Нервная дрожь пробегает по моему телу и собирается жаром внизу живота.

Багиров вновь завладевает моими губами в маниакальном поцелуе, словно хочет отвлечь меня от того, как он начинает стягивать колготки вместе с моими трусиками, но я уворачиваюсь от поцелуя и впиваюсь в его руку короткими ногтями.

— Поцелуи не предусматривают снятия одежды, — хриплю я, сильнее царапая его запястья. — Ты обещал поработать над своими манерами.

Илай останавливается, его ноздри раздуваются, а сам он смотрит на меня тяжелым взглядом, медленно облизывая свои влажные губы после нашего поцелуя, и я чувствую, как между ног скапливается пульсирующий жар. Господи…

— У нас не было договора, где заканчиваются поцелуи, — его пальцы скользят под подол моей юбки, после чего Илай прижимается носом к моей шее, прикусывает кожу и новый всплеск удовольствия разливается внизу живота.

У меня перехватывает дыхание, и я роняю голову на диван, неосознанно предоставляя ему больший доступ к чувствительным зонам.

И Багиров пользуется этим, всасывая мою кожу и кусая ее, пока вокруг меня не начинает кружиться пространство.

Мне становится так жарко, что каждый новый вдох обжигает легкие. На лбу выступает пот. Нервные окончания пульсируют под разгоряченной кожей, и я выгибаюсь к нему навстречу, как проклятая попрошайка.

Илай рычит у моего горла. Моя грудь вздымается. Боже. Он сумасшедший.

— И давай начистоту, — его теплое дыхание щекочет шею. — Тебе нравятся мои поцелуи.

— Н-нет… — это самая слабая ложь, от которой мои бедра сжимаются сильнее.

В глубине души я знаю, что это неправильно. На тысячу процентов неправильно. Что я здесь. С ним. Наедине в этой шикарной богатой квартире. На диване, который стоит дороже моих органов. Но кого это волнует, кроме моего отчаянного кусочка разума?

Явно не Илая, и не мое глупое тело, которое ни черта не понимает и предает меня. Нравится мне это или нет. Горячий рот Багирова впивается в мое горло, и я теряю тихий стон. Ах, черт. Мне это нравится.

— Такая маленькая лгунья, — усмехается он напротив моей пульсирующей венки и в следующее мгновение касается ее губами, а я понимаю, что мне конец.

Это фиаско.

Я больше не хочу бороться с притяжением, которое становится слишком очевидным для нас обоих. Но никто не говорит о нем.

Вместо этого пальцы Багирова скользят под пояс юбки, смещают его выше, на мой подрагивающий живот. Я всхлипываю и начинаю ерзать. Боясь и одновременно предвкушая, что будет дальше.

А дальше Илай находит пальцами пуговицы моей блузки и, не прекращая обжигать поцелуями мою шею, расстегивает так осторожно, что я чувствую итог его действий, только когда он отстраняется и распахивает ее, обнажая мой топик, скрывающий маленькую грудь.

Я тут же пытаюсь прикрыться блузкой обратно, это, наверное, выглядит глупо, ведь он уже все видел, но Багиров перехватывает мои запястья и поднимает на меня мрачный взгляд грозовых глаз.

— Не прячься от меня.

Я нервно сглатываю, наблюдая, как он ленивыми движениями упирается руками в диван по обе стороны от моей головы и снова приближается к моим губам своими, чтобы раскрыть их языком и забрать мой невысказанный протест, как пират, укравший себе чужестранку и заявивший на нее права.

— Я хочу видеть тебя, — хриплый низкий голос обжигает вместе с еще одним требовательным, но мягким поцелуем.

— Ты уже видел, — тихо шепчу я, царапая пальцами замшевую обивку дивана.

Багиров нежно прикусывает мою нижнюю губу и тянет на себя, после зализывая укус голодным языком.

— Хочу еще. Можно? — он соскальзывает губами на мой подбородок и теперь прикусывает его, вырывая из меня прерывистый вздох. Будто этот парень нуждается в моем разрешении.

Я ничего не отвечаю, пытаясь не разучиться дышать. Но я так же ничего не делаю, только ахаю, когда Илай медленно подцепляет пальцами хлопковый топ и стягивает его вниз, обнажая сначала один сосок, затем второй. От прохлады они тут же напрягаются и превращаются в пики, выпрашивающие его прикосновений.

