Свадьбу? Какую ещё свадьбу?

Однако не успела уточнить, какую именно, мужчина резким выпадом посадил меня на свой стол и впился в губы, прошептав со всей злостью, на какую был способен: «А главное, вы единственная умудряетесь выводить меня из себя».

Поцелуй, подобный сладкому яду, отравлял, причиняя исключительное удовольствие. Секунда, другая, и всё. Предохранитель вырвало с корнем. Симптомы указывают на то, что у меня раздвоение личности.

В моей голове мысли лишь о его крепких руках, кои сжимают с жадностью мои бёдра.

Запустила пальцы в мужскую шевелюру. Страстный, жадный поцелуй давным-давно перескочил с отметки «страстный» на отметку «яростный».

Мгновение, и со стола полетели бумаги, канцелярия, компьютерный монитор, и вот я уже с широко разведёнными ногами сижу на столе, а Власов неустанно напирает.

Касаясь друг друга, мы прекрасно понимаем, что таем. Розовый пиджак неаккуратным свёртком улетел в неизвестном направлении, в моменте страстной борьбы туда же улетел и пиджак Власова.

Где-то на этапе распахивания жилетки и раздирания его рубашки я заметила шокированное лицо Светланы, а после зелёные огни с расширенными зрачками. В венах кипит кровь, сбивчивое дыхание и беспрерывные поцелуи, оставляющие ссадины от укусов.

Я, наверное, схожу с ума, потому как хочу убежать и забыть эти зелёные колдовские глаза, обворожительную улыбку и не чувствовать этот жар в животе. Ощущаю, как щёлкает ремень Власова в моих руках, как грубые мужские пальцы с неким наслаждением стягивают тонкое кружево с моих ягодиц, а через мгновение я «падаю».

Падаю не в прямом смысле, а в ментальном. Падаю в бездну, наслаждаясь каждым толчком и каждым касанием, каждым неразборчивым бормотанием этого человека. Этого мужчины, что пытает мою вменяемость прямо сейчас.

Несмотря на неудобное положение, порой приносящее дискомфорт филейной части, я умудрилась подобраться первой к финишу. Так я думала, пока Власов не развернул меня спиной к себе и не уложил животом на поверхность великолепного стола. Гонка продолжилась ещё большим сумасшествием.

Стоны, вопли, шлепки, сопровождающиеся влажными звуками, возбуждали, делали из нас диких животных, а не людей с высшим образованием.

Финал, если есть, то оказался громким. Сбивчивое дыхание, дрожащие колени и приятное ощущение удовлетворенности оставило меня где-то в прошлом. И мне совершенно не жаль. Напротив, я рада, однако пришло время поставить точку и оставить всё «это» в прошлом.

Я сгорю, если не поспешу.

Моё сердце медленно начинает тлеть, ведь осознала, что не любить его невозможно.

Лучше я сделаю это сейчас, первой, ведь если это сделает он, от меня ничего не останется.

Стёрла со щеки выступившие слезы и с каменным лицом повернулась к Власову.

Начальник, заметно запыхавшийся, молча смотрел на меня сверху вниз. Невесомое касание его пальцев к моим искусанным им губам было чем-то запредельным. Ещё минуту назад мы занимались неадекватным сексом прямо на этом столе. Ещё минуту назад я отдавалась ему, как грязная шлюха, а теперь веду себя, как девственница, полыхая от стыда подобно спичке.

Опустила глаза.

Мой внешний вид говорит сам за себя. Рубашка испорчена, и тому доказательства — валяющиеся повсюду пуговицы, кружевное бельё красуется на стопке документов, рядом стоящих на стеллаже, на пиджак вообще страшно смотреть.

Власов, как настоящий колдун, прочел мои мысли! Потянулся к селектору, что чудом устоял на краю стола, и придавил пальцем кнопку.

— Света, в ближайшем магазине купи комплект женской одежды сорок четвёртого размера.

Я вспыхнула пуще прежнего. Неужели для его секретаря «это» в порядке вещей, и как он так быстро определил размер одежды?

Хотя чему я удивляюсь?

Усмехнулась и, обойдя мужчину, сняла со стеллажа белое кружево.

Михаил Васильевич Власов.

