— Да чего уж там!

Писательница взяла мою руку и потянула к себе. Так, я попала в плен многочасовой экскурсии по городу.

***

«Несмотря на то, что мы гуляли не менее пяти часов, я не так уж сильно устала. Мы ходили в фольклорный музей, а потом в кафе, сходили туда-то, и снова в кафе. Раньше меня раздражала корейская привычка постоянно ходить за перекусом после двадцати-тридцати минут ходьбы, но теперь я готова восхвалять всех богов кимчхи и рамёнов за такую возможность. Кажется, я такими темпами превращусь в настоящую ачж… то есть кореянку».

— Сонсэнним[1] Сон, ой, то есть госпожа Сон, а теперь куда мы идем, вечером?

[1] 선생님 (сонсэнним) — господин/жа, чаще всего учитель

— В парк Кванъчжухо!

— В парк Кванъчжухо? А почему же не в сам национальный парк Мудынъсан?

— Лень. Далеко. Не интересно!

— Ну ок.

Уже по пути к парку я чувствовала, что туда почему-то не надо идти, но Сон Хани была так уверенна, что я немного заразилась её энтузиазмом. Как оказалось, мне надо было идти в шаманки, а не на редактора.

***

«Парк временно закрыт по непредвиденным обстоятельствам», — гласила надпись на бумаге. Предупреждение висело на веревке, которую закрепили на деревьях по бокам.

— Да как так? Они постоянно работали двадцать четыре на семь, а когда я решила прийти, закрылись? — ожидаемо негодовала писательница.

— Ой, да так с самого утра, молодая девушка.

Из ниоткуда появился очень старый дедушка в кепке с английским словом «Lot» и с длинной седой бородой. Он горбился и держал руки за спиной как какой-то мудрец. Мы обе испугались и воскликнули.

— Какое пошло поколение, ух. Теперь уже боится обычного старика, — щупая бороду, сказал дедушка и ушел восвояси.

Спустя пару секунд я пришла в себя:

— Как же так, мы даже не попрощались с ним?

— Ничего, думаю, он понял. Обидное — сейчас то, что парк закрыли, — произнесла Сон Хани, и с расстроенным взглядом как у брошенного щенка снова посмотрела на надпись.

***

— Ну не все так плохо, госпожа Сон! Тут хотя бы есть сэвн илэвн[2], и он абсолютно точно не закроется, так как круглосуточный.

[2] Seven Eleven — 24-х часовой магазин, в котором продают и еду, и услуги (заплатить, к примеру, за интернет)

Шумно втянув через трубочку еще один глоток напитка со льдом, писательница ответила:

— Угу, но даже если под рукой есть рамён, кимпаб и кофе на душе легче не становится.

— Но замечу, что вы внутри здания с кондиционером и холодным латте, а не на улице вечером, в жару… ух. — Я театрально себя обняла и немного потряслась как от мурашек.

Писательница проигнорировала мои слова и продолжила пить кофе. Сколько бы я не старалась ее утешить — не помогало. Мне лишь оставалось пить яблочный сок со льдом да есть треугольный кимпаб с кимчхи.

«Это же обычный парк, завтра скорее всего откроется, а она уже в сильном стрессе».

В конце концов, доев всю еду и просидев в телефоне полчаса, я не выдержала:

— Если вы и дальше хотите киснуть, то лучше уж с сочжу в руке, а то это немного раздражает, что вы пьете воздух.

— Сочжу? — Сон Хани сразу подняла голову и повернула ко мне. — А почему бы и нет?

Госпожа Сон встала с места, выбросила мусор в корзину и пошла покупать алкоголь. Вернулась она уже с двумя стаканами и фруктовым сочжу.

— Ты же не против выпить вместе со мной? — Она трясла стаканами, а глаза так и просили присоединиться.

Я взяла стаканы и поставила на стол.

— Что ж, это моя работа вам помогать. Давайте сочжу, я вам налью.

…

Как минимум, прошёл час-два. По крайней мере по ощущениям. Всего пару слов и мы обе не заметили, как быстро выпили одну, потом вторую и третью бутылку сочжу.

— Ты вот не понимаешь, ик… как эт трудн написать бестсе, ик… лер, а потом, ик… писать не то, ик…

Писательница напилась в хлам. Я бы тоже могла, но почему-то в этот вечер я была необычайно сильна, чтобы сопротивляться яду в крови. Пьяна точно, но не настолько, чтобы в бреду написывать популярным оппам: «Женись на мне, я вся твоя» в разных социальных сетях, как сейчас, смеясь, делала госпожа Сон.

