– Хочешь? – выдохнул Йен мне на ухо и осторожно вложил в руку два билета, на которых действительно стояли наши имена.

Видимо, мой ответный взгляд был достаточно выразительным, чтобы больше не поднимать эту тему.

Когда мы ступили на мост, внезапно выглянуло солнце. Вода внизу раздробилась слепящими бликами, как в калейдоскопе – пришлось отвернуться. Люди хаотически метались между высокими, по грудь, перилами, и от широкой дороги фактически почти ничего не оставалось: постоянно кто-то резко останавливался прямо на пути, начинал фотографироваться, разворачивался и шёл назад, бежал куда-то наперерез… Многие действительно целовались, никуда не торопясь – этакие живые статуи, замершие в безвременье, и их надо было огибать. У самого входа сидела гадалка и предлагала предсказать судьбу по линиям на ладони, чуть дальше колоритный шарманщик в красном кафтане наяривал бодрый марш, откуда-то летели мыльные пузыри, огромные, штук по сто за раз…

От всего этого великолепия у меня резко закружилась голова.

– Уф… Постоим немного? – взмолилась я, инстинктивно прижимаясь к перилам.

Йен кивнул – и как-то непринуждённо встал между мной и толпой, отсекая бурный человеческий поток. Показалось даже, что стал потише; мыльные пузыри летели над нами, ещё выше – птицы, а над ними – крохотный, то и дело пропадающий за облаками самолёт. Река внизу плескалась, играла, переливалась, и блики отражённого света изменчивыми пятнами скользили по лицу Йена, склонившегося так близко…

– У тебя карамель на щеке, – произнёс он взрослым низким голосом и вдруг провёл языком по моей коже – горячее, размашистое, влажное прикосновение.

Я даже не поняла, когда это переросло в поцелуй, и очнулась только тогда, когда поняла, что лезу ему в джинсы.

– Стоп, – отстранилась я, тяжело дыша, и стёрла пальцами влагу в уголке рта. И пошутила неловко: – Это вообще законно? Мы вроде сейчас несовершеннолетние.

Глаза у Йена пылали, как фонари, а губы были алыми, словно накрашенными. Длинные волосы рассыпались по плечам, и с запозданием я осознала, что чёрную ленту с них сдёрнула сама, своими руками.

И до сих пор держу.

– Тебе всё равно тридцать один, а мне – сто четыре, – ответил он наконец и щёлкнул меня по кончику носа. – А если говорить о чистой физиологии, солнце моё, то сейчас мы ровесники. Никакого криминала, всего лишь невинные гормоны.

Вот ведь… ловкач. Ещё и улыбается…

– Знаешь что, милый? – с нежностью откликнулась я и очень осторожно повязала ленту ему на шею, соорудив роскошный бант. – Тебе надо запретить употреблять слово «невинный». Вообще, в принципе, в любом контексте. Дабы не создавать дисбаланса в мире и не вызывать у собеседника когнитивный диссонанс. И давай хотя бы в первый день попытаемся сделать вид, что мы приехали сюда ради расследования.

– Технически это уже пятый день, – машинально возразил Йен и зажмурился, когда очередной солнечный блик попал ему на глаза. – Мы не занимались любовью почти неделю. Какое-то катастрофическое начало медового месяца.

Я честно пыталась не засмеяться, но, разумеется, не преуспела.

Как он меня не пришиб – даже не знаю.

Исключительно для очистки совести – и чтобы поскорее освободить время для более приятных дел – Йен внимательно изучил мост, но никаких подозрительных чар на нём не обнаружил, кроме «примитивного деревенского» заговора для хорошего настроения да пары прелестных зачарованных замочков с ноготь размером, видимо, повешенных отнюдь не простыми смертными. Пока он осматривал их, пытаясь угадать, кто из романтично настроенных обитателей Запретного Сада успел смотаться в Сен-Жюстен и когда, я прошла немного вперёд. У спуска с моста обнаружился источник мыльных пузырей – улыбчивый молодой человек, который выпускал их с помощью странной конструкции – сетки с ячейками разных размеров, насаженными на палки. Он просто макал её в ведро, потом распрямлял, а дальше ветер делал всё остальное.

Просто и эффектно.

Заглядевшись, я упустила счёт времени. И, лишь записывая пятое по счёту короткое видео для блога, осознала, что Йен до сих пор меня не нагнал. Около решётки с зачарованными замочками его не было, и над толпой нигде не возвышалась розовая макушка… Он что, пропал?

