– Это… – Фридрих показал на открытую, с его стороны, дверь кабины. Ее не было, она растворилась во тьме.
– Дверь вырвало? Когда успело? Все, теперь меня точно уволят.
– Нет, – Фридрих не узнал свой голос, – дверь не вырвало, – он погрузил правую руку во тьму и ее будто стер невидимый ластик. – Ты это видишь?
Фридрих втянул руку в кабину, не согнув в локте, а отведя плечо назад, как будто это была не рука, а ветка или палка. Рука была на месте, пальцы шевелились, кисть сгибалась и разгибалась. Он снова погрузил руку во тьму, нащупал открытую дверь, потянул на себя и захлопнул. Фридрих с силой ударил себя ладонью по щеке, еще раз и еще. Щека покраснела, верхняя губа треснула и окрасилась кровью.
– Нет, это не сон, – пробормотал Фридрих. – Ганс, скажи мне, что это не сон?
Водитель вжался в кресло и от страха по-коровьи хлопал глазами.
– Нужно выйти… – с обреченностью в голосе сказал Фридрих. – Я отвечаю за груз. Я… старший.
Ганс не откликнулся.
Как бы раздумывая, Фридрих медленно открыл дверь, несколько раз глубоко вдохнул, задержал дыхание, опустил ноги на землю и не почувствовал привычного ощущения опоры, давления земли на ступни. Оперевшись руками в сидение, готовый, если что повалиться на спину в кабину, Фридрих выбрался из повозки и повис в пустоте. Не как кукла на веревочках или воздушный шар, раздутый горячим воздухом, а пылинка, не имеющая веса и объема, заметить которую можно только в солнечном луче. Фридрих распрямил плечи и постарался унять дрожь в коленях, каждое мгновение ожидая падения в тартарары, но этого не происходило. Фридрих повернулся всем телом к повозке. Его голова находилась на привычном уровне над кабиной, как если бы он стоял рядом с ней на земле. Услужливое сознание, цепляющееся за привычное, подсказало детское воспоминание о летнем развлечении, нырянии в очерченный камышом глубокий пруд. Дети прыгали с разбега, на спор, кто дольше просидит под водой. Погрузившись на дно, мальчик Фридрих открывал глаза, и вода бурого цвета щипала их. Мягкий ил приятно уминался ногами и пальцами рук, уши закладывало, кожа покрывалась пупырышками. Мальчик Фридрих чувствовал себя неотъемлемой частью живого мира. Когда легкие начинало жечь, он отталкивался ногами от дна, проталкивал свое тело руками сквозь толщу воды и показывался на поверхности водоема как новорожденный. Солнечный свет, словно руками бабки-повитухи принимал его в объятия.
Фридрих видел Ганса, застывшего в слабо освещенной кабине. Как желток окружает зародыш цыпленка в курином яйце, мутный свет окружал Ганса. Повозки не было видно. Ее металлические, деревянные и резиновые части, скрепленные болтами и заклепками, растворились во тьме, так сахар растворяется в черном напитке из цикория. Фридрих опустил глаза, надеясь увидеть свое тело, но ничего не увидел. Повинуясь электрическому импульсу, его рука, не видимая Фридрихом, согнулась в локте и услужливо поднесла указательный палец ко рту. Фридрих укусил его и почувствовал боль. Он вытянул руки перед собой и нащупал железную крышу кабины. Перебирая руками по корпусу повозки, как слепой, на ощупь, Фридрих добрался до металлического ящика, прикрепленного к кузову, снял с шеи ключ на веревочке, открыл навесной замок ящика и вытащил опломбированный мешок. Боясь отпустить невидимый борт, Фридрих пошел назад, к кабине. Волосы встали дыбом на голове у Ганса, когда он увидел возникший из ниоткуда обрубок руки, державший мешок. Фридрих опустил мешок на свое сидение. Сделав дело, сохранив, как ему казалось, доверенный груз, Фридрих ощутил накатившую волну смертельного ужаса. Он осознал, что ничего не слышит, не различает запахов. Фридрих открыл рот и закричал, почти выплевывая свои легкие, но Ганс не обратил внимания на крик. Фридриху пришло в голову, что так выглядит жизнь души после смерти. Он лихорадочно пытался сообразить, когда это случилось, в какой момент он умер, но не мог вспомнить. Фридрих перебирал в уме события этого дня. Старший смены выдал им, в запечатанном конверте наряд, затем Фридрих получил оружие и расписался в журнале, Ганс возился со своим драндулетом, залил воду и разжег дрова в топке. Что было потом? Ганс отогнал повозку под погрузку. Заехал задом в бетонный отсек, грузчик открыл своим ключом железный ящик и вложил в него опломбированный мешок, закрыл ящик и постучал по кабине, Ганс поехал к воротам базы. Фридриху стало легче, он нашел опору, перебирая воспоминания, как монах перебирает четки. Что было дальше? Они ехали по дороге и трепались обо всем на свете: бабы, спорт, деньги, начальство, работа, охота, цены. Фридрих закрыл глаза и постарался сосредоточиться, погрузиться как можно глубже в свой внутренний мир. Опасное место – лагерь беженцев среди холмов. Фридрих остановился на этом воспоминании, вертя его то вправо, то влево. Нет, ничего не произошло на том участке дороги. Фридрих выронил мысли-четки, ниточка порвалась, и бусины рассыпались по полу. Теперь их не собрать. Стой! Вспышка света! Фридрих открыл глаза и вытаращился во тьму. Вспышка света, осветившая землю и небо. Что это было? Фридрих пытался отыскать в уголках памяти что-то похожее, хотя бы отдаленно, но не находил. Ни один источник света в его мире не мог осветить и небо, и землю так ярко. Фридрих подумал о том, какого размера должен быть газовый фонарь. Нет, не то. Свет все равно был бы тусклым, приземленным. Фридрих вспомнил прошлого водителя Мартина. Он умер не таким уж и старым. Кровоизлияние в мозг. У мертвого Мартина было сосредоточенное посиневшее лицо и почерневшие уши. Фридрих подумал, что лопнувший сосуд мог осветить сознание Мартина такой же вспышкой. Или не мог? Кто его знает, что происходит в этих проклятых мозгах. Фридрих заглянул в кабину, ожидая увидеть незамеченное им свое собственное мертвое тело.
