гранулематозным териоидитом чаще всего страдают женщины в возрасте 30–50 лет, переболевшие вирусной инфекцией, либо носители гена HLA-BW 35, восприимчивые к вирусным заболеваниям. Похоже, моя пациентка относится к одной из этих двух категорий.
— Что там? — спросила Юрикова, когда я закончил пальпировать.
— Узелки, — констатировал я. — Нелады с щитовидной железой, а какие именно — выяснится после полного обследования.
Применять свои целительские навыки в данном случае я пока не планировал, клиническая картина для меня и так была вполне ясной, ну а дальше, после подтверждения предварительного диагноза, будет назначено соответствующее лечение.
Зато было о чём доложить Штейнбергу во время последовавшего спустя сорок минут обхода. Тот тоже пальпирует у больной в районе щитовидки, кивает:
— С предварительным диагнозом, пожалуй, соглашусь.
И уже позже, в коридоре:
— Полное обследование уже назначили? Как результаты всех анализов будут готовы, покажите мне на всякий случай. Интересно, какой уровень гормонов… Я в институте в СНО[1] состоял, как раз увлекался этой темой. Так что, авось какой совет дам дельный. Хотя мне кажется, что вы и без моих советов прекрасно справитесь…
На следующий день были готовы анализы. Уровень гормоны Т3 и Т4 был выше нормы, что указывало на воспалительный процесс в щитовидной железе. Гипертиреоз налицо. Составил план лечения, доложился Штейнбергу, тот мой план одобрил.
А тут ближе к вечеру сама Юрикова притормозила меня, когда я шёл по коридору из туалета в ординаторскую.
— Доктор, совсем мне плохо. В обед только кашки немного поела гречневой да компот смогла выпить. Дышу с трудом, спать боюсь — вдруг во сне задохнусь.
М-да, похоже, щитовидка неплохо так увеличилась в объёме, что уже и пища не проходит. А если это рак щитовидной? Нет, видно, придётся просканировать больной орган при помощи небесного ДАРа. Даже если я не ошибся в своём предварительном диагнозе, и это не какой-нибудь рак щитовидной железы, то человеку в любом случае худо. А ну и впрямь задохнётся? Зачем мне такой первый летальный исход в начале моей врачебной карьеры? Пусть даже она у меня уже вторая. В той жизни трупов было достаточно, хотя по большому счёту ни в одной из смертей моей прямой вины не было. Ладно, поможем бабушке… Сказал дедушка, хмыкнул я про себя.
Приглашаю её в процедурную, закрываюсь изнутри, предупредив на всякий случай Лену, что в ближайшие минут пятнадцать-двадцать я буду занят. Она кивает, но по её глазам ясно, что она не совсем понимает, что я собрался делать с пожилой женщиной в процедурной. А я объяснять не хочу, неохота ничего придумывать — правду-то я всё равно сказать не смогу.
Прошу Юрикову лечь на кушетку, где обычно проводятся всякого рода перевязки. Чтобы не волновалась, задаю отвлекающий вопрос:
— Семья у вас большая, Степанида Георгиевна?
— Трое детей, ещё двое померли младенцами. Внуков семеро.
— И небось все разъехались?
— Старшая дочь в селе живёт, за односельчанина вышла, трое детей у них.
— А имя у вас какое необычное, почему вас Степанидой назвали?
— Так это в честь бабки, — сипит она. — Доктор, а вы что хотите делать? Укол?
— Массаж. Специальный массаж щитовидной железы, во время которого вы можете почувствовать лёгкое тепло. Это новая методика, поэтому просто расслабьтесь и… И лежите смирно.
Я засёк время, когда начал свои манипуляции, а когда вышел из безвременья, вытирая рукавом халата выступившую на лбу испарину, оказалось, что прошло всего девять минут с хвостиком. Не только просканировал, но и вернул щитовидку в нормальное состояние. Прикинул, что на восстановление энергии понадобятся где-то сутки, и остаток дня с чистой совестью я могу просидеть в ординаторской на диванчике.
