«Не стану я плакать перед ним», — подумала она сердито, но сразу поняла, что ничего поделать с собой не может. Слезы лились ручьем.

Когда она зарыдала в голос. Дариус удивленно оглянулся. Нахмурившись, он вернулся, присел рядом на корточки и попытался заглянуть ей в глаза.

— Эй, принцесса! В чем дело? Пытаетесь испортить мне ночь?

Она ошеломленно уставилась на него. «Испортить ему ночь?»

Когда Дариус протянул к ней руку, Серафина вздрогнула, но он легким движением извлек откуда-то и предложил ей чистый носовой платок.

Серафина приняла его и вытерла глаза, вспоминая, как в детстве считала Дариуса волшебником, потому что он умел достать из ее уха монетку, которая потом быстро растворялась в воздухе.

Дариус внимательно посмотрел на нее:

— В чем дело? Ты теперь боишься меня так же, как и другие?

В ответ она только всхлипнула.

— Эй, ну что ты, маленькая Стрекозка?! Это же я. — Дариус говорил ласково, почти обиженно. — Ты же знаешь меня. Всегда знала. С тех пор как была вот такой такусенькой. — Он свел большой и указательный пальцы на расстояние дюйма.

Серафина посмотрела на его руку, а потом неуверенно встретилась с ним взглядом.

Много лет назад ее родители подобрали Дариуса на улице. Дикого воришку, который проявил отвагу и спас жизнь матери. В благодарность отец приблизил его к себе и воспитал как сына… Однако необычайно гордый Дариус никогда не принимал то, что считал милостыней. С тех пор Серафина подросла и осознала, что разочаровала родителей ожидавших первенца сына, наследника престола, она нашла союзника и защитника в этом юном полуцыгане, привязанном, казалось, только к коням королевской конюшни. Как и Серафину, его любили, но ни для кого он не был самым желанным на свете. Опустив густые длинные ресницы, Дариус еще ласковее сказал:

— То, что ты меня теперь боишься, правильно. Я не виню тебя. Иногда я сам себя боюсь.

— Ты убил их, — прошептала она. — Это было ужасно.

— Это моя работа. И верно, иногда она ужасна. Мне жаль, что ты это видела. Вам следовало закрыть глаза, ваше высочество.

— Я и закрыла. Но все слышала.

— Этот человек оскорбил вашу честь. Он получил то, что заслужил.

Возмущенный Дариус поднялся и пошел прочь.

Опершись подбородком на руку, Серафина смотрела, как он пересекал дворик: черный жилет подчеркивал широкие плечи и тонкую талию, пышные белые рукава сорочки струились по ветру.

«Теперь я оскорбила его!» Она ведь прекрасно знала, как он болезненно раним.

— Пойдемте, ваше высочество, — сдержанно сказал Дариус. — Ночь предстоит долгая. У французов есть еще несколько шпионов во дворце. Я пока не знаю, кто они, а мне нужно поймать их. До тех пор пока я не сделаю этого, необходимо поскорее удалить вас отсюда.

Серафина тяжело вздохнула и поднялась. Когда она приблизилась к Дариусу, он пошел впереди нее к выходу.

— Сначала мы повидаем вашего отца. Он поручит кому-нибудь спрятать вас…

— Дариус, подожди. — Серафина положила ладонь на его локоть. — Я не хотела…

— Время не ждет, ваше высочество. — Он отстранился. Рука ее соскользнула вниз, и кончики пальцев коснулись невидимого глазу теплого влажного пятна на черном жилете. Серафина повернула ладонь к свету.

— Дариус! — выдохнула она, глядя на окровавленные пальцы.

— Что?

— Ты истекаешь кровью.

В ответ она услышала тихий горький смешок. Он чиркнул серной спичкой о камень, зажигая черту.

— Для кого это имеет значение, Серафина? Для кого?

С небрежным изяществом Дариус бросил в фонтан горящую спичку и шагнул к выходу из дворика.

Лишь одно остается человеку чести, чья жизнь превратилась в ад наяву: славная смерть. И в эту минуту Дариус Сантьяго жаждал именно этого.

Серафина боялась его. «И конечно, вполне обоснованно», — с горечью подумал он. Принцесса была единственным чистым созданием, которое Дариус когда-либо знал, — нежной, невинной, ясной, как свет дня… А теперь она увидела, как он убивает, словно зверь, — убивает, получая от этого удовольствие.

