Подмечаю, что в самом особняке свет не горит, работает только наружнее освещение. Черт возьми, неужели отчима нет дома? Получается, я зря сюда приехала и потратила деньги на такси? Не мог же отчим уже спать лечь. Он вообще всегда предпочитал работать допоздна. Нажав пару раз на звонок видео-домофона и не получив ответа, стону вслух от отчаяния. Вот же проклятье! И где он? Развлекается с Региной, разрушив мою жизнь?! Впервые жалею, что у отчима нет кого-нибудь вроде личной охраны или постоянной домработницы, проживающей в особняке. Они могли бы мне сейчас очень помочь.

Знаю, что дом на сигнализации и имеет кодовый замок, но с тех пор, как я съехала отсюда, отчим мог уже не раз поменять ключ-код. Смотрю на сенсорный светящийся экран с цифрами и закусываю губу. Попробовать зайти и подождать его внутри? Мало ли, может он до глубокой ночи не появится. А что если сюда полиция нагрянет за ввод неверного кода? Ну, тем лучше. Помогут мне с Багримовым связаться. Набираю код, который использовала почти год назад, и с разочарованием вижу красную надпись "Доступ воспрещен". Класс. А сигнализация не сработала. Сколько же раз нужно ввести код неправильно, чтобы сработала? Не ехать же мне обратно!

Плюхаюсь на крыльцо и достаю из сумки смартфон, снова набираю отчима и в очередной раз слушаю монотонный голос, сообщающий мне, что абонент по-прежнему недоступен. Злюсь на мужчину за то, что когда мне так срочно стало необходимым поговорить с ним, он даже дома не оказался! Чертов отчим! Захожу в фотогалерею и просматриваю фотографии с Сашкой. Мы их часто делаем, когда гуляем вместе. Вот он испачкался мороженым и кривляется мне в камеру. Вот улыбается в обнимку с машинкой на фоне парка развелечений. А вот мы с ним вместе на лавочке показываем язык. Слезы текут сами по себе, я их яростно вытираю рукой и шмыгаю носом. Не хочу с ним расставаться. Интересно, как именно проходил разговор между отцом и отчимом? Отец наверняка рассказал ему про деньги за встречи с Сашкой, и что на это ему ответил Рустам Довлатович? Пригрозил, чтобы тот не брал деньги за встречи? Или вообще ничего не сказал, потому что он ведь еще утром в магазине намекнул, чтобы я с этой семьей не общалась. Потому что он меня не понимает, да и зачем ему понимать "не дочь"?

Звонок смартфона раздается так неожиданно, что, перепугавшись, я подскакиваю и роняю гаджет, а когда поднимаю, вижу на еще сильнее потрескавшемся экране незнакомый номер. Может, отец передумал насчет встреч и звонит с телефона Анны Сергеевны? Дрожащим пальцем снимаю вызов и прикладываю смартфон к уху.

— Яна Андреевна? — спрашивает низкий мужской голос.

— Д…да.

— Меня зовут Алексей Павлов. Я из охранной компании. Мы обеспечиваем безопасность жилья для нашего клиента Багримова Рустама Довлатовича. Он нас предупредил, что вы можете прийти в дом и ввести один из прежних ключ-кодов. Видим, что сейчас вы все еще находитесь у особняка Рустама Довлатовича…

Я сжимаю трубку, откидываю голову назад, и начинаю изумленно рязглядывать стены дома и колонны на крыльце. Он что тут, камеры видео-наблюдения установил? Что значит, они меня видят?!

— Яна Андреевна? Вы меня слушаете? Вам нужна помощь?

— Ч..что? Помощь?

— Да. Рустам Довлатович дал строгие указания на ваш счет.

Ждал меня, получается? Что же тогда дома не остался? Или эти указания касаются не только сегодняшнего дня?

— Я… — отвечаю сбивчиво, — он мне нужен, но я не могу до него дозвониться. Возможно… эээм… вы знаете, где я могу его найти?

— Рустам Довлатович перед нами не отчитывается о своих передвижениях, Яна Андреевна. Но он дал указания, чтобы мы сообщили вам код, если вы приедете, или отвезли вас домой в том случае, если вы не захотите входить, — мужчина замолкает, намекая своим красноречивым молчанием на то, что я должна дать ему ответ: буду ли заходить в дом или нет.

