Ивану ту девицу-наследницу не замуж брать. Ему табак купить надо. Папенька покойный той рыжей веснушчатой девицы в своем деле хорошо понимал. Товар у него всегда был высшего сорта.

Опять же, пока улицы были пусты, Ванька до лавки добрался. Пришедших после него мужиков в стороночке попросил постоять. Он купит необходимое, выйдет – вот тогда и заходите. Кому не понятно – можно разъяснить. Будущие покупатели в детстве головой на пол из люльки не падали – к словам Ивана прислушались. Ещё бы. Кроме речи на правильном русском языке им ещё и обрез был продемонстрирован. В Вятке обрезом и добрым словом всегда можно добиться большего чем одним благостным словоизлиянием.

Куплено было всё что нужно. Ещё и сверху. Папа покойный рыжей девицы кому-то с ещё довоенных времен кубинские сигары заначил, а она, вот Ваньке повезло, выстави их как раз сегодня на прилавок. Цену ещё из старого каталога определила… Не – нельзя бабам табаком торговать. Продавать надо то, в чем понимаешь…

Как по Царевской Ванька Воробьев в сторону Больше-Хлыновской шел, всё по сторонам поглядывал. Груз у него ценный для людей, да и про собак забывать нельзя. Парнишка то, когда о вознаграждении за свои услуги по доставке почты торговался, всё с помощью бродячих собак цену набивал. Дескать – жрут пеших. Конными тоже не гнушаются.

От собак и лихих людей пока вроде Бог берег, а вот …

– Дяденька, спаси! Спаси ради Бога! – из подвального окна до Ваньки донеслось.

Дом, откуда Ивана окликнули, по правую руку от него находился. Его надстраивать начали, над каменным полуподвалом и деревянным первым этажом ещё один добавить хозяева пожелали, но видно, когда эпидемия началась работа и застопорилась. Крышу разобрали, стены из бревен сложили, а дальше не продвинулись. Ванька ещё подивился – кто же зимой такими делами занимается, совсем у людей головы нет.

На время строительства жильцы дом покинули, где-то в другом месте обретались – вон как всё снегом занесено, только куда то за стройку тропиночка протоптана, скорее всего к подвалу, откуда Ваньку на помощь позвали.

Иван свой мешок с куревом посреди улицы бросать не стал – быстро ему ноги приделают. Вроде и никого не видно, но что-то такие эксперименты на проверку людской честности ему устраивать не хотелось.

По тропочке за дом завернул. Точно – в дверь подвала она и упирается. Сама дверь колом подперта. Ранее там замок навешен был, но чьи-то злые руки его сбили и сейчас вот таким приспособлением приходилось пользоваться. Явно, что не хозяева это сделали.

Кол в сугроб просевший на мартовском солнышке полетел. Дверь со скрипом отворилась, но не до конца. Снег около неё не лопатой убран был, так – ногами обтоптан, но человеку протиснуться можно.

По коридорчику какому-то метров пять прошел. Темно то как. С улицы света совсем мало. Ноги не переломаешь, так голову обо что-то разобьешь. Какого черта тут ещё нагорожено…

Иван спичку зажег, огляделся. Ага, ему прямо. Там перегородка какая-то деревянная, на ней дверца, а в нее как бы кто-то толкается. Не сильно так, но и голос то детский был – откуда силе то взяться.

– Ты где? – на всякий случай Иван уточнил.

– Здесь я, дяденька! Спасай меня скорей, а то эти придут опять… – из-за перегородки донеслось. Голосок как бы малыш говорит, а мальчик или девочка – не понятно.

– Сейчас, погоди. Иду уже. – Ванька несколько шагов в сторону голоска сделал, а за спиной что-то как бы скрипнуло и свет из дверей с улицы чем-то заслонило. Так его не много было, а тут и совсем темно стало.

Ветром, наверное, дверь захлопнуло. Ветерок то с самого утра неслаб дул, а как Ванька домой пошёл – ещё и усилился. Нет бы в спину был, так какое – всё в лицо…

Закон подлости просто получается. В лавку за куревом шел – в морду дуло, обратно – опять та же история. Бьется погода, как тут говорят. Весной часто так бывает.

Огонёк спички добрался до Ванькиных пальцев. Хоть и кожа на них у него не как у институтки, но всё равно больно. Для того чтобы хоть немного осветиться надо новую зажигать.

