Он ещё что-то говорил – про милую-сладкую-дорогую, но это уже благополучно просвистело мимо ушей. Некстати пришло на ум, что Йен ни разу не назвал меня по имени с тех пор, как вернулся, только обезличено; нет, конечно, он и раньше грешил подобным…

«Это ведь не потому, что он пьян, и ему всё равно, с кем и как?» – толкнулась в голову дурная идея.

Лабиринт в памяти почти не отложился. Возможно, мы вообще проскочили его каким-нибудь окружным путём… хотя, наверное, всё-таки нет: я смутно помнила, как Йен притиснул меня спиной к стене, спустил с моих плеч пальто, разодрал водолазку почти до локтя – и выцеловывал шею и ключицы, пока ноги не подломились, и я не повисла, цепляясь за него. Сладковатый розовый туман окутывал нас со всех сторон, и сквозь дурманную пелену всё казалось неважным, далёким, бессмысленным…

– Домой, – на вдохе прошептала я, закрывая глаза и словно уплывая. Было хорошо – действительно так хорошо, что почти плохо. – Туда, где… ну пожалуйста…

В спальне пальто сразу исчезло – успела только промелькнуть тревожная мысль, что там же в кармане что-то важное, очень важное, но вот что? От густого, приторного цветочного аромата всё путалось. Йен стащил с меня остатки водолазки, из джинсов я вывернулась сама и забросила ногу ему на талию, откинула голову, позволяя целовать себя в шею – и увидела в перевёрнутой комнате два синих камня, выкатившихся из кармана пальто.

Меня бросило в холод.

– Йен, – позвала я тихо и упёрлась ему ладонью в лоб, слегка отталкивая. – Йен, погоди, пожалуйста. Ну подожди…

Он нехотя, медленно отстранился, нависая надо мной – с пылающим румянцем до висков, потемневшими глазами, обнажённый уже до пояса. Розовое марево колыхалось вокруг нас, как море, то накатывая, то отступая, и каждый раз пульс подскакивал, и становилось жарко.

– Почему? – требовательно и непонятно спросил Йен, поглаживая меня по щеке, и облизнул губы. Дыхание у меня, и без того неровное, сбилось окончательно. – Почему? Я недостаточно хорош? Мои чары на тебя не действуют?

На секунду стало обидно.

Значит, туман мне не померещился? Хотя у нас всё к этому шло и без волшебных афродизиаков, если честно, так что какая разница…

– Йен, – повторила я, пытаясь собраться с мыслями. Такое чувство, что я его отшила, хотя на самом-то деле нет, просто надо поднять камни. И пальто повесить, там ведь в кармане осколок с Тони… Как голова-то кружится… – Йен, причём здесь чары… – Мне пришло на ум кое-что забавное, и я улыбнулась: – Разве чары действуют на тех, кто и так влюблён?

– Кто и так влюблён, – эхом откликнулся Йен. – Ты говоришь, как Флёр.

Наверное, он не имел в виду ничего плохого.

Наверное, Флёр де ла Роз и правда ляпнула когда-то нечто похожее.

Наверное…

«Раньше у него была другая женщина. В сердце, в голове – везде».

Я сама не поняла, как сумела размахнуться – коротко – и влепить ему пощёчину.

Йен не увернулся. Но на одно мгновение у него стало неприятное лицо, не злое даже, а раздражённое, и я испугалась до дрожи, потому что он по-прежнему нависал надо мной, такой высокий, сильный, окутанный чарами, словно ядовитым туманом, которому простой человек не мог противопоставить совершенно ничего. А потом Йен зажмурился, точно изгоняя дурноту, и посмотрел куда-то мимо меня.

– Урсула, извини… Я, кажется, не в себе.

Он неловко слез с кровати, явно стараясь не прикасаться ко мне, вышел и тихо прикрыл за собой дверь. Я некоторое время сидела, согнув колени, и пялилась в пространство, но потом заставила себя подняться и аккуратно повесить пальто на спинку стула. Синие алмазы нашла не сразу – один закатился под шкаф, другой – в угол; некоторое время бессмысленно стискивала их в кулаке, потом забралась обратно в постель, под одеяла, прижала камни к груди и беззвучно расплакалась.

Почему-то казалось, что всё кончено, хотя умом я понимала, что это совсем не так.

Было ужасно больно.