Дариус так старательно скрывал от нее темную сторону своей натуры… и вот теперь она обнаружила ее.

Отходя от принцессы, Дариус ненавидел себя. Его потрясло и обескуражило поведение этого своенравного небесного создания. Он не мог дождаться минуты, когда расстанется с Серафиной и вновь отправится в дорогу, снова запретит себе думать о ней.

Видеть принцессу было для него мукой и блаженством.

Никогда она не будет принадлежать ему! Дариус знал это. Но ничего, скоро он найдет успокоение.

Неукротимое желание бурлило в его жилах. Ему надо скорее выбраться отсюда, оказаться подальше. Не откладывая, отправиться в дорогу.

Дариус уже уходил от Серафины три года назад, звездной апрельской ночью, когда она обвила его шею руками, поцеловала в щеку и прошептала, что любит его… Какой абсурд! И сегодня ночью он снова уйдет от принцессы, как только позаботится о ее безопасности. Даже в эту минуту, идя впереди Серафины, Дариус испытывал отчаянное стремление бежать куда глаза глядят.

Но он успел сделать лишь два или три шага вперед, когда она догнала его и крепко схватила за руку.

— О, да не бегите же, — с досадой проговорила Серафина нежным голоском.

Озадаченный, Дариус выгнул бровь, не понимая, почему она тащит его за руку, как ребенка.

Она решительно пересекла дворик. «Словно рассерженная королева фей», — подумалось ему. Пышные разметавшиеся локоны при каждом шаге подпрыгивали и колыхались у нее за спиной.

— Я никогда не понимала вас, Сантьяго! — возмущенно; продолжала Серафина. — Неужели вам совсем безразлично, что вы ранены?

Сердясь, она постоянно говорила ему «вы» и называла «Сантьяго».

— Мне не больно, — солгал Дариус с привычной бравадой. Однако втайне он был польщен, что благодаря удару кинжала снискал ее сочувствие. Возможно, беспокойство за: него отвлечет девушку от пережитых сегодня ужасов и всего прочего, свидетельницей чего ей пришлось стать.

— Почему вы сразу не сказали мне, что он вас ранил?! Почему с вами мне вечно приходится обо всем догадываться самой? Это у вас такая игра? С какой стати вы стоите, истекая кровью, и позволяете мне по-детски капризничать. А, не важно. Вам очень плохо?

— Гробовщик покуда мне не нужен. Вот что, — уточнил Дариус, — ему.

Серафина остановилась перед трупом, преграждавшим выход и подняла на Дариуса растерянный взгляд. Увидев ее безмолвную мольбу о помощи, Дариус шагнул вперед:

— Позвольте мне.

Бледные щеки Серафины вспыхнули алым, словно лепестки розы, румянцем, потому что в ту же минуту Дариус чуть пригнулся и, подхватив ее здоровой рукой под коленки, поднял и прижал к груди. Ощутив теплоту прильнувшего к нему девичьего тела — плоского живота и пышной груди, — он мысленно застонал и попытался унять нарастающую лихорадку в крови.

Серафина была единственной дочерью его короля, и Дариусу вовсе не следовало знать, что сочные вишневые губки принцессы были точно такого же цвета, как ее соски.

Обняв Дариуса обеими руками за шею, Серафина как завороженная смотрела на мертвеца. Дариус решительно перешагнул через него, думая лишь о том, какая принцесса легкая и изящная, несмотря на высокий рост и гордую осанку. Он опустил ее на траву.

Серафина поплотнее запахнулась в сюртук Дариуса, скрещивая тонкие руки под высокой грудью и проницательно посмотрела на него:

— Что-нибудь еще болит или только плечо?

Ничего серьезного, — вымолвил он наконец, надеясь, что так оно и есть.

Дариус чувствовал, как теплый ручеек крови струится под рубашкой, но у него не было времени думать о своих ощущениях еще предстояла работа. «Слава Богу за это!» Серафина недоверчиво подняла бровь.

— Ничего особенного, — твердо повторил Дариус. Об этом судить мне. — Она крепко взяла его за руку и нетерпеливо повлекла по узкой садовой дорожке. На пересечении аллей принцесса увидела труп француза и уставилась на него, будто не понимая, почему его кудрявая белокурая голова повернута под таким странным углом.