Достал коробок. Чиркнул. Тут что-то сзади по мешку с курительным запасом ударило. Не так чтобы очень сильно, но чувствительно. Иван даже пошатнулся от неожиданности. С ноги на ногу переступил.

Прикрывая огонёк рукой повернулся. Опаньки – метрах в трёх бабища стоит. Иначе и не скажешь. Не так чтобы и высока, но практически квадратная. Далеконько за сто килограмм, пудов семь-восемь, не меньше.

Как подошла – Иван и не слышал, словно по воздуху прилетела. На голове платок, а из него рожа – бывают же такие. На свету то может ещё и ничего, а в полутьме, много ли от спички света, страшна лицом. На носу ещё и бородавка.

Сумеречное зрение сейчас у Ваньки хуже стало. Вот раньше ночью почти как днем видел, удивлял окружающих. Но, как говорится, ничего не вечно, всё проходит, всё меняется. Причем, не всегда в лучшую сторону.

Стоит бабища, на Ваньку смотрит, ни слова не проронит. Он тоже – что ему с ней разговаривать. Вдруг откуда ни возьмись в правой руке её нож появился. Тесачок такой не маленький. Из рукава что ли она его вытряхнула?

Не надо нам таких фокусов, ой не надо… Ванька даже шаг назад сделал, увеличил с бабой дистанцию. Противника недооценивать не надо. Иван и сам голову кому свернуть не промах, но любого вражины надо опасаться. Пусть перед тобой старушка или малыш, а может он какой ниндзя? Сколько народа так от своей неосмотрительности в гроб легло…

На бабе той ещё что-то типа тулупа овчинного – тоже не в плюс, а под ним может опять же три слоя кофт каких-то наверчено. Кирпич бы сейчас какой, да и звездануть ей по головушке, а то прирежет своим ножиком и как зовут не спросит.

Вниз Иван посмотрел. Кирпича нет, только что-то похожее на малую пехотную лопату под ногами валяется. Она, видно, ему по мешку и прилетела. Во баба дает! Лопатки мечет, ножом орудует…

Не сводя глаз с бабы присел, рукой лопатку цапнул. Она родная – окопная лопата Линнемана. Скольким солдатам во всем мире она жизнь спасла, а теперь и Ваньке поможет.

Датчанин Мадс Линнеман её ещё в прошлом веке запатентовал, а потом и производить начал. В российской армии она сейчас лучшая подружка солдата. Не только пехотинцы ею пользуются, в русской коннице её тоже не забывают. Работают этой лопатой как правило лежа, стоя на коленях или же сидя, но Иван и стоя на ногах её в дело пустит.

Думать и гадать, как лопатка эта в повал перестраиваемого дома попала Ваньке сейчас некогда. Баба опять же практически бесшумно и плавно дистанцию примерно на метр сократила. Да человек ли она – больно хорошо для своих габаритов перемещается, словно лебедушка какая плывет.

Баба нож вперед выставила, туда-сюда лезвием поводила. Ловко так у неё получается. Ванька ещё на шажок отступил, а дальше и некуда, мешком своим чуть в перегородку не уперся.

Иван чуть вперёд наклонился, ноги в коленях подсогнул, а потом резко вперёд длинный шаг сделал и снизу в верх подкручивая влево по бабьей кисти с ножом лопаткой ударил. Понятно – не плашмя. Толи повезло ему, толи баба та такого не ожидала, но хорошо ей перепало. Нож из руки выпал, а пока он до земли летел Иван ещё и сверху вниз по шее её рубанул. Кровь из перебитой сонной артерии наружу брызнула, а баба – как стояла, так и наземь рухнула.

Ванька опять чуть дистанцию разорвал и подождал чуток. Потом ещё немного. Баба на полу подвала поколготилась немного и затихла.

– Дяденька… – опять детский голос из-за перегородки раздался.

Ванька поглядывая на бабу, а вдруг чудесным образом восстанет из мертвых, подошел к перегородке в подвале.

– Отойди в сторонку. Сейчас выпущу тебя на свободу, – отдал Иван распоряжение своему невидимому собеседнику.

– Хорошо, дяденька, – ответил ему голосок.

На двери, что в подвальной перегородке была, навешен был серьёзный амбарный замок, а ключа то, понятно, у Ивана не имелось. Замок этот не от честных людей, а вот проушины подкачали. Когда бабища из вертикального в горизонтальное положение перешла, свет с улицы через приоткрытые двери в подвал стал лучше поступать и Ваньке это стало видно.