– Отпусти, бестолочь!

– Ага, чтоб она убежала!

– Нельзя, чтобы она испугалась!

– Она уже напугана, болван! Зря мы это затеяли!

– Поздно назад воротить! Второго шанса у нас не будет. Да отпусти ты её, поставь на землю! Вот так.

Грязная лапища убралась с лица, и Лика завизжала. Ей тут же снова заткнули рот. Она бы могла укусить похитителя, но побрезговала: пахло от кожи человека так, что Лику чуть не стошнило.

– Молчи! Тихо! Эй, слышь, мы тебя не обидим, честное слово! Только выслушай, да не вертись ты, эй!

С Лики сдёрнули капюшон, и она наконец разглядела похитителей. Двое безымянных нищих мужчин и женщина. Она была наречённой и выглядела получше.

– Ты Лика Пейран, бесценная Илассета, – сказала женщина. – Я столько времени пыталась связаться с тобой! Но проще пробить головой каменную стену. Пришлось просить этих бедолаг о помощи. Будешь визжать, и мы уведём тебя подальше в лес. Поняла? Ну, болван, дай ей сказать!

– Что вам надо? – Лика попыталась крикнуть, но голос подвёл её, и получился болезненный хрип.

Женщина красноречиво призвала шкатулку и сунула девочке под нос.

– Открой. Пожалуйста, я прошу, видишь? Не требую. Я тебе заплачу. Вот, – она кивнула на мешочек на поясе. – Там немного, столько твой отец тратит на жалование уборщицы ягод, но и дело бесценных нетрудное. Просто прикоснись к шкатулке. Ну?

– Я открою, только отпустите, – задрожав от страха, сказала Лика.

В глазах женщины появился жадный блеск. Она сунула шкатулку в руки девочки и застыла в предвкушении долгожданного чуда.

Лика едва стояла на ногах. Коленки тряслись. Ей ещё никогда не было так страшно.

«Это не должно происходить так!»

– Ну же! Открывай! – поторопила женщина.

– А я говорил, их нельзя заставить!

– Заткнись! Открывай! Сейчас же! – голос женщины сорвался на визг.

Всё внутри Лики сопротивлялось приказу.

«Неправильно, не так, не сейчас, не здесь!»

– Выходит, правду люди говорят, – прошипела женщина, и в её руке появился нож, – никакая ты не бесценная! Это всё враки, да-да, я слышала, отец города просто хотел поднять репутацию Илассета. Да? Отвечай!

– Э! Нож убрала! Живо!

Один из мужчин достал из-за пояса дубинку, пока второй продолжал держать Лику.

– Ты не видишь?! Она не бесценная! – рявкнула женщина.

Шкатулка испарилась из пальцев Лики.

– Бесценных нельзя заставить открыть шкатулку, – повторил бродяга. – Только попросить. Эй, милая девочка, милая бесценная, будь добра, пожалуйста, награди меня с братом именами, любыми. И мы выведем тебя отсюда невредимой, а? Что скажешь?

А Лика онемела от страха. Она смотрела то на одного безымянного, то на другого, пытаясь найти в их лицах хоть что-то человеческое, но оба казались пустыми серыми пятнами, на которых не получалось сфокусировать взгляд, не удавалось понять, о чём они думают, что это за люди. Будто на картину упали две капли воды, размыв лица и суть этих людей. Она тоже была такой, пока не получила имя? Или даже безымянные бесценные отличаются от остальных?

– Чего ты ждёшь? Произнеси имя! Ну? Мы п-просим тебя, просим же, ну! Тебе жалко? Или ты считаешь нас недостойными имён, а? А?!

– ОТПУСТИ МОЮ ДОЧЬ!

Лика дёрнулась на звук, но ноги подкосились, и она рухнула в грязь, запутавшись в плаще, а когда подняла голову, то увидела отца. Он стоял со сжатым в руке дарёным кинжалом, а его глаза, казалось, от ярости светились голубым пламенем.

– Папа! – Лика бросилась к нему и заревела в голос.

– Я здесь, всё кончено, – причитал Матар. – Всё кончено, богиня, всё кончено.

Он убрал окровавленный кинжал в ножны, набросил на голову Лики капюшон, закрыв от её взора весь мир, и подхватил на руки. Лика трижды качнулась в объятиях отца, как будто он переступил через что-то.