Серьёзно?

– Дурацкая шутка, – пробормотала я, по двадцатому разу проходя коротенький отрезок между местом, где мы расстались, и точкой съёмки. – Совершенно идиотская… Йен? Йен!

На мои крики обернулась большеглазая малявка с огромным мотком сахарной ваты – но и только.

Честно говоря, ощущала себя персонажем какого-то малобюджетного фильма ужасов. Бравурная шарманка чуть в отдалении; солнце, которое то ослепляло, то скрывалось за рваными облаками; река внизу, похожая на раздроблённое зеркало; запах сырости, камня и металла; мост, будто бы дрожащий и гулко вибрирующий, эхом откликающийся на тысячи шагов… Всё было таким ирреальным, что холодок пробегал по спине.

Минут через пять до меня дошло, что Йен исчез по-настоящему, и тогда я наконец взяла себя в руки и собралась с мыслями.

В конце концов, случались вещи и похуже.

Немного беспокоило то, что на телефонный звонок он не отвечал – механический женский голос раз за разом упорно сообщал, что вызываемый номер не существует. Наверное, если б я не прочитала чуть раньше несколько похожих историй на форуме, то перепугалась бы всерьёз, а сейчас просто собралась с духом и набила сообщение: «Перезвони, как сможешь». И – начала прогуливаться по мосту, от одного берега до другого, без особой цели и никуда не торопясь. Вскоре накатило ощущение зыбкого, вязкого безвременья – наверное, из-за однообразной музыки, которая снова и снова повторялась по кругу, и даже сбивалась мелодия в одних и тех же местах.

– Естественно, это же шарманка, – пробормотала я обессиленно и облокотилась на перила. Ленты, повязанные к прутьям, трепетали на ветру. Надо мной пролетела целая стая мыльных пузырей – на тонких, влажных боках дрожала радуга, а внизу, по брусчатке, скользили призрачные тени. – По сути – большая музыкальная шкатулка… А я в ней заперта. Или всё-таки он?

Логично было бы уйти с моста и поискать Йена в другом месте, но мной овладел противоестественный страх: казалось, что если не выдержу и сбегу сейчас, то мы больше не встретимся. От приступа тревоги зрение начало искажаться; мир словно отразился в кривом зеркале – я смотрела на него глазами медиума, не обычного человека, и рефлекторно пыталась отыскать потерянные души. Но, похоже, в Сен-Жюстене действительно никто не умирал на улицах, потому что я так ничего и не увидела…

Стоило мне так подумать, как на периферии видимости проскочил чёрный пушистый шарик размером с мяч для тенниса.

Я тут же рванулась за ним, пытаясь не упустить, и сама не заметила, как сошла на берег. Толпа между прилавками стихийной ярмарки была ещё более плотной, чем на мосту, и вскоре прыгучий чёрный шарик затерялся среди множества ног. Я остановилась, чтобы перевести дух, и тут в кармане пиликнул телефон.

И – померещилась вдали розовая макушка.

– Йен, – выдохнула я с облегчением и, протолкавшись локтями через толпу, обняла его со спины. – Слушай, у меня чуть сердце не остановилось, хотя знала же, что всё закончится хорошо… Йен?

Лицо у него было таким сосредоточенно-задумчивым, что от этого кожа мурашками покрылась.

– Итого два с половиной часа, – отстранённо произнёс он и крепко обнял меня в ответ, пристраивая подбородок на моей макушке. – Не самый приятный опыт в моей жизни, но зато весьма познавательный.

– Да уж, соглашусь, – откликнулась я рассеянно, и тут до меня дошло. – Так. Погоди. Два с половиной часа?

Не отвечая, Йен сгрёб меня в охапку и потащил куда-то прочь, кажется, проходя прямо сквозь торговые ряды и не задумываясь о том, заметит ли это кто-нибудь. Сувениров, к моему удивлению, на прилавках не было; зато мелькали по сторонам горы оранжевых апельсинов, жёлтых лимонов и розоватых от спелости грейпфрутов, душистые веники из лавра и лаванды, полосатые яблоки, сочащиеся сладостью груши. Одну я схватила по пути, то ли из озорства, то ли затем, чтоб проверить, настоящая ли она, а теперь она согрелась в ладони и немного смялась.