В губернском центре и так сейчас с преступностью не всё ладно. Вроде народ и болел почти поголовно, но кривая воровства и грабежей не снижалась. Воровали всё, что гвоздями крепко-накрепко не прибито – от дров до вывесок с казенных учреждений. Господин губернатор не раз задавался вопросом – что они с вывесками то делают? Какая от них ворам польза? Впрочем, вывески то прибиты были, но видно недостаточно надежно…

Решено было вылить спирт в реку. Возить бочками гужевым транспортом – не получится. Лошадок не имеется в достаточном количестве, да и возить некому. Даже и если решена будет чудесным образом эта проблема, то те же солдаты не дадут довезти такое сокровище и слить его в Вятку. Это же грех непрощенный. Население города их моментально поддержит.

Знающий человек из акцизного управления подсказал господину губернатору, что от склада в реку специальная канализационная труба имеется. Идёт она по дну Луковицкого оврага и выходит к реке Вятке в районе кожевенного завода торгового дома «Денис Зонов с сыновьями». Рядышком там ещё мыловаренный и клееваренный завод торгового дома братьев В. и А. Сунцовых.

Господин губернатор подсказку принял, слив алкоголя утвердил. Сказал только, что сделать это надо ночью пока губернский центр спит.

Всю ночь служащие акцизного управления при участии господина полицмейстера через канализацию казенный склад от спирта освобождали. Еле успели. Сами тоже надышались или просто устали – как сонные мухи в конце уже ходили.

Если в одном месте убыло – значит, в другом прибудет. Сорок пять тысяч ведер для реки – это практически не заметно. Но, просчитался господин губернатор – спирт в реку не попал.

Месяц март, это вам не май. В марте на реке Вятке ещё лёд вполне себе стоит и даже уходить не думает. Вот на это лёд перед кожевенным заводом Зонова и мыловаренным и клееваренным производством Сунцовых спирт и вылился. В воды Вятки не попал, а вполне себе такое аккуратное озерцо образовал.

Кто это рукотворное озеро обнаружил история умалчивает, но уже поздним утром некоторые счастливчики начали вливать в свои организмы его содержимое. Слух о таком чуде быстро стал разноситься по городу. Пришедшие с берегов спиртового озера, кто ещё мог пользоваться заплетающимся языком, утверждали, что благодать эта лежит на льду толстым пластом – только знай бери, кому сколько угодно. В подтверждение своих слов они демонстрировали, кто – ведро, кто – жестяной бидон с живительной влагой.

Жители губернского центра невероятно оживились, чуть ли не все поголовно на улицы высыпали. Какой уж тут карантин – рядом целое озеро бесплатного спирта. Кто сам ещё или уже не употреблял алкоголь, были тоже отправлены пьющими за дармовщиной. По улицам города к реке у завода Зонова двинулись не только солдаты запасного пехотного полка и пешей дружины, гражданские лица мужского пола зрелого возраста, но и женщины, старики со старухами, дети… С собой они несли у кого что было – ведра, разнообразные чайники, бураки для молока, четверти и полчетверти, а кто-то и опростанные пивные бутылки, кружки, бокалы, чашки, ковши, аптечные шкалики…

Спиртовое озеро находилось не далеко от берега. Диаметр его составлял примерно саженей двести. Сначала места на его берегах всем хватало, а потом уже стали и локотками толкаться. Да и не только локотками – в иных местах и драки возникали. Некоторых туповатых уму-разуму учили – ишь, пришли, место заняли, пьют себе и не отходят. Другим то тоже надо и выпить, и посудины свои впрок заполнить. Желудок то не резиновый, в него сразу много не входит.

Что дрались? Спирта то всем хватит – тут его было больше чем по ведру на каждую вятскую душу. Это даже если с младенцами считать и с господином губернатором.

Первому лицу губернии стало об этом безобразии быстро известно и решено было принять соответствующие меры. Для порчи без всякого ограничения потребляемого алкоголя в рукотворное озеро были вылиты пять бочек дегтя. Народ это не остановило. Недобрым словом вспоминали местное начальство, но пили.

