— Зануда, любит деньги, кузина гг. — Все помогала Хани. Мы тоже ей вежливо поклонились.

Поднявшись с места, находящегося рядом с двумя дочерями высокопоставленных чиновников, уже представилась третья девушка:

— Я Ок Сэра́, старшая дочь министра церемоний и внучка тэчжехака[4] Ок, рада познакомиться, — без энтузиазма, улыбки или какой-либо эмоции на лице она произнесла. Холодный взгляд совсем не сочетался с ее круглым лицом, имеющим пухлые щеки. Тем более — бледно-пурпурно-синий ханбок, в который сегодня она была одета.

[4]Тэчжэхак (대제학) — главный академик. Это должность третьего ранга, в которой чиновник следит за королевской библиотекой, изучает конфуцианские учения, а также является советником короля.

— Бесчувственная, но честная.

— Знаешь, шаманка Сон, щекотно же шепчешь.

— Хочешь еще? — подруга зашевелила бровями. Я беспощадно отвернулась от нее под обиженное лицо.

— Приятно познакомиться, госпожа Ок.

— Теперь у вас не будет проблем со знакомствами, потому что вы знаете нас. — Ехидно улыбаясь, выдала Шинрё.

— Эт почему? — я закрыла ладонями рот. Взглянув на страдающий вид Хани, я поняла, что запустила страшный процесс.

— Как это еще почему? Мы три красавицы-гении Хватана. Самккот[5]!

[5] Самккот — это неологизм из слов сам — три по сино-корейскому счету и ккот — цветок.

Не сговариваясь, девушки встали в позу как у воительниц Сейлор. Слева встала Соа, держа маленькие весы в правой ладони, справа — Сэра с чистой кистью для каллиграфии в левой руке, а впереди — Шинрё с драгоценным цветком азалии на шпильке, собранной на голове. По очереди они стали хвалиться:

— Нет никого лучше, кто будет также идти за новшеством и не откроет миру глаза. Я западный гений торговли — Мин Соа.

— В этом мире есть много прекрасных поэтов, но никто не сравнится с женской чуткостью и нежностью. Я восточный гений литературы и каллиграфии — Ок Сэра.

— Этот мир полон чудесного искусства, но никто не может передать его страсть так же, как я. Я южный гений пения и танцев, принцесса Хва Шинрё.

После их представление другие дворянки захлопали. Было такое ощущение, что они их и почитают, и в то же время ненавидят.

— Дьяволицы проснулись… — вздохнула Хани.

— Теперь вы знаете, что мы… — не успела договорить Шинрё, как с крайнего места стола пролилась чашка с водой. Молодые дочери янбанов поподнимались, ругаясь на неуклюжую девушку.

— Камбо́м, ты что уже не можешь контролировать и свои грязные руки, — одна из пострадавших злобно посмеялась над ней, а другие подхватили и стали продолжать говорить мерзости.

Девушка пересеклась со мной грустным взглядом и стала наспех вытирать воду платком с тончайшей вышивкой камелии.

— Вот уродка, даже не может нормально посидеть. — Злобно хихикали и шептались некоторые дочери янбанов. Девушка до этого смирно терпела, но, услышав последнее оскорбление, убежала в слезах из комнаты.

Она, действительно, не отличалась красотой, обладая длинным лицом, одинарным веком и высоким худощавым телом, но ее глаза… Они выделялись. Имея обычный цвет радужки — черный — глаза искрились так, что, взглянув на них, можно было почувствовать себя живым.

— Это…

Хани пропала. Оглянувшись по сторонам, я поняла, что она куда-то вышла.

«Может за этой девушкой?»

…

Пока Хани где-то ходила, меня усадили за стол и со всеми перезнакомили. Однако чувства умиротворения с такими крысами я уже не могла почувствовать.

— Скажи же, что она страхолюдина, даже Ондоль[6] на ней не женился бы.

[6] Ондоль — дурак из корейской сказки.

— А тот парень…

— А та служанка с господином…

— А дочь того янбана сбежала с нищим…

И так продолжалось по кругу. От духоты мне захотелось быстро ретироваться, и я нашла выход в виде двери во двор. Встав из стола, меня сначала остановили, но, сказав волшебное предложение: — «Я хочу выветрить алкоголь», — отпустили:

— Ну, иди, выветри алкоголь, ик. Только в-возвращайся.