Матар подошёл к застывшей у переулка страже.

– Ловко вы их!

– Не знаю, как это я… Как будто это и не я был вовсе. У меня будут… кхм, проблемы с этим?

– Вы защищали бесценного ребёнка. Идите домой.

Лика, убаюканная размеренным шагом отца и звуками шуршащих мокрых камушков под его сапогами, перестала плакать.

– Прости меня. Не надо было мне убегать…

– Да, не надо было, – согласился Матар.

– Мама сильно разозлилась?

– Нет, что ты. Испугалась.

– Сильно испугалась?

– Очень сильно.

– То есть она не будет ругаться?

– Может быть, завтра будет.

Лика шмыгнула носом.

– Они хотели, чтобы я открыла шкатулку той женщины. Я сказала, что открою, только бы меня отпустили.

– Правильно сказала. Запомни: нет ничего дороже твоей жизни.

– Она дороже даров?

– Всех даров в мире, да.

– А те двое хотели, чтобы я дала им имена. И я не смогла. Не знаю почему. Всё было неправильно, но это было неправильнее всего. Понимаешь?

– Ты бесценная, Лика. Ты можешь поступать так, как считаешь нужным. И правильным.

– Спасибо, папа.

– Пришли. Не забудь и у мамы попросить прощения, хорошо?

Лика кивнула и незаметно вытерла нос о папин воротник.

Матар спустил дочь на землю, в этот же момент дверь в дом распахнулась, и на порог выбежала Дора. Она схватила дочь в охапку, а после – долго не отпускала, прерывисто дыша в её волосы. Лика снова плакала и сбивчиво обещала больше так не делать.

На что Дора счастливо вздохнула и с улыбкой сказала:

– Пойдём, расскажешь начальнику охраны, как тебе удалось улизнуть.

– Зачем? – удивилась Лика и даже плакать перестала.

– Надо же понять, кого наказать за то, что бесценную прохлопали! – засмеялась Дора, вытерев красные от слёз глаза.

Приближались именины младшего принца Илассета, и город не спал ни ночью, ни днём. Люди украшали улицы лентами и цветами; труппы актёров разыгрывали сценки на площади; женщины готовили угощения, мужчины чинили крыши и красили дома, пока дети носились с поручениями. Гостиницы были переполнены, а в замке, говорят, не осталось свободных спален для гостей. Приехала вся семья правящей четы, даже сводный брат Стефана – Ри́нел, с сыновьями, хотя их не ждали.

После того как принцем ветви стал Севир, отношения Стефана с братом обострились. Поговаривали, тот приехал убедиться, что безымянный принц не излечился от недуга, а значит, после окончания правления Севира ветвь должна была перейти к семье Ринела. Может, поэтому Стефан разрешил торжество – надеялся утереть нос сопернику. И люди с радостью устроили праздник.

Урожай вишни удался на славу. Матар думал, что это влияние дара жены – Дора в саду часто играла на флейте. Такого бурного цветения Матар не видел давно, и теперь вишню брали у него целыми повозками: как для обычного люда, так и для рейнского стола. Дора заказала замечательные платья из радужного шёлка, купила, должно быть, всю лавку с украшениями и заколками, а её дамский столик был завален духами, кремами и шут его знает чем ещё. Женщины! То ли дело купить пару лошадей, отложить мешочек золота на плохие времена да доверху заполнить кладовые. Но, чего уж там, Матар и себе купил пару костюмов, новую шляпу и трубку из белого дерева.

Лика ничего не хотела. Всё сидела в спальне, читала книги и возилась то с часами, то с головоломками. Разбирать сложные механизмы было её любимым занятием, но и другие науки девочка изучала с интересом. Достаток Матара позволял обеспечить дочери достойное образование, так необходимое в будущих путешествиях. После того как Лику объявили бесценной, к её обычным занятиям с познавателями счёта, письма и истории добавились уроки по географии, анатомии, этикету, логике и даже верховой езде. Два основных языка Ародана – ветвийский и расколотое наречие – Лика уже знала благодаря матери.

Матар вздохнул, оглядел сады, в которых с утра до ночи работали сборщицы ягод, и вернулся в дом. Он переживал за Лику. Она отказывалась от кукол и платьев, не желала смотреть выступления актёров. Её редко кто видел, и чем ближе были именины принца, тем больше дочь замыкалась в себе.