Посланы были пожарные, чтобы залить спирт водой, но они присоединились к пьющим землякам и скоро тоже лыка не вязали.

В озеро сумели добавить керосина – всё равно пили и посуду свою наполняли. Завтра то тоже день будет, тут и пригодится чайник со спиртом…

Пытались разбавит спирт нечистотами, но не получилось. Возниц дурно пахнущих бочек чуть в них и не утопили.

После «немки» организмы большинства вятчан были ещё слабы, так что валяющихся без памяти в окрестностях завода Зонова всё прибывало. Да и без закуси пили – где её возьмешь. Это тоже падению с ног многих мужиков и баб способствовало.

Видя, что дело плохо, в городе начали прекращать работу немногочисленные лавочки, законопослушные граждане закрывались на все запоры и сидели тихо, как мышки под веником. Наиболее боевитые брали в руки оружие и готовились защищать своё имущество.

Вычерпывали озеро сутки, вторые, третьи… Уже на следующий день после его появления к горожанам жители окрестных деревень присоединились, решили они тоже поучаствовать в неожиданном празднике.

По всему городу шатались пьяные, тут и там пели, и плясали. На второй день начали постреливать, затрещали выламываемые в магазинах двери, зазвенели стекла…

Солдаты запасного полка и пешей дружины перепились и стали не управляемы. У магазина Кардакова чуть ли не целый бой произошел между ними и отрядом дружинников Северного общества охотников. С той и другой стороны были не только раненые…

Ванька Воробьев про озеро спирта уже дома на Больше-Хлыновской узнал. Сестрицы ему рассказали. Откуда они прознали? Мужики какие-то чуть ли не бегом мимо дома терпимости пронеслись гремя пустыми ведрами. Они и сестер звали с собой, но те благоразумно отказались. Мужики те обещали вернуться, больно им сестры приглянулись – вышли дурищи в огород перед домом, не послушали распоряжения Ивана в комнатах за закрытыми ставнями сидеть. Придут или нет, а подготовиться к незваным гостям надо. Вятские долго запрягают, но потом быстро и куда попало ездят, правил не соблюдают. Тут ещё им спирт под хвост попал…

Иван Афанасьевич сейчас жил на рабочем месте, дома уже третий месяц не ночевал. Сначала болел, как потом оказалось пресловутой «немкой», занимал выделенную ему койку в губернской земской больнице. Большинство населения города по своему месту жительства хворали, а Ивана Афанасьевича коллеги в больнице разместили.

Когда поправился, то уже не только городовым врачом оказался, а ещё и сразу ординатором губернской земской больницы и её старшим врачом. Он то выкарабкался, а вот коллегам менее повезло. «Немка» много вакансий открыла и надо было их заполнять. Вот такая у Ивана Афанасьевича социальная мобильность получилась в профессиональном плане.

Сколько мог, сопротивлялся Иван Афанасьевич, но сверху надавили, о профессиональном и гражданском долге напомнили, о необходимости следовать заветам Гиппократа… Дал согласие Иван Афанасьевич – вот теперь на работе и жил. Прямо в приемном кабинете в амбулатории ему ширмой угол отгородили, кушетку там поставили, постельные принадлежности казенные он получил, полотенце, пижаму, халат больничный…

Почему не в кабинете старшего врача разместился, по занимаемой должности вроде и положено? Занят он был сейчас. Стол, кресло и прочую мебель из кабинета ещё в прошлом году вынесли и там кровати для больных разместили – не хватало коечной мощности губернской больницы для увеличившегося потока пациентов.

Койки с больными сейчас и в коридорах расставлены были, и в ординаторских, и в прочих помещениях. Психиатрическое отделение также пришлось перепрофилировать. Всех неизлечимых хроников из больницы выписали – кого родственникам вернули, кого добрые люди приютили за ежемесячное денежное вознаграждение. На освободившихся площадях опять же соматических больных в настоящее время размещали. То же самое сделали и с арестантским отделением – заключенные сейчас прямо в тюрьме как мухи выздоравливали.