– Разве? А, да, не сказал.

И снова – лукавый взгляд, дерзкая поза с безукоризненно прямой спиной. Слишком манерные движения тонких пальцев, поправляющих пожелтевший цветок.

– Я представлюсь. Это было бы честно, учитывая обстоятельства нашего знакомства. Хотя, много ли значит имя в сравнении с тем, что и кого я доверяю Вашему…

– Карл!

Женский голос. Дыхание – прерывистое, тяжёлое, толчками вырывающееся из груди. Громкий шёпот, отражающийся от стен.

– Карл! Вы здесь?

Старик немного сгорбился, его лицо посерело. Руки и ноги он начал бесшумно подтаскивать к корпусу, с тревогой глядя на дотлевающий у «пепельницы» окурок.

– Кто это? – Я произнёс фразу одними губами, но собеседник содрогнулся и, напрягая зрение, начал торопливо царапать едва пишущей ручкой клочок бумаги.

«Лиза. Прошу. Избавьтесь».

Лиза – не то подруга, не то секретарь, не то ученица. Кажется, из пансионата для пожилых. Лиза, которую он так боялся расстроить. Очевидно, верная, добрая и смышлёная девушка, не желающая смиряться с его исчезновением.

Мне предлагалось её обмануть. Спровадить, кривляясь, как в отупляющем ситкоме, прикрывая спиной дверь кабинки и покашливая, если Карл будет шуметь.

Я твёрдо решил этого не делать. Помочь пожилому человеку, выслушать его, стать попутчиком, которому всё доверишь прежде, чем исчезнуть – не вопрос, но лгать, ранить и хитрить – ради чего?

Я начал подниматься, вслушиваясь в дробное позвякивание её каблуков. Взялся за ручку, не понимая, собираюсь я бежать или хочу понаблюдать за их встречей. Возможно, я даже мог бы скромно и тихо принять её благодарность за участие и заботу: в конце концов, мне редко удавалось сделать что-то стоящее, а спасти жизнь…

Я ощупал карманы, понял, что оставил на полу сигареты и обернулся.

Карл плакал, прижимая ко рту платок. Его глаза покраснели, челюсть слегка дрожала, белые пальцы скрючились и застыли. Перевязанная рука тянула старика к полу, и он понемногу кренился влево, больше не следя за собой.

Сейчас он выглядел хуже, чем в те минуты, когда умирал.

«Я не хотел расстраивать её, причинять боль…».

Чёрт побери, Карл! Чёрт!

Я закурил, поправил рубашку и вышел, поплотнее прикрывая за собой дверь.

Увидев меня, Лиза инстинктивно сделала полшага назад. Её глаза блестели, щёки покрывали розоватые пятна, с плеча вот-вот должен был сорваться шарф. Я представлял её тихой, кроткой сиделкой в платье в мелкий цветочек с белым воротником, в тупоносых туфлях с перемычкой, с умиротворяющей улыбкой на бесцветном, приятном своей простотой лице. Удивительно, как много шаблонов жило в моей голове до этого дня – не регистрируемых сознанием, независимых от моего желания.

Штаны из слегка потрескавшегося кожзама, армейские ботинки, пальто, схожее с шинелью, снабжённое стилизованными эполетами, толстый шерстяной свитер. Иссиня-чёрные волосы отстрижены по скулы, на голове – картуз. Дочь Щелкунчика с картинок в детских книжках, воинственная и прекрасная.

– Какая же я дура! – Она потянула носом, посмотрела точно мне в глаза и достала измятую сигаретную пачку. – Испугалась мужчины в мужском туалете. Извините.

Я слегка покачивал головой из стороны в сторону и подбирал слова. За дверью дальней кабины разливались нетерпение и страх, и я чувствовал, что они вот-вот упрутся мне в спину.

– Вы кого-то ищете?

– Да. Своего…

Теперь она глядела куда-то за меня, очевидно, не зная, с чего начать.

– Я работаю в пансионате для пожилых людей. Одиноких. У нас пропал клиент. Сбежал.

– О… Я думал, к вам обращаются, когда уже не могут бегать.

Шутку она не оценила. Нос покрылся полукружьями тонких складок.

– Карл поактивнее нас с Вами, можете поверить. Я ищу его уже несколько часов.

– Вы одна? Вам не помогают охранники или гвардейцы?