А вообще стал замечать, что с каждым разом времени на восстановление сил уходит всё меньше. Понемногу, но меньше. Словно бы я преодолевал уровень за уровнем в компьютерной игре, прокачивая своего героя. Может, через пару лет я смогу лечить четвёртую стадию рака чуть ли не по щелчку пальцев? Ну или хотя бы лет через десять?
Ой, не загадывай, Арсений, а то для таких мечтателей поговорка есть: «Человек предполагает, а Бог располагает». Поглядят в небесной канцелярии, что я тут лечу всех налево и направо, что из-за меня Земле грозит перенаселение, почешут репы и решат браслет у меня изъять. Ну или как-то его дезактивировать. А то и меня самого. Бр-р-р-р…
— Доктор, — тихим голосом вернула меня в действительность Юрикова, осторожно ощупывая шею. — Вы с меня только что словно тугой ошейник сняли. Я теперь снова могу нормально дышать.
— Не только дышать, но и есть, — сказал я устало. — Только я вас попрошу о массаже особо не распространяться, так как это новая, ещё официально не зарегистрированная методика, и за её применение я могу получить нагоняй.
— Конечно, — округлила глаза женщина, прижав руки к груди. — Конечно, я буду молчать, как рыба!
— Я вам верю, Степанида Георгиевна.
Сейчас мы были похожи на двух подпольщиков, готовящих заговор против какого-нибудь царского сатрапа. Ну а что, зачем мне лишние вопросы от вышестоящего руководства? А тут мы с пациенткой договорились, что диагноз остаётся прежним, и лечение будет проводиться согласно стандартным схемам.
— Вообще вам не помешает подлечиться, — говорил я Юриковой чуть ли не на ухо, провожая её в палату. — Будем проводить щадящие процедуры. Капельницы оздоровительные и всё такое.
Закрыв дверь палаты, я направился было в ординаторскую с намерением прилечь или хотя бы присесть на диван, а то ноги после сеанса исцеления слегка подрагивали, как услышал голос Лены:
— Арсений, тут тебе какой-то Гришин звонил, пока ты в процедурной был. Сказал, что перезвонит через десять минут, как раз уже сейчас должен.
— Гришин? — переспросил я. — Ну давай подожду.
Я только присел на кушетку рядом с постом дежурной, как заверещал телефон. Лена подняла трубку, покосилась на меня:
— Да, здесь, сейчас передам.
Я взял трубку, услышало в мембране знакомый голос:
— Арсений Ильич, добрый день! Это Гришин. Звоню напомнить, чтобы вы не забыли посмотреть завтра по телевизору концерт из Кремлёвского Дворца съездов. Наш хор исполняет две ваших песни «Выйду ночью я в поле с конём» и «Ты неси меня, река». Изначально вместо одной из них рассматривался вариант с песней «Отчего так в России берёзы шумят», но редактора не устроила строчка, где поётся про оторвавшийся с ветки берёзовый лист. Сказал, что это могут воспринять в контексте отрыва гражданина от общества, или вообще от линии партии. Чушь, конечно, но переубедить мне его не удалось. Впрочем, грех обижаться, две песни прозвучат, одна в первом отделении, вторая — во втором. Трансляция торжественного заседания начнётся в 17 часов, а после неё сразу показывают концерт. У вас есть где посмотреть?
— У соседей есть телевизор. А как публика приняла ваше выступление?
— Хм… Пусть это станет для вас приятным сюрпризом, — я прямо-таки видел его довольную улыбку. — Кстати, в песне «Ты неси меня, река» мы кое-что изменили по сравнению с тем вариантом, который вы видели. И это вызвало, скажу вам, большой эффект. Подробности позже, при личной встрече. А второй повод, по которому я вам звоню… Помните, мы говорили насчёт Семибратова? Ну, который председатель Облпотребсоюза… У вас 14-го числа выходной?
— Это воскресенье? По идее да, выходной.
— Вот и прекрасно! Андрей Васильевич готов прислать за вами в Сердобск автомобиль с личным водителем. Обратно вас тоже отвезут в тот же день. Устроит вас такой вариант?
