Мои пальцы сжимаются в сердитые кулаки, и, чтобы не повредить ими ее дерьмовую машину, я просто кладу их на крышу машины и наклоняюсь так, чтобы мы были на уровне глаз.

— Это твой единственный пропуск, красотка. Я забуду, как ты это сказала, потому что знаю, что твое сердце сейчас разбито, но прежде чем мы двинемся дальше, я хочу задать тебе один вопрос. Можешь ли ты назвать хоть один случай, когда я физически заставил тебя сделать то, чего ты на самом деле не хотела? Чего ты, черт возьми, не жаждала?

Она пытается продолжать борьбу, но через несколько секунд она тает из ее тела и пламя гаснет в ее больших грустных глазах.

— Нет, — вздыхает она. — Ты не заставлял меня делать то, чего я не хотела.

— Я так и думал, — рычу я, соглашаясь. — Теперь у тебя есть пять секунд, чтобы самой выйти из машины. Если ты решишь продолжать упрямиться, я вытащу тебя через это чертово окно.

Молча она поднимает окно и собирает свои вещи. Через минуту она выходит из машины совершенно несчастная и унылая.

— Пойдем. Мы и так потратили здесь достаточно времени.

Первоначальный план, который я предвидел на сегодняшний вечер, разрушен, но, возможно, мне еще удастся кое-что спасти, если мы успеем добраться до того, как они закроются на ночь.

— А что насчет моей машины? Что, если кто-то её украдет?

Я смотрю на серебристый седан, который, наверное, года на два старше ее. Детали, которые потребуются, чтобы привести его в рабочее состояние, обойдутся на тысячи долларов дороже, чем он стоит.

— Тогда они окажут тебе чертову услугу, — прежде чем она успевает со мной спорить, я забираю у нее сумку и просовываю в нее свои пальцы. — Давай, красотка, отвезём тебя домой.

21

Инди

Если мое горе не заставило меня молчать по дороге домой, то смущение из-за моего поведения с Астором, конечно, чертовски важно. Целый час езды домой, я даже не могу заставить себя посмотреть на него или даже в окно. Вместо этого я просто смотрю на свои колени и теряюсь в воспоминаниях, которые мне посчастливилось создать вместе с Юпитером и моим отцом. Все мои лучшие работы включают в себя один или оба из них, и я думаю, что это часть того, что делает задачу такой сложной. От каждого из них у меня остались только воспоминания.

Теперь я боюсь, что начну их забывать. Что я буду делать тогда? В моей жизни нет никого, с кем я могла бы вспоминать о них сейчас, когда моя мама почти отреклась от меня. Я внезапно почувствовала себя очень одинокой в этом мире. Они все покинули меня, и каждая прошедшая секунда приближает Астора на шаг ближе к тому же.

Какая чертовски депрессивная мысль.

Я не смотрю вверх, пока внедорожник «Порше» Астора не останавливается и его окно не опускается. На долю секунды мне кажется, что он остановился у автокафе, но сама мысль о том, что Астор Бэйнс ест фаст-фуд, смехотворна. Его палитра слишком изысканна для такого. Я потрясена, обнаружив, что мы остановились перед большими железными воротами и что Астор опускает окно к мужчине, сидящему в пристроенной к нему маленькой хижине охраны.

— Астор Бэйнс, — говорит он охраннику. — Мы должны были приехать раньше, но я позвонил и предупредил, что мы опоздаем. Владелец разрешил это.

Охранник ерзает на своем месте.

— А, так ты тот парень, за которого мне платят сверхурочные.

Астор тупо смотрит на мужчину, в его выражении лица не отражается ни единой херни. Поддерживая разговор коротким и по существу, он лаконично отвечает:

— Мы пробудем здесь меньше часа.

— Меня устраивает, чувак. В следующем году у меня ребенок пойдет в колледж, и мне нужны все сверхурочные, которые я могу получить, — он пожимает плечами и нажимает кнопку, открывающую металлические ворота.

Не обращая внимания на махающую руку мужчины, Астор поднимает окно и выезжает через ворота. Тридцать секунд спустя гладкая асфальтированная улица превращается в грубый гравий, когда мы идем по однополосной дороге, освещенной декоративными уличными фонарями. Полностью выехав во время поездки сюда, я потеряла чувство направления. Здесь так темно, что я не вижу близлежащих ориентиров, которые могли бы помочь мне сориентироваться.

