Ведь не будет же он, Таволгин, солидный и серьёзный человек опираться на собственную интуицию и сомнительную память, плавающее сознание в рамках не только одного своего земного существования. Глупо и бездоказательно.

Но, во всяком случае, следует попробовать убедить, пусть пока одного пассажира, в том, что следует, как-то разобраться в происходящем. Тем более, он с Алексеем не близко и не так долго был знаком, в том мире, где находится Москва, относительно новый микрорайон и пустырь с прудом.

Послышался лёгкий стук в дверь, и в номер вошла симпатичная девушка. Она сказала, обращаясь к Таволгину:

– Здравствуйте! Я – Эльза Мильхман. А как ваше имя и отчество?

– Здравствуй, Маргарита! – ответил Таволгин. – Ты такая же немка Мильхман, как я эквилибрист или, допустим, балерина.

– Вы шутите? – переспросила его девушка. – Какая ещё Маргарита?

– Я теперь тоже всё понял, – широко раскрыл глаза Алексей. – Ты – Рита Щеглова. Мы с тобой соседи, живём не только в одном доме, но и наши квартиры расположены на одной лестничной площадке. Девятый этаж.

Девушка присела в кресло, обхвати голову руками. Она, явно, что-то пыталась вспомнить, и явно, что полезное мелькнуло в её памяти.

Потом она встала с кресла, подошла к иллюминатору. Глядя на океанские волны, только и произнесла:

– Ничего не понимаю! Как я здесь очутилась, представить себе не могу. Куда направляюсь и откуда?

Эльза-Маргарита снова села в кресло.

Побарабанив пальцами по крышке столика, Таволгин назвал девушке свою фамилию, имя и отчество.

Он напомнил Маргарите, как она совсем недавно, находилась на пустыре. Рассказал, о той самой стёжке в зарослях тальника и ольхи, по которой они и проникли на Землю-42, если точнее, то на борт океанского лайнера «Дриада». Почему данная планета с известным названием имеет такой номер, им было не понятно. Но этой информацией они владели. Скорей всего, она пришла к ним извне, спонтанно. Так бывает.

У бородатого старика не полностью, но частично начала восстанавливаться память. Он рассказал Щегловой о том, кто он сейчас. А что касается их, то они – всё те же молодые люди, какими он встретил там, на пустыре.

Он поспешил объяснить, почему не может их пригласить их в свою каюту. Таволгин был абсолютно уверен в том, что всё у него там прослушивается и просматривается. Не исключено, что и здесь может быть точно так же. Но, в конце концов, рисковать надо. Алексей и Маргарита должны знать, кто они на самом деле.

Озорно глянув на странного старика, Эльза-Маргарита задорно засмеялась:

– Прямо вы мне, Виктор Захарович, какие-то странные истории рассказываете.

– Ничего странного, – серьёзно заметил Алексей. – Теперь и я начал кое-что вспоминать. Ты должна знать, Маргарита, кто ты. Но только я не могу понять, почему мы находимся здесь.

– Я начинаю понимать, что не очень добрые люди вмешались в наше сознание и перепутали в нём всё, – сделал предположение Таволгин. – Но если мы начали понемногу становится сами собой, то это уже не так и плохо. Мне тоже, как говорится, необходимо прийти в себя. Ведь здесь – я совсем другой человек.

– Ты, наверное, тоже потеряла свой сотовый телефон? – поинтересовался у девушки Алексей. – Здесь таких приспособлений я не у кого не видел.

– Сотовый телефон? – удивилась Маргарита. – Что это такое?

– Это приспособление для общения на расстояние одного человека с другим, – пояснил Сафаров. – Вероятно, здесь они не практикуются.

– Понятно, – сказал Таволгин. – Вероятно, на теплоходе «Дриада» и на острове Совершенство такая форма общения не принята.

– У меня от такого вороха новостей сразу же разболелась голова, – сказала Эльза-Маргарита, потирая виски. – Я пойду к себе в каюту. Немного полежу. Ничего не понимаю. Наверное, морская болезнь.

