Леонард стоял в просторном кабинете доктора Ричарда Кроуфорда, главного хирурга лаборатории. Это был человек с седыми висками и проницательным взглядом, который повидал многое и не принимал поспешных решений.

– Доктор Кроуфорд, – начал Леонард уверенным голосом, но скрытая напряженность отражалась в каждом слове. – Вы знаете, что эта лаборатория – любимое детище моего отца, и я могу просить о любом эксперименте, о любой процедуре, которую сочту необходимой.

Доктор Кроуфорд, скрестив руки на груди, посмотрел на Леонарда с лёгким подозрением.

– Мистер Грейвс, мы находимся лишь на стадии разработки этой технологии. Такая операция ещё никогда не проводилась на человеке. Вы должны понимать все риски.

Леонард, сохраняя хладнокровный вид, подошёл ближе.

– Я знаю обо всех вероятных исходах, доктор. Но не зря вас пытался переманить Джозеф Кинг. Вы лучший в своём деле. К кому ещё я могу обратиться, если вы единственный во всем мире способны помочь мне?

Кроуфорд вздохнул, понимая, что спорить бессмысленно. Он видел решимость в глазах Леонарда, упёртость, граничащую с отчаянием.

– Вы должны быть уверены, что это то, что вам действительно нужно, – сказал он тихо.

Леонард почувствовал, как его напористость дрогнула, и в голосе засквозили оттенки отчаянья.

– Доктор, я умоляю вас. Это мой единственный шанс на нормальную жизнь. Я беру на себя всю ответственность, если что-то пойдет не так. Вы можете не беспокоиться о рисках. Попытка будет удачной, она должна быть удачной.

Ричард Кроуфорд долго смотрел на Леонарда, взвешивая все за и против. Наконец, он кивнул.

– Хорошо, мистер Грейвс. Мы сделаем всё возможное. Но прежде мне нужно осмотреть вас.

Доктор пригласил Леонарда сесть на кушетку, освещенную ярким светом. Тот, скрывая волнение, осторожно сдвинул брюки до колена, обнажая блестящий протез, заменявший потерянную в катастрофе ногу. В комнате повисла тишина, нарушаемая лишь монотонным звучанием вентиляции.

Доктор подошёл ближе, и сосредоточился на креплении. Взгляд Кроуфорда был внимателен и сконцентрирован. Коснувшись края протеза, он ощутил гладкую поверхность металла. Аккуратно проведя пальцем вдоль стыка, где искусственная нога соединялась с бедром, он пристально изучил детали конструкции и поврежденную конечность. Закончив осмотр, доктор выпрямился и поднял взгляд на Леонарда. Голос Кроуфорда оставался спокойным, но в нём послышалась нотка тревоги.

– Вы действительно уверены, что хотите пройти через это? – спросил он. – Мы говорим о процедуре, которая не имеет прецедентов.

Голос Леонарда был ровным и решительным.

– Доктор, я повторюсь. Я знаю о рисках и буду благодарен за простую попытку. К тому же, это операция поможет в ваших исследованиях, не так ли?

Задумавшись, будто эта мысль раньше не приходила ему в голову, доктор Кроуфорд кивнул.

– Последние эксперименты прошли весьма успешно. Я думал, что готов, мистер Грейвс. Это вмешательство – первое из своего рода, но я сделаю всё, чтобы справиться.

Лицо Леонарда озарила улыбка.

– Я благодарен вам, доктор. В данный момент вы – мой единственный шанс… а я – ваш.

Ричард Кроуфорд положил руку на плечо Леонарда:

– Давайте их используем.

Леонард пришел в себя с ощущением, будто только что родился заново. Воздух источал запах антисептика и стерильности, голова ещё кружилась, но сознание стремительно возвращалось. Он попытался пошевелить пальцами правой ноги, и лёгкое покалывание постепенно переросло в приятное тепло. Пальцы послушно откликнулись, отчего глаза Леонарда округлились от изумления и восторга.

Он осторожно провел рукой по гладкой коже, не обнаружив ни единого шрама, ни следа операции. Нога выглядела и ощущалась как настоящая, органичная составляющая его тела, в которой не осталось и тени напоминаний о потере. Леонард медленно сел, и поставив обе ноги на холодный пол, поднялся. Новая конечность поддавалась каждому движению, словно всегда была его неотъемлимой частью.