— Где мы? — допрашиваю я его. — Я просто хочу домой, Астор. Это был такой ужасный день.

— Все это было бы для тебя гораздо менее запутанным, если бы мы пришли сюда при дневном свете, как я изначально планировал. Если бы ты просто ответила на звонок или, еще лучше, пришла домой, как положено, ты бы поняла.

Мои руки сжимаются на груди, а на моем лице появляется хмурый взгляд.

— Ты ведь не собираешься сидеть здесь и ругать меня за попытку найти «Юпитера», не так ли?

Он не предлагает мне ответа; его глаза просто смотрят на меня. Выражение его лица действительно нечитабельно, и я все еще пытаюсь его расшифровать, пока мы останавливаемся перед большим зданием. Нет, не здание… сарай.

— С какой стати ты привел меня в сарай именно сегодня?

И снова он игнорирует меня. Выключив двигатель, он выходит из машины и обходит машину, чтобы открыть мою дверь. Движением, которое кажется Астору слишком галантным, он протягивает мне руку, чтобы помочь мне выбраться из внедорожника. Подозрительный и немного обиженный, он привел меня сюда, когда мои эмоциональные раны все еще обильно кровоточат, я секунду колеблюсь, прежде чем неохотно позволяю ему увести меня от машины.

Этот сарай совсем не похож на тот, в котором я выросла или на тот, в котором я сейчас работаю. Этот кричит о деньгах и роскоши. Внешний вид выполнен из красивого камня и кедрового дерева, оба из которых видны благодаря теплому сиянию установленных вокруг фонарей. Кованое железо, украшающее каждое из арочных окон, дополняет красивую эстетику.

Я знаю, не видя ни одной лошади внутри, что они стоят больше, чем большинство роскошных автомобилей, и люди, которые садятся на них здесь, находятся в тех же налоговых категориях, что и Астор.

Он достает из кармана куртки ключ-карту и сканирует ее на модном электронном замке. Какого черта у Астора ключ от сарая? Его конек — соколиная охота, а не лошади. Свет мигает зеленым, и он отпускает мою руку, чтобы открыть мне дверь.

Как и мгновение назад, я делаю паузу, прежде чем войти внутрь, и от этого он только закатывает глаза и вырывается раздраженный вздох.

— Тебе нужно приглашение с гравировкой? Войди внутрь, — чтобы убедиться, что я делаю то, что мне говорят, его свободная рука тянется к моей пояснице и слегка подталкивает меня внутрь.

Как и внешний вид, интерьер выполнен из того же кедрового дерева и имеет красивую железную отделку. С двухэтажного потолка свисают даже люстры в деревенском стиле. Между тем, в моем нынешнем сарае уже несколько недель не горит свет в подсобном помещении. Они продолжают говорить, что исправят это, но по состоянию на два дня назад я все еще использую фонарик телефона, чтобы найти свои припасы.

Я стою там, частично испытывая трепет перед этим местом, просто глядя на длинный ряд прилавков по обе стороны сарая. Их должно быть не меньше тридцати, и, судя по всему, они в основном заняты лошадьми. Я тяжело сглатываю, когда чувствую, как боль утраты выходит на поверхность. Пытаясь не потерять самообладание перед Астором, я откашливаюсь и оборачиваюсь.

Мой подбородок падает на грудь, а глаза закрываются, как будто это каким-то образом помогает отгородиться от окружающего мира.

— Я не хочу здесь находиться, — хнычу я.

Но он, конечно, этого не примет. Палец Астора проходит под моим подбородком и заставляет меня посмотреть на него. Нежность, которую я вижу в его бурных глазах, заставляет меня перехватывать воздух. Эта его сторона для меня совершенно новая. Ближе всего я подошла к этому взгляду в ту ночь, когда он впервые поцеловал меня, но даже тогда это не было близко к этому.

— Однажды ты сказала мне, что свистела каждый раз, когда заходила в сарай, почему ты не сделала этого сейчас?

Не могу поверить, что он помнит, как я ему это говорила. В то время я даже не была уверена, что он слушает мои рассказы о привычке, которую я переняла от отца.