Сумасшествие, иначе назвать нельзя. Наблюдаю за смущённой Светой, что спешно возвращает невесомые трусики на место.

Красные следы на тонкой шее, губах и плечах — следствие моего эгоизма.

Чёрт...

Зачем только вызвал её. Хотел поговорить, но не удержал собственную ревность в узде. Она слишком, слишком заводит.

В моей голове то и дело вспыхивают фрагменты давнего безумия.

Чёрт, почему она молчит? Почему не спрашивает ни о чём? Почему не кричит от обиды и не осуждает моего молчания?

Она молча подняла с пола пиджак, вывернула его и, надев, застегнула на все пуговицы.

Почему меня выворачивает от злости из-за непонимания её поступков. Мне хочется остановить её, ведь так я чувствую себя настоящей падалью. Но я ничего не предпринимаю. Принимаю своеобразное наказание и молча мучаюсь. Надеюсь, что ей пропорционально легче моим страданиям.

Стискиваю зубы, слежу за каждым движением Светы. Она не смотрит на меня.

В дверь постучали. Пришлось отвлечься от собственных мыслей и приоткрыть дверь, за которой стояла секретарша. Девушка просунула мне вешалку, укрытую прозрачным чехлом.

— Здесь мой запасной костюм сорок четвёртого размера. Совсем новый.

— Ладно.

— Михаил Васильевич, — остановила меня помощница Света. — Звонила Мира Сергеевна. Я сказала, что вас нет. Но она не сильно поверила.

— Не пускай её. Если что, угрожай переводом или увольнением.

— Как скажете. Только после закрытия двери заметил, что всё это время стоял с расторгнутой рубашкой и расстёгнутых брюках. Благо хозяйство прибрано.

Обернулся, а Света сидит на моём месте.

Растрёпанная, румяная, очень серьёзная и невероятно милая. Так и хочется сгрести её в охапку и увести к себе, но понимаю, что сначала нужно объясниться, извиниться, замолить прегрешения и обсудить неприятный вопрос, касающийся её скорой свадьбы.

Чёрт...

Стёр с лица воспоминания о её возбуждённых стонах и приоткрытых губах, кои я жадно терзал. После этого всплыла в памяти фотография, где она в объятиях её парня.

Подошёл ближе к столу.

Девушка увлечённо что-то строчит на листке белой бумаги.

Понимаю, нужно срочно что-то сказать, но язык отказывается ворочаться. Настораживает то, что я, как в начале нашего диалога, начну говорить противоположное тому, о чём думаю.

— Свет...

Она подняла глаза. Опухшие губы и наивный взгляд девушки необъяснимым образом вынудил меня вновь забыться.

— Простите, я сейчас освобожу ваше рабочее место.

Ответила с неким упрёком.

Совесть взыграла. Начинаю отчего-то нервничать и злиться.

— Света, прекрати.

— Как скажете, — поднялась с места и пододвинула написанное от руки, как показалось, заявление на увольнение.

Взбесился ещё крепче.

Решительно собрался разорвать каллиграфический почерк, но Света заговорила: — Если порвёте, напишу ещё. Если его порвёте, напишу заявление на увольнение.

Она так спокойно это сказала, что я опешил.

Прошёлся взглядом по строкам и поднял глаза на девушку.

Неужели ей настолько невыносимо видеть меня? Или она действительно выбрала этого белобрысого солдатика?

Почему от этого мне так раздражительно-горестно?

— Значит, этого ты хочешь? — спросил я, отпустив глаза к заявлению-прошению о переводе в астраханский филиал.

— Хочу.

Сжал челюсть. Почему у меня такое ощущение, что она отдалась мне лишь по этой причине? Нет, я не верю в это! Она не такая, тогда зачем ведёт себя как павшая на дно женщина.

При взгляде на её безэмоциональное лицо и стеклянные, как у куклы, глаза мне становилось только хуже.

— Значит, таков твой выбор?

Не понимаю, почему я переспрашиваю одно и то же несколько раз.

Девушка кивнула, отвернувшись к окну.

Значит, выбрала его. Его, а не меня...

Ответа не дождался.

— Раз таково твоё желание, — отбросил на кресло вешалку с комплектом запакованной одежды, взял в руки ручку и перед тем, как поставить роспись, ещё раз взглянул на неё.

На что я надеюсь?