– Да, Рита, иди! – сказал Сафаров. – Я уверен, ты если не всё, то кое-что вспомнишь.

– И мы, в конце концов, придумаем, каким образом нам сбежать отсюда, из этой комфортабельной тюрьмы, – сказал Виктор Захарович.– Если бы я только знал, зачем мы здесь. Не могу даже представить себе, что мы здесь делаем. Насколько я помню, мы должны выручить из беды тех, кто в неё попал. Но не здесь же, на «Дриаде»! Я, всё-таки, думаю, что морские туристы в этом не нуждаются. Отдыхают.

– Но нам на этом судне, – сказал Сафаров, – абсолютно нечего делать. Теперь я начинаю кое-что понимать.

Щеглова-Мильхман встала с кресла и, слегка покачиваясь, вышла из каюты.

Вопросительно посмотрев на Таволгина, Алексей сказал:

– Пусть вы помните, Виктор Захарович, теперь уже больше, чем мы с Маргаритой, но ваша память и личность раздвоились основательно.

– Это не моя вина, – предположил Таволгин. – С нами, как и со всеми остальными на судне, кто-то очень хорошо поработал. Человек с плавающим сознанием – почти зомби.

– Но только что вы говорили, что под влияние негативных сил попали только мы, а все остальные – только отдыхающие. Вы постоянно противоречите себе.

– Не обращай внимания. Ты же видишь, что не только моё сознание, но и суть раздвоилась. Но я способен выйти из этого состояния.

– Вы, получается, Виктор Захарович, в этом мире, на самом деле, профессор?

– Конечно, Алексей. На этом судне «Дриада», на Земле-42 я, именно, учёный. С богатой биографией. Вроде как, довольно известная личность.

– Но постарайтесь не забывать о том, что здесь мы с вами – всего лишь, пришельцы. Мы даже не должны находиться в этом мире, Виктор Захарович. Мы попали в плен. Нам кто-то мешает покинуть судно «Дриада» и попасть туда, где необходима наша помощь.

– Мне кажется, что не нам уже решать, где мы и в качестве кого должны находиться. Надо просто попытаться прийти в себя, Алексей. Но мне очень сложно это сделать. У меня в этом мире совсем иная биография. Она давит на меня, заставляет верить в небылицу. Хотя, впрочем, это тоже, наверное, всё очень реально.

– Давайте, всё же, поднимемся на палубу, – предложил Сафаров. – Свежий морской ветер нам обоим не помешает.

Таволгин встал с кресла, и они вышли из каюты.

На палубе не наблюдалось особых перемен. Отдыхающие наслаждались морским пейзажем, да матросы, то и дело, проходили мимо Таволгина и Сафарова. Они стояли почти у самого борта и продолжали разговор.

В своих рассуждениях Виктор Захарович был не последователен. Ясно, что ему было не очень-то легко абстрагироваться, оторваться от своей вымышленной (но, может быть, и реальной) биографии.

– Пускай я буду, с твоего позволения, называться профессором геронтологии и, наверное, медицины, Алексей, – сказал он.– Так проще мне и тебе воспринимать действительность, ту, в которой мы находимся. А я всегда боролся, в своё время, за растущее долголетие человека.

– О-о-о! – только и произнёс Сафаров. – Это очень хорошо… А я вот, как был газосварщиком, так им и остался. Несправедливо получается.

– Почему ты так считаешь?

– Вы вдруг стали профессором, известным учёным, а мне… не довелось. Впрочем, я шучу. Меня, вполне, устраивает моё положение.

– Я понимаю, Алексей, что ты шутишь. Но моей вины в том нет, что я изменился.

– Вот и Маргарита стала вдруг немкой Эльзой Мильхман. Как я понял, она, вообще, ничего не может вспомнить.

– Но, в любом случае, мы теперь, все трое – совсем не то… Не первоначальные, что ли, люди. Изменения отразились на нас.

– Мы клоны?

– Нет, конечно же! Никаких клонов в природе не существует. Всё в Мироздании индивидуально, и, вместе с тем, и едино. То, что я сейчас тебе расскажу о себе, пожалуйста, не воспринимай в качестве старческого бреда.