Душераздирающие трагедии – привилегия ночи: солнечный свет, даже ненастоящий, всё делает менее драматичным. Честно говоря, наутро – точнее, далеко за полдень – произошедшее уже не казалось мне катастрофой. Ну, не поняли друг друга, не сумели объясниться… взрослые ведь люди, встретимся и поговорим, решим все проблемы словами, думала я.

Наивная.

Как выяснилось, помимо других талантов, Йен обладал удивительной способностью пропадать где-то часами по крайне уважительным причинам, так, что никак нельзя было заподозрить, что он делает это специально. Сперва он возился с травмами Тильды, потом отправлял письма каким-то очень нужным союзникам, затем медитировал и, наконец, ещё раз наведался в пещеру к Кровавым Безумцам, где проторчал аккурат до следующего утра. Притом еда не переводилась, таинственным образом самозарождаясь на плите – когда ни загляни на кухню, а голодным не останешься.

– И где он сейчас? – тихо спросила я, гипнотизируя поджаренные тосты, совсем свежие, дымящиеся ещё.

Видимо, взгляд у меня был странный, потому что Тильда сглотнула и, кажется, подавила секундный порыв отодвинуться. Хотя мне это наверняка померещилось – не могла же грозная чародейка опасаться обычного человека…

– Восстанавливает баланс, – ответила она осторожно. И сделала невероятное по степени прозорливости предположение: – Вы что, поругались, что ли? Он к тебе подкатил, ты его отшила, и теперь он лечит израненное самолюбие?

Откровенно признаться, я опасалась, что именно так ситуация и выглядит с его точки зрения, потому соврала с чистой совестью:

– Нет, просто Йен занят всё время, а я скучаю. Он не говорил, когда закончит?

– Вроде нет, – пожала Тильда плечами.

Я обернулась к Салли за уточнением, и та отрицательно мотнула головой.

Что ж, тогда выход один – подкараулить этого мастера уклонения прямо у того зала, где он медитирует. И желательно лечь поперёк дверей, вдруг у него всё же не хватит наглости просто переступить меня и пойти дальше.

Словом, настроившись на долгое ожидание, я уселась прямо на полу, вытянув ноги через проход, и уткнулась в увесистый детектив с незнакомой фамилией на корешке, благо интеллектуальной пищей мы были обеспечены столь же щедро, сколь и обычной. Хотя вряд ли, конечно, Йен думал, что его предусмотрительность и заботливость обернутся против него же… Роман оказался весьма увлекательным, страницы шелестели, время летело незаметно, но главный герой моей собственной истории появляться не спешил. Иногда мне мерещились поползновения розового тумана из-под двери, который исчезал даже от пристального взгляда. Где-то на середине книги я заподозрила, что меня уже обвели вокруг пальца, но потом вдруг ощутила внезапный прилив сонливости – явно искусственного происхождения – и возликовала.

– Трус, – пробормотала я вяло. И, усилием воли разогнав дремоту, прибавила: – Йен, надо поговорить. Сейчас.

На несколько мучительных мгновений сонный морок стал практически необоримым, но потом исчез без следа. На контрасте меня аж подбросило. Сердце заколотилось, точно от фирменного двойного эспрессо с шоколадом в «Норе».

Йен стоял в дверях и смотрел на меня сверху вниз – весь в чёрном, от водолазки до носков, точно одежду ему пришлось добывать в недрах моего гардероба. Жар чувствовался даже на расстоянии, и я оробела, вспомнив прошлую ночь, но быстро взяла себя в руки и кое-как встала. С учётом нашей разницы в росте грозно глядеть в глаза как-то не получалось, поэтому для усиления эффекта пришлось нахмуриться и засопеть. Подозреваю, что со стороны это смотрелось скорее забавно, чем страшно, однако Йена проняло.

– Проходи, – вздохнул он и посторонился. Я быстро прошмыгнула в помещение, пока он не передумал. – Кстати, замечу, ни к кому конкретно не обращаясь: подслушивать нехорошо. Хотя бы потому, что существует множество охранных чар, которые весьма безжалостны к любопытным ушам.

Со стороны лестницы после этого высказывания донеслось фырканье и торопливые шаги. Почти неразличимые, впрочем – возможно, всего лишь плод слишком буйного воображения, к тому же прислушаться толком не удалось: Йен быстро запер дверь, отсекая лишние звуки.