Я еще раз смотрю на стеклянную входную дверь и сглатываю. Из этой двери мы почти восемь лет выходили с мамой вместе. За этой дверью я так долго была счастливым ребенком, живущим в счастливой семье, которой теперь не стало. Хочу ли я войти туда? Возможно, но в груди слишком сильно тянет, и я боюсь не выдержать той атмосферы, которую обрушит на меня это место. Но ведь, я же собиралась зайти и подождать там отчима… Я могу попробовать…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Говорите код.

Когда дверь за мной закрывается, застываю на пороге и делаю медленный глубокий вдох. Свет включать не спешу, просто стою и пытаюсь справиться с дрожью в коленях. Я снова здесь. Спустя много месяцев. Что-нибудь изменилось тут? Может, отчим решил полностью поменять интерьер после моего ухода? Может, сюда въехала Регина, и по всему дому теперь валяются ее вещи? От этой мысли меня передергивает. Почему-то не хочу, чтобы она здесь жила.

Маленький шаг вперед дается мне с трудом. Ноги будто приросли к полу и отказываются слушаться. Но я все же прикладываю усилия и иду. Включаю тремя хлопками свет. Это осталось прежним: три раза — включить, два раза — выключить. Когда яркий свет ударяет в глаза, я несколько секунд щурюсь, привыкая к нему, после чего, собрав волю в кулак, направляюсь к винтовой лестнице со стеклянными ступенями. На втором этаже особняка расположены в основном спальни. Там была и мамина комната, и моя, а также кабинет отчима. Что сейчас, интересно, в моей комнате? Куда Рустам Довлатович дел мои вещи? Скорее всего, выбросил — зачем они ему нужны?

Пока поднимаюсь, чувствую, как горят ступни, будто иду по раскаленным углям. Воспоминания проносятся мимо, объединяя прошлое и настоящее в одно целое. Я вижу себя десятилетнюю, сбегающую вниз с ватманом в руках и коробкой карандашей. Вижу маму, несущую горшки с цветами и нежно улыбающуюся мне. Вижу отчима… Он стоит в дверях кабинета и смотрит на меня своими темными глазами. Словно настоящий. Я даже головой трясу, чтобы прогнать видение.

Сколько же всего было в этом доме. Половина моей жизни прошла здесь. И вот теперь я снова прикасаюсь к прохладным перилам, разглядываю стены… Пустые стены. Я вдруг замираю, потому что до мозга, наконец, доходит, что именно не так… На стенах не висят фотографии. Вообще никакие. А раньше здесь были развешаны фото нашей семьи, мамы и отчима, меня и его. Он полностью решил избавиться от воспоминаний о нас? Даже осуждать его не могу, ведь сама не стала вещи забирать, в том числе и фотографии. Но мне все равно хочется, чтобы он помнил…

Наверху в первую очередь иду в свою комнату. Перед дверью мешкаю, потому что боюсь увидеть, что за ней. Вдруг там просто пустое помещение или еще хуже — там теперь спальня Регины. Хотя, какое мне дело. Жизнь отчима меня отныне не касается. Вот бы он еще и от моей отстал.

Вхожу внутрь и снова тремя хлопками включаю свет. Он заливает темное пространство, позволяя мне разглядеть каждую деталь комнаты, где я засыпала и просыпалась восемь лет.

— Ничего не изменилось… Боже…

Взгляд судорожно мечется от постели к комоду, от комода к туалетному столику, от туалетного столика к гардеробу, и потом к пустому мольберту у окна. Все так же, как в тот день, когда я ушла отсюда. Словно это вчера было. Словно эту комнату оставили в неизменном виде в надежде, что я вернусь сюда однажды и начну ругаться, если хоть какая-то вещь будет лежать не на своем месте.

Подхожу к кровати и ложусь на нее так, как делала раньше: головой свисаю вниз, чтобы волосы касались пола, руки раскидываю по сторонам и смотрю на мольберт. Помню, как часами вот так лежала и пыталась придумать, что нарисовать. Пыталась вытянуть из себя идеи, но ничего не получалось. И вот сейчас все так же. Пустой мольберт, и даже нет холста на нем, а если бы и был, то он так бы пустым и остался.

Тру лицо руками, чувствую, как кровь сильнее приливает к голове, обжигает виски, делает веки тяжелыми. Поднимаюсь и падаю на белую подушку в шелковой наволочке, утыкаюсь в нее носом, желая почувствовать знакомый аромат, но тут же отталкиваюсь и слетаю с постели, упав на пятую точку. Подушка пахнет духами отчима. Он тут спит?!