Медленно ступая по мягкой ковровой дорожке и разглядывая висящие на стенах гравюры и репродукции, мы прошли примерно четверть коридора, когда мой взгляд застыл на большом полотне, органично вписавшемся в незначительное углубление в стене.

– Это подлинник, – похвастался Юрий.

Недоверчиво посмотрев на колдуна, я вернула взгляд на картину.

Будучи не самым большим знатоком живописи, я тем не менее, хорошо знала «Данаю» Рембрандта и ее ценность для мирового искусства. Лицезреть ее в гостиничном крыле частной, пусть и магической организации, было настоящим шоком.

– Что же тогда висит в Эрмитаже? – задала я главный из терзавших меня в тот момент вопросов.

– Отличная копия. Немного пропитанная магией, чтобы ни один эксперт из числа людей не смог этого понять.

– Вот это да!.. – восхитилась я.

– Только не стоит об этом среди людей распространяться, – с улыбкой предупредил Юрий.

Вдруг у него в кармане, под пиджаком что-то завибрировало и коридор озарился задорной телефонной трелью, похожей на звонок обычного, дискового телефона. Понятно, ретроград.

– Извини, – сказал мой собеседник и быстро отошел подальше, так чтобы даже обрывок фразы из динамика я различить не могла. – Да.

Я вернулась к созерцанию «Данаи» и через пару минут поняла, чем вызван некий аскетизм в освещении коридора. Приглушенный свет, резко отличающий данный коридор от светлого фойе, создавал атмосферу уединения и недосказанности. Курносый молодой человек, выглядывающий со второго плана полотна, дополнял ощущение таинственности, возникающее в такой обстановке. «Всё чудесатее и чудесатее», – вспомнилось мне любимое выражение маминой подруги. Я посмотрела на Юрия, он заканчивал разговор. А с другой стороны, из глубины гостиничного сектора, по коридору, ведущему к лифтам, нам навстречу шел высокий худой мужчина и пристально смотрел на меня. От его взгляда стало не по себе.

– Приветствую, босс! – поспешил заговорить с ним Юрий.

– Доброго вечера Детям Ночи! – поздоровался тот, кого Юрий назвал «боссом».

– Здравствуйте! – успела вставить я прежде, чем Юрий скептически заметил:

– Боюсь, доброго вечера нам сегодня не видать, как толерантности от Детей Дня.

– Говори, – разрешил высокий мужчина и кивнул, словно утверждаясь в принятом решении вести разговор при незнакомке, то есть при мне.

Моя догадка была совсем не далека от истины. Только говорили они не в офисе, а в машине Юрия, летящей по Садовому кольцу. Под Русаковской эстакадой полчаса назад был обнаружен труп Быстрова. От его жены по-прежнему не было ни слуха, ни духа.

– Ну, что, юная Леди, давайте знакомиться! Меня все зовут Платоном. – Глава Детей Ночи легко повернулся на сто восемьдесят градусов, сидя на переднем пассажирском сиденье.

Странное впечатление производил этот серьезный импозантный мужчина с короткой стрижкой черных волос, убелённых благородной сединой, и большими печальными глазами. Раньше мне приходилось видеть такие глаза. У животных. Уставших от жизни в неволе или замученных работой. Мудрых и грустных, принявших свою тяжкую долю. Именно такие глаза были у лошади дяди Коли в бабушкиной деревне.

Потрясающе умная лошадь была, белая в серых яблоках. В любом состоянии дядю Колю домой привозила, а пил он порой по-черному. А однажды в стаде, которое он пас попеременно со сменщиком Сашкой-«тюремщиком», слегла корова: собаки прокусили ей ногу и повредили сухожилие, рана начала гнить. Мы с бабушкой взялись ее выхаживать, и через два дня благодаря пахучим мазям корова начала подниматься. Только колхозники уже вызвали из райцентра машину, чтобы ее отвезти на убой. Не верили, что встанет. А неходячая корова, ночующая одна в поле – это головняк для всех. Животные чувствуют приближение смерти. Глаза той коровы и слезы, капающие на мои колени, я не забуду никогда. Такие глаза, как будто наполненные скорбью за весь мир, на лице человека, уже много лет руководящего черными волшебниками в столице России, выглядели уж совсем нереально.

Еще более поразительным было общее впечатление, производимое им. Он источал какой-то магнетизм, располагал к себе с первого взгляда и при этом внушал ужас. Непонятный трепет, ощущая который хочется глупо шутить и наивно хлопать ресницами.