Ганс сидел, откинувшись на спинку кресла, его руки вцепились в руль мертвой хваткой, шею опоясывала красная тесьма, на груди расплывалось кровавое пятно. Взгляд Фридриха заметался по черному пространству рядом с кабиной, он искал душу Ганса, покинувшую мертвое тело. Если он, Фридрих, перешел в духовное состояние, но при этом осознавал себя, мыслил и вспоминал прошлое, значит и Ганс где-то рядом, стоит и не знает, как быть дальше. Фридрих закричал и замахал руками, надеясь привлечь внимание души водителя. Вокруг все также была тишина и тьма, а в кабине мертвое тело водителя. Фридрих похлопал себя по карманам, как будто его, Фридриха, мертвое тело могло закатиться за подкладку или незаметно выпасть на дорогу и лежать в пыли. Нужно было что-то делать, и Фридрих решил добраться до тела Ганса. Ощупью он обошел кабину и наткнулся на открытую дверь водителя. Фридрих выволок Ганса из кабины, мертвое тело исчезло во тьме, и сел за руль, слепо уставившись в лобовое стекло. Справа что-то жужжало, негромко, но настойчиво. Фридрих скосил глаза, опломбированного мешка на пассажирском сидении не было. Жужжание стихло. Фридрих заглянул под пассажирское сидение, за него, мешок исчез. Жужжание повторилось, стало громче и оборвалось. Фридрих подумал о том, что это был первый звук, который он услышал после того, как выбрался из кабины. Он осмотрелся. Нет, это было не механическое жужжание парового механизма. Наверное, этот звук издавала большая зеленая муха-трупоед. В полете она быстро махала крылышками и жужжала, а когда садилась, затихала. Где она? По ту сторону жизни залетают мухи? Или это ад, и начались вечные мучения? Одна из казней божьих, песьи мухи. Жалящие и грызущие плоть серые твари. Или зеленые? Скорее всего – зеленые. Почему зеленые? Жужжание повторилось. Фридриху показалось, что муха села на ухо. Сложив ладонь горстью, он схватил муху, поднес кулак к уху и прислушался. Тишина. Фридрих разжал кулак, мухи не было. Снова жужжание. Муха села на Фридриха и полезла в ушную раковину, царапая нежную кожу. Он сунул указательный палец в ухо, стараясь выковырять назойливое насекомое, но не успел, она настойчиво лезла дальше, протискиваясь через узкие лабиринты, связывавшие ухо и мозг. Еще немного и муха проникнет в черепную коробку. Фридрих поднял брови и сощурил глаза, ощущая каждое движение мухи. Нет! Это не насекомое! Это мысль. Чужая враждебная мысль. Бывают мухи-мысли? Или лучше сказать мысли-мухи? Фридрих обхватил голову растопыренными пальцами и сжал, что есть силы. Внутри черепа уже была не одна муха, а десятки. Мысли-мухи царапали своими шершавыми лапками мозг Фридриха, с мерзким жужжанием чистили крылышки, спаривались и откладывали яйца. Десятки, сотни желтых яиц, наполненных гноем и личинками. Фридрих закатил глаза, согнул шею и затряс головой, как будто пытался избавиться от воды, затекшей в ухо во время купания в озере. Не помогло. Фридрих высунул голову из кабины и погрузил во тьму, в надежде, что она растворится там вместе с мухами. Не сработало. Мысли-мухи плодились, жрали мозг, гадили и снова плодились. Фридрих стянул сапог с правой ноги и снял носок. Дотянулся до ружья, упер ствол в подбородок и нажал на спусковой крючок большим пальцем ноги.