«А ведь я почти сблизилась с ней».

— Госпожа С-с-сон… — Я прикрыла ладонью экран ее телефона. — Может т-тогда дом-мой?

— Домой?

Я лишь кивнула.

— Дом, ик. — Она посмотрела на меня пьяными глазами, — Хде дом? Хде мы?

— Мы р-рядом с пар-р-рком. Дом там…

Я показала пальцем примерное направление.

— Парк, ик… парк… Мы идем в парк! — произнесла писательница последнюю фразу удивительно четко.

— Чё? — только я и успела сказать: как мы через краткий промежуток времени уже оказались у входа в Кванъчжухо.

— Есть, ик, фраза: «жена не, ик, стена — подвинется», знач и преграда, ик, прост бумажка с веревкой, ик.

Госпожа Сон резко рванула с места, подняла веревку и ушла в глубь по тропинке.

— Эй, гос… пожа…

«Я же говорила, что с ней не наскучишься. Хоть бы нас не поймала полиция», — подумала я и пошла следом за писательницей.

***

Никогда бы не подумала, что пьяные так быстро бегают. Пока нашла госпожу Сон, я уже протрезвела в попытках ее догнать. Она остановилась посередине деревянного моста, что огибал большую часть парка. По бокам росли высокие зеленые деревья, а внизу расстилались корни и земля. Ночь была великолепной: можно было увидеть много звезд, и яркую луну, что находилась высоко, чуть справа от места, где стояла писательница.

— Луна такая яркая и полная…

Меня что-то осенило, и я полезла в телефон. Время подходило к 2:02.

«Вот это мы погуляли… Так не отвлекайся, Мирэ!»

Я зашла в нэйво и проверила календарь.

«Вот оно! Сегодня же полнолуние, поэтому луна так прекрасна».

— Госпожа Сон! — крикнула я.

Писательница чуть повернулась ко мне лицом. Махая телефоном, я быстро подбежала к ней. Чуть потратив время на отдышку, я сообщила:

— Госпожа Сон, вы знаете, какой сегодня день?

— М, какой?

По голосу показалось, что она тоже немного протрезвела.

— Сегодня же полнолуние! — Я указала на луну.

Мы вместе начали смотреть на неё. Серый, светлый и такой притягательный небесный объект привлекал нас с не наименьшим интересом как у детей. Мы не могли оторвать глаз. Внезапно из темной стороны снизу на луне стал показываться вишневый с черными блестками дым. Сначала он заполонял понемногу места, а когда достигнул половины, госпожа спросила:

— Так и должно быть?

Если ранее писательница еще была каплю в опьянение, то необычное явление ее протрезвило полностью.

— Неа… — я протянула, махая отрицательно головой.

Сон Хани повернулась ко мне и в ее глазах играл то страх, то удивление:

— Тогда…

Она не успела договорить. Дым полностью поглотил луну, и из темноты леса послышались медленные, но очень четкие звуки: сначала струн, похожих на каягым[3], дальше звучания бубенчиков, потом флейты и напоследок был удар в барабан.

[3] Каягым — корейский многострунный щипковый музыкальный инструмент.

— Теперь уже можно бояться, Мирэ?

— Думаю, да…

Мы смотрели друг друга в глаза в поисках какой-то поддержки. Начался сильный ветер, настолько мощный, что волосы, сумки и одежду раскидывало во все стороны. Чуть ли не сами деревья не срывало с корнями. До этого мы еще могли видеть друг друга, но с земли поднялся клубок пыли и полетел в глаза. Мне пришлось рукой прикрыть лицо.

— Мирэ!.. Мирэ!.. — звала писательница.

— Я… — В рот немного попало грязи. — Я тут!..

В слепую я пыталась найти Сон Хани, а она меня. С пятой попытки она наконец-то ухватилась за мою правую руку.

— Клянусь, если мы отсюда выберемся живыми, со всеми руками и ногами, то я пойду в храм, помолюсь богу и сделаю суперское подношения…

Кто-то засмеялся от слов госпожи Сон.

— Я серьезно!

— Э-это не я, госпожа…

Ветер прекратился и пыль вернулась туда, откуда и пришла. Мы сглотнули в унисон. Сердце билось как бешеное, а сверчки стрекотали в ночи. Я отодвинула руку чуть левее, а писательница волосы с лица. Глаза все еще щурились. Понемногу я стала открывать глаза по очереди.