Придя на место, профессор тут же уселся перед монитором и включил установку. Его пальцы запорхали над голографической панелью, выводя на экран один символ за другим.
— Так… — бурчал себе под нос профессор, вглядываясь в символы, мельтешащие на экране, — диагностика путей до следующей станции завершена. Путь чист и полностью исправен. Заряд накопителя тягача семьдесят процентов, и этого хватит на сорок семь тысяч километров. Так, тут тоже полный порядок… скорость движения….
Тут профессор скосил взгляд на Гунта и доложил:
— Искин рекомендует пятьдесят километров в час, так как у него нет связи с другими диспетчерскими. Я могу увеличить скорость, но…
— Пусть будет пятьдесят.
Кирт кивнул и снова уткнулся в экран.
— Как только я запущу обратный отчет, до отправления поезда у нас останется ровно сорок минут, — сообщил он, — так что ты пока снимай стража, я активирую тягач, и мы поспешим к своим.
Гунт вышел из помещения и вернулся буквально через несколько минут. В руках у него был страж, охраняющий до этого выход из подземного озера.
— Ну… в путь!
Палец профессора опустился на мигающий красным символ, и тот медленно начал окрашиваться в зеленый.
— Поспешим! — вскрикнул Кирт и первым выскочил из диспетчерской.
Преодоление
К вечеру первого дня Фурс настолько выбился из сил, что с наступлением темноты рухнул на песок, только и успев скинуть лямку с плеч. Икры болели, грудь ломило, и плотно закрытые глаза резало от налившийся крови.
Немного отлежавшись, лейтенант перевернулся на спину и согнул натруженные ноги в коленях.
Примерно через полчаса его окликнул Краме.
— Поешь, а потом поспи… я посторожу эту ночь… постарайся выспаться и отдохнуть.
Фурс с трудом прожевал кусок вяленого мяса, напичканного специями, заел его черствой лепешкой и запил несколькими глотками чистой воды из фляги, которую ему протянул Краме.
— Спи! — приказал он, опуская маску шлема на свое лицо и беря в руки арбалет.
Фурс свернулся калачиком, подтянул ноги к животу и постарался уснуть.
Устал, а не спалось.
Измучился, а душа ныла от того, что таких вот дней, как сегодняшний, ему еще предстоит пять или шесть… выдюжит ли? Должен, если проклятая болезнь не доконает раньше.
Лейтенант прислушался к себе и поморщился: болело всё тело, внутри мутило, и пойми тут, это от усталости или из-за той проклятой заразы, что он подхватил в подземельях…
Как Фурс ни старался, но забыться тревожным сном ему удалось только ближе к рассвету, а с первыми лучами солнца его безжалостно растолкал Краме.
— На, выпей! — вместо приветствия протянул он ему какую-то склянку.
Лейтенант принюхался, повеяло чем-то неуловимо знакомым… чем-то из далекого детства. Сразу же вспомнилась казарма и наставник Гнур с железной кружкой в руках. Точно… моча Фердона*!.. Сильное стимулирующее средство, вытягивающие наружу все тайные запасы организма. Только в этот раз то, что предлагал Кейв, было более качественно отфильтровано и не так воняло.
— Ну же! Пей! — поторопил его капитан. — У меня есть еще запас. Хватит, чтобы добраться до места…
Проследив, чтобы тот выпил всё до последней капли, протянул ему мясо и лепешку.
— Ешь!
* * *
Ближе к обеду Фурс смог протащить волокушу километров на пятнадцать, прежде чем действие стимулятора начало падать, и на него вновь навалилась неимоверная тяжесть и усталость. А всё из-за зыбучего песка! По песку волокуша скользила намного легче, но вот ноги утопали в нём по щиколотку, забирая остатки сил.
Не останавливаясь, лейтенант двигался вперед, стиснув зубы, раскачиваясь из стороны в сторону и задыхаясь… В глазах вдруг резко потемнело, и он уже готов был рухнуть, обессиленный, как услышал ритмичные звуки, издаваемые Краме.