– А я – Ксения Хрумова, Другая, Дитя Ночи, – вспомнила я формулировку Юрия.

– Строго говоря, еще нет, – ехидно осадил меня Платон. – Я еще не решил, будешь ли ты у нас работать.

– Ага, и именно поэтому вы тащите меня с собой, словно карманную собачонку, на место убийства вашего сотрудника. Полагаете, трупы – мой фетиш?!

– Да, язычок у нее острый, – вопреки моим ожиданиям главный темный маг Москвы ничуть не рассердился, его даже позабавила моя дерзость. – Трудно тебе с ней будет, Юр.

– Твоими стараниями, босс, – ухмыльнулся Юрий.

Дальше ехали молча.

Меня беспокоили вопросы: зачем меня взяли с собой и как достойно продержаться на месте преступления? Не то чтобы я боялась мертвяков, но с насильственной смертью еще не сталкивалась.

Юрий потихонечку начал сбрасывать скорость.

– Держись всё время поблизости от меня и не вздумай применять магию, что бы ни случилось, – сказал он мне.

– Хорошо, – негромко ответила я, пытаясь скрыть волнение.

Платон пытливо посмотрел на меня, а затем перевел взгляд на Юрия.

– Одно охранное заклятие смогла установить, – объяснил тот боссу. – В первый день!..

– Ладно. Об этом потом, – удовлетворенно решил Платон.

Юрий приоткрыл окно, и заглянувший в него охранник стоянки с остекленевшими глазами пошел поднимать шлагбаум. Мы въехали на огражденное забором из сетки рабица пространство. Вопреки моим ожиданиям, Юрий повернул не налево, где синим светом озаряла висящий над головой мост мигалка полицейского УАЗика, а направо, где не было ни души, но машины стояли одна рядом с другой. Юрий очень удачно вклинился между двумя иномарками, перегородив выезд старенькой, но ухоженной бежевой «пятерке», явно принадлежащей работяге, который приехал с работы, поставил машину на стоянку и до утра за ней не придет.

Вылезая из машины, Платон вошел в туман. Юрий убедился, что у меня с этим не возникло проблем, и последовал за нами. Платон шел так быстро, что мои ноги постоянно норовили сорваться на бег дабы поспеть за ним. Нет, в его движениях не было спешки, его поступь я бы назвала степенно-интенсивной. Очевидно, он чувствует себя в другой реальности, как рыба в воде. Мне же пока не то, что ходить, дышать здесь трудновато.

Юрий обогнал меня, не став при этом догонять босса. Я почувствовала себя гораздо комфортней: теперь мое отставание стало как будто в два раза меньше и составило каких-то три метра. Не сбавляя хода, я покрутила по сторонам головой. Вокруг темно, хоть глаз коли. Можно было бы даже предположить, что на дворе ночь. Чем ближе мы подходили к скоплению людей и Других, тем более вкрадчивыми становились шаги мужчин и тем сильнее колотилось мое сердце.

К моему удивлению, на месте преступления мы не обнаружили ни луж крови, ни отрезанных конечностей, ни изуродованного лица покойного. Однако озабоченное лицо Юрия и настораживающе внимательный взгляд Платона говорили, что это отнюдь не добрый знак. По отсутствию следов на теле пострадавшего выходило, что отдыхать его отправил не человек. Платон подошел к лейтенанту, составляющему протокол осмотра места происшествия, и заглянул ему через плечо. Полицейским овладело беспричинное, как ему, должно быть, показалось, беспокойство. Недавно я сама была такой. Слепой. Рядом ходили Другие, волшебницы и ведьмы, оборотни и маги, а я, как и большинство в этом мире, ничего не замечала. Забавно, что туман напоминает зазеркалье: мы видим людей, они нас – нет.

А вот интересно были ли Другими те фантасты, что писали про параллельные миры: Льюис Кэррол, Клайв Льюис, Кир Булычев? Как показывает практика, далеко не всем Другим удается прожить больше, чем отведено обычным людям. Так что вполне мог быть. Ведьмак же лежит себе сейчас мужик мужиком на остывшем после дождя асфальте. Лет сорок-сорок пять ему можно дать. А каких-нибудь шесть часов назад ходил небось по Москве молодым красавцем, мужем будущей роженицы.