Для Хайека «спонтанный порядок» был связан с идеей, которая к тому времени уже прочно утвердилась в экономической теории – идеей общего равновесия. В рамках этой теории утверждалось, что система неконтролируемых рынков любого товара – потребительского или производственного назначения – это саморегулирующаяся система, которая стихийным образом уравновешивает спрос и предложение[47]. Обо всем этом кратко – причем в духе Хайека – высказался Кеннет Эрроу: «Представление о том, что результаты действия целостной системы могут отличаться от ожидаемых – и даже быть противоположными, – является, безусловно, важнейшим интеллектуальным вкладом, который экономическая мысль внесла в современное понимание социальных процессов»[48].

Лоуренс Саммерс – гарвардский экономист, ставший при Билле Клинтоне министром финансов (и по совпадению племянник Кеннета Эрроу), писал о Хайеке так: «Какой главный вывод следует сегодня из курса экономики? Студентам я пытаюсь внушить мысль, что «невидимая рука» побеждает «сильную руку» (неважно, явную или скрытую). Все будет достигнуто эффективными усилиями, для которых не нужно ни планов, ни органов управления, ни руководящих указаний. Среди экономистов это – консенсусное мнение. В этом и состоит наследие Хайека»[49].

В «Дороге к рабству» Хайек прежде всего подчеркивал то, чем сегодня нас так привлекает «спонтанный порядок» (кратко описанный выше в лекции Бардера): «спонтанные и неконтролируемые усилия индивидов могут составить фундамент сложной системы экономической деятельности»[50]. Хайеку было ясно, как «нетерпеливое стремление к быстрым результатам»[51] заставляет иных забыть о «спонтанных силах, заключенных в свободном обществе» и вместо этого грезить «коллективным и „сознательным“ руководством, направляющим движение всех социальных сил к заранее заданным целям»[52]. Он отмечал, что «сознательная мобилизация» несет в себе известный соблазн, ибо «человек, который действительно делает дело» всегда популярнее «гнусного субъекта, который, сидя в своем кресле, разглагольствует, почему усилия, предпринимаемые [первым] из самых лучших побуждений, идут прахом»[53].

Впрочем, мышлению в стиле экспертных решений есть альтернатива: стихийные решения, принимаемые в процессе рыночной конкуренции. Конкурентные рынки позволяют каждому, кто способен удовлетворить ту или иную [общественную] потребность, предложить свое решение потребителю. Потребители выбирают решения, обеспечивающие максимальное удовлетворение потребности при минимальных затратах. Как отмечал Хайек, «мы доверяем многочисленным независимым участникам конкурентного рынка» произвести для нас нужные товары. По остроумному замечанию Хайека, даже если мы не знаем, чего хотим, стихия рыночной конкуренции создает то, «чего мы захотим, когда нам это покажут»[54].

Поборники сознательного планирования считали, что они лучше разбираются в том, что является благом для отдельного человека. Кроме того, они считали себя достаточно умными, чтобы направлять все общество, выявляя и снимая ограничения, тормозящие его выход из бедности. Совсем иначе проявляются сторонники индивидуальных решений, стихийных и непретенциозных: «Смирение перед социальными силами и терпимость к различным мнениям, характерные для индивидуализма, являются тем самым полной противоположностью интеллектуальной гордыне, стоящей за всякой идеей единого руководства общественной жизнью»[55].

Мюрдаль – в отличие от Хайека – считал, что «ответственность за экономическое развитие» должно взять на себя государство[56]. Мюрдаль рассматривал «правительство и его окружение в качестве активного субъекта планирования, а население страны – как сравнительно пассивный объект политики, являющейся результатом планирования»[57]. Под словом «планирование» Мюрдаль не подразумевает централизованного планирования советского типа. Он уточняет, что планирование – это лишь то, что мы называем сознательным замыслом: «Нередко под планами развития очевидным образом понимается планирование как всеобъемлющая попытка изменить все неудовлетворительные условия»[58]. Мюрдаль отмечал: «…этим странам нужна программа, которая позволит внести перемены одновременно в большой набор параметров, сдерживающих их развитие»[59].

Работая над книгой «Азиатская драма», Мюрдаль в 1968 году не питал надежды на то, что нищее население окажется способным на принятие индивидуальных решений: «Преобладающие настроения и привычки людей в отношении жизни и работы являются с точки зрения развития бесперспективными». Этих людей отличает «низкий уровень трудовой дисциплины»; еще для них характерны: «суеверие, иррациональность, беспечность, неспособность к адаптации, отсутствие амбиций и общая неготовность к переменам и экспериментам»[60].

Однако, вопреки заблуждениям, стихийность решений как противоположность осознанности замысла не есть аргумент в защиту свободы рынков против государственного вмешательства в экономику. В этом состояло и состоит одно из главных недоразумений в споре по вопросам развития за последние шесть десятилетий. Это был единственный спор о свободе, происходивший в рамках тематики развития, но этот спор «шел не о том».

Так, британский экономист венгерского происхождения П. Т. Бауэр, в 1971 году опубликовавший книгу «Споры о развитии», во многом поддержал Хайека и раскритиковал авторитарный подход Мюрдаля к развитию (здесь мы уже приводили многие его цитаты из Мюрдаля). Однако сообщество экспертов увидело в аргументах Бауэра не более чем обычную критику государственного вмешательства с позиций сторонников свободного рынка. В 1971 году Бауэру, как многим другим до него и после, не удалось вовлечь экспертное сообщество в фундаментальную дискуссию между сторонниками авторитарного – и свободного развития.

Тому, что противопоставление «государство или рынок» является ложным, имеется три причины. Во-первых, Хайек сам признавал взаимодополняемость государства и рынка, когда говорил о необходимости государственных товарных поставок или экстренных мер в областях, не охваченных рынком. То, что Хайек называл «довольно широким полем деятельности» государства, включает строительство дорог, охрану окружающей среды, санитарную защиту, создание нормативно-правовой базы, соблюдение закона и оказание социальных услуг[61].

Во-вторых, государственные службы наилучшим образом функционируют тогда, когда и они являются результатом спонтанного порядка, возникшего в свободном обществе. Политики, предлагающие избирателям нужный им «продукт», получают взамен поддержку, а политики, пренебрегающие их волей или вредящие их интересам, изгоняются с громким протестом. Эта система не требует, чтобы в стране существовал верховный распорядитель государственных услуг: его работу выполнит правило «скрипучее колесо получает смазку» – разветвленная сеть обратной связи. Автократия не признает за человеком право быть «скрипучим колесом», т. е. отрицает свободу слова и собраний – необходимых орудий протеста против властных злоупотреблений.

Мы в свободных обществах недооцениваем, сколь эффективен спонтанный политический порядок, потому что многое считаем само собой разумеющимся. Учителя выходят на работу, дороги (в основном) – в хорошем состоянии, власти не жгут дома фермеров в Огайо, ибо это вызвало бы страшное возмущение. В автократиях, не зависящих от поддержки народа и способных подавлять протесты, можно с гораздо большим основанием ожидать невыхода учителей на работу, катастрофического состояния дорог и разорения фермерских хозяйств.