Капитан пел, всё время повторяя одни и те же слова:
— Воин Хорта шаговит-шаговит-шаговит… воин Хорта шаговит-шаговит-шаговит…
Фурс как-то непроизвольно подстроил шаг под этот мотив и, пересилив себя, тоже начал подпевать:
— Воин Хорта шаговит-шаговит-шаговит… воин Хорта шаговит-шаговит-шаговит…
На удивление идти стало легче. И установившись в такт шага, утопая в песке, они во всё горло пели о воине Хорта и про то, как он шаговит.
Пели оба до тех пор, пока не прошли песчаное поле, а затем начался пологий спуск, и идти стало немного легче.
У Фурса откуда-то открылось второе дыхание, появились силы и, когда уже смеркалось, он даже смог затащить волокушу на приличных размеров взгорок.
На рассвете следующего дня Краме встрепенулся, подтянул к себе арбалет и подал знак Фурсу, чтобы тот не шумел.
Лейтенант понимающе кивнул, поспешно вставил в уши горошины и напряг слух. Где-то не так далеко идут люди. Много людей. Слышен приглушенный гул их голосов и бряцание оружия.
Осторожно выглянув из-за камней, Фурс увидел длинную вереницу воинов, идущих в направлении селения пачека.
— Это воины зарумачи, — тихо прошипел Краме, подползая к лейтенанту поближе. — Новости в пустыне распространяются быстрее, чем можно себе представить. Ждем, когда они пройдут, потом выдвигаемся дальше. У нас нет времени тут разлеживаться…
Пока ждали, когда последний дикарь скроется из виду, Краме развернул карту и медленно водил по ней пальцем, кивая сам себе. Затем он тихо окликнул Фурса и указал ему рукой вглубь пустыни.
— Сегодня пойдем туда! Там земли зарумачи и, пройдя через них, сократим путь на сутки. Я так понимаю, — он кивнул в сторону скрывшейся из глаз колонны, — все мужчины отправились на войну, и на тех землях сейчас не так многолюдно… словом, есть шанс проскочить.
Краме оказался прав, и у границы пустыни с Тихим Лесом уставшие и измотанные до предела путники появились только к исходу вторых суток. Из-за изменения первоначально намеченного маршрута, они вышли намного дальше от единственного поста через Хребет, но зато ближе к городу Таплайк, примерно в полутора днях пути от него.
За эти последние двое суток, что они брели по пустыне, произошло несколько событий, которые показали, что такое настоящий Солнцеликий, в каком бы он плачевном состоянии ни пребывал.
Первый инцидент произошел в тот день, когда они рано утром увидели большой отряд зарумачи.
Ближе к обеду они неожиданно нос к носу столкнулись еще с одним отрядом, в этот раз состоящим из пятерки дикарей. Те неожиданно вышли из-за россыпи огромных валунов и опешили, увидев перед собою незнакомцев. Расстояние между ними было всего метров десять-пятнадцать. Столкновение было настолько неожиданным, что растерялись обе стороны, но только не Краме.
Короткий свист болта, и двое воинов пустыни свалились на песок с насквозь пробитой грудью.
Пока Фурс стаскивал с себя лямку, пока трясущимися пальцами выуживал стрелу из колчана и натягивал лук, рухнули еще двое, а когда лейтенант, наконец, натянул тетиву, последний из дикарей упал на колени с торчащим из груди кинжалом.
Фурс резко обернулся и увидел Краме, лежащим в паре метров от волокуши с заряженным арбалетом в руках.
— Обыщи их! — приказал он. — Если будет вода, возьми.
Фурс подбежал к поверженным дикарям и быстро осмотрел их.
Теперь понятно, почему пачека одержали вверх над остальными племенами пустыни: плохонькие ножи из дрянного металла, какие-то кривые луки и стрелы чуть ли не с каменными наконечниками. Вода оказалась только в одном единственном сосуде, сделанном из высушенного плода бангити и плотно заткнутом деревянной пробкой.
Второй инцидент произошел глубокой ночью. Фурс крепко спал и ничего не слышал, а когда проснулся утром, то обнаружил рядом с волокушей труп огромной гибры*. Ее змеиное тело было глубоко распорото возле головы, а нижняя челюсть зубатой пасти, вывернута чуть ли не в обратную сторону.
Лежавший на волокуше Краме как ни в чем не бывало протягивал Фурсу очередную склянку с фердоновой мочой и почти каменную лепешку с хорошо прожаренным куском мяса, скорее всего из той же самой гибры.