– Нет. Я решила пока сохранить это в тайне. Иначе администрация разозлится. С ним могут разорвать контракт. Тогда он останется без дома.

– Он уже убегал? – Я прислонился поясницей к умывальнику, закурил и подкурил ей. Кажется, мы утратили чувство времени и страха: застань нас кто-нибудь прямо сейчас, пришлось бы платить штраф. Не уверен на счёт неё, но у меня денег почти что не было.

– Нет. Но я знала, что хотел бы. Он такой бунтарь. Как будто подростка заперли в старом теле.

Её глаза наполнялись мелкими золотыми вспышками, стоило заговорить о нём. В уголках губ наметились первые морщинки. Думаю, Лизу и Карла связывало множество улыбок, шуточек «для своих» и авантюр, о которых он ни за что не расскажет.

– По-Вашему он нормален?

Я осёкся, понимая, насколько подозрительным и бестактным кажется мой вопрос.

– Я теряю время.

Она сжала челюсти, намотала шарф на тонкую, жилистую шею, ещё раз обвела взглядом коридор и начала проверять кабинки, осторожно, почти бесшумно толкая дверь за дверью.

Последняя дверь. Несколько секунд, чтобы принять окончательное решение. Почему я боюсь последствий?

– Вы очень красивая.

Она успевает дотронуться до ручки кабинки. Дверь приходит в движение, слегка подаётся назад и возвращается в короб.

– Я всегда веду себя, как дурак, когда мне нравится женщина. Вы появились тут, и я решил… Я… Лиза, простите. Всё вышло как-то не так.

Она поджимает губы, смотрит на меня, приподняв подбородок, гордо, как мститель. Поза – героическая, странно сочетающаяся с её невесомой фигурой.

– Решили, что здорово склеить девушку в мужском туалете? Да Вы в отчаянии.

Язык острый, слова – справедливые, злые. Совсем как те, что иногда вырываются у Карла.

Она нашаривает дверную ручку, не отводя взгляд. Я понимаю, что следовал за ней всё это время, отворачиваюсь к кранам, смиряясь с поражением, и набираю воды в ладонь, чтобы умыться. Но что-то меняется. Из кармана она выуживает маленькую записную книжку и карандаш, быстро, небрежно делает запись, вырывает клетчатый листок и протягивает мне.

– Если Вы встретите его, скажите, что я жду. Я всегда буду его ждать. И позвоните мне. Хорошо?

Мы стояли так близко, что и теперь я помню, чем она пахла: крепким табаком, напитавшейся влагой тканью и леденцами с мёдом. Она взяла руку, которую я так и не протянул в ответ, вложила в ладонь записку и согнула мои пальцы. Пару секунд я был почти уверен, что мы прижмёмся к друг другу и простоим так вечность – будто герои, что оказались по блату сразу в конце романа. Но Лиза неловко похлопала меня по предплечью, заправила волосы за уши, мельком глянув в зеркало, и широким шагом направилась к выходу.

– Эй! Вы не назвали мне ни одной приметы. Как я его узнаю?

Я измял бумажку и успел подумать, что с трудом разбираю скачущий почерк. Она развернулась на каблуках, заложив руки за спину. Покачалась, перекатываясь с носка на пятку, и едва не врезалась в мужчину, спешащего по безжалостному зову человеческого естества.

– Я не говорила Вам, как меня зовут, не так ли? А Вы откуда-то это знаете. Думаю, Вы справитесь и без моих описаний, господин Экстрасенс.

С этими словами она вышла. В коридоре стало слишком холодно, просторно и тихо.

– Что за урод тут накурил? Дышать нечем.

Я поспешно спрятал сигареты в карман и скрылся в кабинке раньше, чем в зеркалах отразился ещё один посетитель.

«Я всегда любил читать» звучит безобидно, интеллигентно. Есть в этой фразе, пожалуй, даже некий оттенок благородства. Но стоит перефразировать: «Я всегда прятался в книгах», и весь флёр улетучился, не так ли?

Прятался, это правда. От стотонного молчания родителей за столом, от насмешек в школе. От отказа первой девочки, которая мне понравилась, и двадцатой, осознавшей, что я не готов ни к браку, ни к детям. Помню, как пришёл из бара, не имея понятия, где оставил деньги и отчего болели рёбра. Тогда я не стал осматривать себя, не позвонил куда следует, а только улёгся на кушетке с книгой и проспал под ней до следующего вечера.