Ничего не ответив, я фальшиво улыбнулась и пошла дальше.

«Как будто я им собака. Тогда я пойду и выветрю алкоголь, который я не пила», — в мыслях я проклинала дочерей янбанов, быстром шагом направляясь на свободу.

…

Не осознав, я шумно и с гневом как открыла, так и закрыла дверь.

— Ох, — испугалась молодая янбанка. Обнимая колени, она сидела на ступеньках и поглядывала на большой пруд в саду. Вода доходила до ступенек внешнего коридора, где мы сейчас стояли. Было трудно представить, как архитекторы добились столь невероятного пруда. — Вы меня испугали, госпожа Ким!

— Вы запомнили, как меня зовут? Мы же никогда не виделись, — удивилась я.

— Конечно. Вы дорогой гость моей бабушки. — Она встала, и ветер слегка развеял её длинную карамельную косу. — Меня зовут Хваён, Мин Хваён. — Она вежливо поклонилась, при этомпо-светлому искренне улыбаясь.

…

От искреннего желание убежать от застолья, я присоединилась к Хваён — к главной героини новеллы собственной персоной. Причин было триллион, но, во-первых, бабушка Хваён праздновала др с членами семьи Мин и их влиятельными друзьями — как успела рассказать девушка; во-вторых, самккот, изыдите; в-третьих, мы пришли помогать семье Мин, а не развлекать скучающих аристократок. За пять минут пребывания с ними голова уже пухла от «погадайте на мужа» до «а вы можете заставить моего бывшего жениха утопиться?». Естественно, все уже подвыпили до того, как мы пришли, но разговоры о важном были слишком уж интимными, даже для меня. Утопить я могла лишь все их богатства, при этом совсем не стараясь скрыть злорадства.

«Где же ты Хани? Надеюсь, ты не пострадала ментально, как я», — внутри себя я мысленно заплакала ручьем, упала коленями на песок у моря и начала кричать во все горло.

— Все в порядке?

«Нет».

— Да, госпожа Мин.

— Ой, что вы? Вы можете говорить со мной на панмале и… звать просто Хваён.

Мин Хваён отвернулась к пруду, скрывая появившейся румянец.

— Тогда ты тоже зови меня Мирэ и говори на панмале. У меня совсем нет намерений тебя сковывать.

Девушка удивленно посмотрела сначала на меня, а потом, что-то вспомнив — с грустью на пруд.

«Разве она такой была в главе с Чхильсоком? Что произошло или не произошло за это время?»

В воде отражались наши насыщенно розовый и бледно-лимонный чогори, сливаясь в одно большое пятно на фоне убывающей луны и растущей неподалеку мэйхуа, которая зимой уже расцветет с прекрасными алыми цветами.

— Ты когда-нибудь хотела изменить судьбу, госп… Мирэ онни?

— Бывало, — без сомнения и каких-либо лишних мыслей я призналась.

От моего ответа Хваён слегка расслабилась, но не продолжила дальше разговор. Без ожидания реакции мне захотелось рассказать, раскрыть частицу своей жизни Хваён, чувствуя все на подсознательном уровне или проще говоря, читая воздух.

— На самом деле у меня есть сестра-двойняшка. Мы часто ссорились, но в итоге быстро мирились. Я думала, что смогу быть с ней навсегда, увидеть её свадьбу, детей, но… — Слеза покатилась по щеке, а голос начал, как обычно, дрожать при грустных воспоминаниях. — Одним днем я… мы пошли гулять, и я шла, разговаривала с ней, и мы слушали музыку из одних наушников, пока… пока мы переходили дорогу на зеленый свет, то в нашу сторону мчалась машина с бешенной скоростью. Я не заметила ее, в то время как сестра быстро среагировала и оттолкнула меня. Последнее, что я видела, это разбитый дисплей с кровью, на котором отображались последнее смс от мамы и виджет плеера с песней «Let me down slowly». Когда я проснулась, то узнала, что сестра попала в кому. Прошло уже пять лет, а она все ещё спит. Я так жалею, что не заметила всё первой, что заставила её пойти со мной, что многое не сказала, не извинилась толком за всё… Я вправду сожалею, что не попала под машину. Она бы сейчас сидела со мной и ругала меня за глупость, — я с трудом закончила предложение и заплакала навзрыд.