Задыхаясь, я смотрю на обжигающий взгляд Илая и на то, как дергается кадык на его широкой шее.

На мгновение он поднимает на меня почерневшие глаза, и я вижу в них ад, в котором горю вместе с ним.

Это должно меня напугать, но сейчас чувство страха, как бензин, разжигает пламя вокруг нас сильнее.

Илай сжимает мою талию и подтягивает меня ближе к себе, пока я беспомощно хватаю ртом воздух, предчувствуя неизбежное столкновение.

— Ты только посмотри на себя, — рычит он, водя большим пальцем по моему дрожащему животу. — Твои соски так и просятся в мой рот.

О боже.

Я глотаю удушливый звук и отворачиваю голову в сторону, понимая, что краснею, ошпарившись об его грязные словечки.

— Обязательно… быть… таким… пош… Ах…

Меня обрывает холодная струйка воздуха, царапающая сначала один сосок, затем второй.

А он еще даже не коснулся их.

Только подул.

Но этого достаточно, чтобы почувствовать себя ошеломленной и сокрушенной чувствительной дрожью.

— Илай… — но я снова не успеваю договорить.

Гортанный стон касается одной из моих чувствительных вершинок раньше, чем горячий рот смыкается на ней, и меня пронзает электрическая паутина ощущений.

Я прикусываю нижнюю губу, отчаянно глотая рвущиеся наружу стоны.

Ох… черт.

Я цепляюсь за его голову и путаюсь пальцами в коротких волосах в неясной потребности притянуть ближе. Или оттолкнуть? Господи… ни черта не понимаю.

— Все еще будешь бороться за свою ложь? — тихий глубокий голос вызывает безумные мурашки на коже. — Или признаешься, что тебе нравятся мои поцелуи? Что скажешь, Ведьма? Мм? По крайней мере, твоим соскам очень, — и он демонстративно втягивает один себе в рот, закручивая в моем животе вихрь новых ощущений, будто между соском и клитором есть какая-то невидимая нить, посылающая возбуждающие импульсы. — Посмотри на меня, — требует он грубо, играя с одним соском языком, а второй сжимая между пальцев, вытягивая из меня самый отчаянный стон. — Ах, твою ж мать, — рычит он, переключаясь ртом на пульсирующий от грубости его пальцев сосок, и я судорожно выдыхаю, выгибая ему свою грудь навстречу. — Признай, милая, эти соски созданы для меня. Как и твои стоны.

— П-прекрати…

Я качаю головой, чувствуя, как глаза закатываются от удовольствия, когда его губы сжимают чувственную плоть, а после Багиров выпускает мой сосок с влажным звуком.

Каким-то чудом я нахожу в себе силы посмотреть на него, и у меня сводит горло, когда я вижу, как он по-животному облизывает мой твердый сосок, а затем смещается в сторону и кусает мою грудь сбоку.

Это происходит так неожиданно, что я дергаюсь и кричу, снова откидывая голову назад и пытаясь выровнять дыхание.

Моя грудь ходит ходуном. Живот дрожит от частых вздохов. Но тело горит от предвкушения и жажды чего-то большего. Чего?

— Ты такая отзывчивая, что я не нуждаюсь в твоих словах, Ведьма, — он произносит каждое слово горячим шепотом, который танцует на моей коже пламенем, когда Багиров прижимается губами над моим пупком и начинает покрывать обнаженную часть живота влажными поцелуями.

Боже, ну почему это должно быть таким приятным?

Он задирает подол моей юбки выше, и в этот момент я понимаю, что все выходит из-под контроля…

Багиров стягивает колготки до конца, но мои напряженные ноги мешают ему, и я слышу треск капрона – знак того, что Илай потерял терпение.

На долгую секунду он замирает, стоя на коленях между моих ног, а я лежу с отвернутой головой, практически не дыша. А потом я вздрагиваю и распахиваю рот в беззвучном стоне, ощутив его пальцы на моих влажных складках.

— Блядь. Мне так нравится твоя естественность, — его голос наполняется глубокой похотью, а у меня в горле собирается ком.

Я не такая гладкая, как, наверное, все его девушки, которых он раздевал. Но у меня все ухожено, насколько я вообще могу судить. В этих вещах у меня совершенно нет опыта. И я не могу понять, что я сейчас чувствую: стыд или ревность. А может, и то и другое, приправленное острым раздражением.