– Мистер Грейвс, вы должны быть осторожны, – сказал доктор Кроуфорд с большого экрана, висевшего напротив кровати. Его голос звучал сдержанно, но в глазах мерцал огонь интереса и не скрываемой радости. – Реабилитация займет какое-то время, прежде чем вы привыкнете пользоваться новой ногой. Не спешите.

Леонард поспешно кивнул, но его внимание было полностью поглощено удивительными ощущениями. В груди разгорался огонь эйфории. Каждое движение, каждый шаг – всё это было новым опытом, но одновременно казалось таким привычным. Он делал движения осторожно, словно ребенок, только что начавший ходить, и чувствовал, как новая нога, живая и сильная, поддается его воле.

– Доктор, это чудо! – голос Леонарда дрожал от льющихся через край эмоций. – Я не верил, что это возможно, но теперь…

Он замолчал, не в силах выразить словами захлестнувшую его бурю чувств. В этот момент весь мир сузился, оставив в центре непередаваемые яркие ощущения от предвкушения безграничной свободы. Кровь била в висках, сердце бешенно стучало, а глаза сияли, отражая внутреннее солнце. Все, что было прежде, казалось далеким и неважным. Теперь у него появилась новая нога, а с ней – новая жизнь, полная возможностей.

Когда Леонард вернулся к повседневной жизни, она словно засияла новыми красками. Даже воздух будто бы наполнился свежестью, а реальность восстала из мрака и стала источать чистую, несмолкаемую музыку. Каждый день стал похож на пиршество ощущений, в котором любое движение вызывало всплеск эндорфинов и желание использовать возможности своего тела по максимуму. Леонард хотел вновь почувствовать вкус свободной и беспечной жизни, но больше всего на свете его сердце стремилось вернуться на теннисный корт, по которому он скучал все то время, пока хромота и протез удерживали его вдали от любимого спорта.

Одним из его давних партнеров по теннису был Карлос, худощавый и выносливый мужчина с неукротимым азартом в глазах. Он был великолепным и достойным противником, чья стойкость и мастерство неизменно подогревали дух соперничества. Именно Карлос стал первым свидетелем возвращения Леонарда на корт, когда тот вновь решил взять в руки ракетку.

– Нога перестала болеть, – говорил Лео, улыбаясь и уклончиво избегая истинных объяснений. В его глазах блестел лукавый огонек, который не давал партнеру по теннису углубляться в расспросы.

Наконец-то Леонард вернулся, и Карлос не в силах был скрыть охватывающую его радость. Все остальные игроки на корте казались ему детьми по сравнению с Грейвсом, не способными даже и близко приблизиться к тому уровню игры и страсти, который был тому присущ.

Лео вновь взял ракетку в руки, чувствуя лёгкость и уверенность в каждом движении. Он и Карлос обменялись красноречивыми взглядами.

– Ты готов? – спросил Карлос, подбрасывая мяч в воздух. Его вопрос прозвучал как вызов.

Леонард кивнул, чувствую, как его мышцы напряглись в ожидании первого удара. Сердце колотилось, словно барабан, а в груди поднялась волна адреналина. Игра началась.

Когда в сторону Леонарда полетел мяч, ракетка встретила его с приятным сопротивлением, и тот стремительно вернулся на противоположный конец корта. Лео ощущал каждое движение своего тела, как будто был на пике физической формы. Он ловко отбивал, бросался из стороны в сторону, будто никогда не знал ни боли, ни ограничений. Игра превратилась в танец, в которой каждый удар и рывок Леонарда символизировал вновь обретенную свободу.

После партии в теннис, уже за рулем своего порше Леонард вспомнил те времена, когда его шаги были скованны болью, а под безупречным покроем брюк скрывался протез. Как же все-таки ловко ему удалось провести всех, оправдывая медлительность и хромоту последствиями аварии. Никто, кроме преданного управляющего по хозяйству, не знал действительного положения дел.

Уинстон Смит всегда был рядом, как верный щит и опора, помогая скрывать тайну Леонарда. Его безупречное чутье на неожиданных гостей и отменная выдержка являлись неотъемлемой частью этой постановки. Множество раз он задерживал нежданных гостей, даря Леонарду драгоценные минуты, чтобы подготовиться, надеть протез и принять достойный вид.