Исчезновения действительно происходили, но по словам, были незначительными. В пропажах, Хёсс, естественно, обвинял партизан, заявив, что: «они и не такое способны». Из-за того, что правительство Польши закрывало на «бесчеловечные» преступления глаза, они, осознав собственную безнаказанность, цитирую: «…опустились до животных, неспособных жить, как все нормальные люди».

Стоя на своем, пояснил, что прошлой ночью, буквально в паре километрах от лагеря, патруль нашел одного из ранее пропавших офицеров. Тело несчастного было обескровлено, а лицо обезображено.

– Эти животные… – с наигранной злостью воскликнул он, – зверски убили его, не проявив ни капли сочувствия!

«Не проявив ни капли сочувствия…», – повторила мысленно я. Признаться, было забавно слышать подобное от того, кто сам повинен в смерти сотен и тысяч невинных.

Польские партизаны доставляли новой власти немалое беспокойство. Тщательно планируя диверсии, они подрывали железнодорожные пути, пускали под откос поезда и вагоны, нарушали работу объектов радиосвязи, каналы снабжения. Несомненно, во время войны они имели место и убийства, но происходили они вдали от крупных военных объектов и формирований, на что были свои причины.

Невзирая на желание отомстить палачам, партизаны редко вступали в открытый бой. Если другого выбора не оставалось, врагов убивали тихо, стараясь не оставлять никаких следов своего присутствия. В противном случае наказывались жители ближних оккупированных территорий. Карательные отряды без тени сомнения сжигали целые деревни и села, расстреливали и вешали женщин, стариков. Не жалели даже детей.

Принимая во внимание вышесказанное, то, что мы видели в морге, никак не вязалось с действиями сопротивления. Убийца жаждал крови. Его не заботили другие жизни, или последствия.

Вторым аргументом, что Хёсс водит за нос, был путь сюда. Помимо тел и прочих «достопримечательностей» в лагере, мы встретили от силы солдат шестьдесят, хотя гарнизон состоял более чем из ста. Исходя из этого, возникал закономерный вопрос: где остальные? Территория лагеря была огромной. Для охраны периметра требовалось не меньше роты.

– Если это действительно партизаны, с которыми вы боретесь продолжительное время, то проясните несколько деталей…

Выдержав паузу, я задала несколько простых вопросов. Во-первых, почему он не сообщил о найденном теле убитого офицера польским детективам, ведь расследование убийств – прямая обязанность криминальной полиции. Во-вторых, почему солдаты, не говоря об их малочисленности, так сильно напуганы.

– И, наконец, почему возле входа нас встретили именно вы, а не старший офицер охраны, в чьи обязанности это входит? – привстав, я оперлась руками на стол. – Признайтесь, герр Хёсс, вся ваша история о поехавших партизанах, что чинят зверство в округе, – сплошной вымысел. Вы откровенно нам лжете!

Не найдя, что ответить, он помрачнел. В конечном счете, выстроенная с таким усердием защита рухнула, словно карточный домик, стоило немного надавить.

Первые смертельные инциденты на границе начались несколько месяцев назад. Примерно в пяти километрах от лагеря стали пропадать патрули. Их тела так и не были найдены. Затем наступило затишье, и исчезновения прекратились.

Сам Хёсс вначале думал, что это дело рук отрядов польского сопротивления, но, затем местные егеря начали находить истерзанными целые отряды, не говоря о загадочной череде убийств и исчезновений жителей, живших недалеко от границ.

Все жертвы, как и в Вольском лесу, были убиты с особой жестокостью. Израненные тела оставляли прямо на месте убийства, что было не похоже на партизан, ведь повторюсь, они предпочитали действовать наиболее скрытно.

Почерк был один. Убийца подкрадывался незаметно со спины, наносил многочисленные раны, а затем, по неясным причинам сливал всю кровь, оставляя тело гнить на земле.

Вскоре положение окончательно ухудшилось. В какой-то момент стали пропадать не только гражданские и солдаты, но и офицеры охраны, и даже узники. Их тела находили недалеко от стен лагеря.

Поднялась паника. Солдаты отказывались выходить в наряд, заступать в патрули. Офицеры и надзиратели массово подавали рапорты об увольнении, а узники делали все возможное, чтобы ни на минуту не оставаться в одиночестве. Держась ближе друг к другу, всякий раз озирались по сторонам, опасаясь любого подозрительного шороха и звука.

Понимая, что ситуация выходит из-под контроля, начальник польского департамента полиции Фергус Шмидт обратился за помощью в берлинский отдел убийств, но как убедились ранее, даже знаменитый комиссар Франц оказался бессилен.

– Складывается впечатление, – скептично обратился Вальтер, – что вы не верите в то, что сами нам рассказали. Детективы сообщили о восьми жертвах. Где остальные?

– Многие буквально были разорваны на куски. Опасаясь эпидемии, я приказал избавиться от тел.

– Досадно, а что с офицером, которого вы нашли совсем недавно? – поинтересовалась я.

– Вам лучше самим взглянуть… – Хёсс отвел взгляд. Взяв фуражку и поднявшись, медленно вышел из-за стола. Направившись к двери, жестом позвал за собой. – Пойдемте.

Он шёл через силу. Каждый шаг давался с трудом. Пройдя в карантинную зону, остановился перед двухэтажным зданием лазарета. За ним, в отдалении стояла небольшая кирпичная пристройка, играющая роль импровизированного морга.

Все окна были настежь распахнуты. В помещении стоял ощутимый холод. Пройдя вглубь, мы остановились у стола для вскрытия. На нем, накрытое белой простыней лежало тело. Встав с противоположной стороны, Хёсс дрожащей рукой отдернул ткань, обнажив взгляду пугающую, но знакомую картину.

При жизни Максимилиан Фидлер, как звали убитого, служил в лагере в должности капитана охраны. На вид он был не старше двадцати семи. Лицо и изорванная форма в следах запекшейся крови. Шея и руки были покрыты глубокими проникающими ранами, похожими на укусы диких зверей.

Исходя из отчёта патологоанатома, успевшего провести вскрытие, причиной смерти стали не столько многочисленные увечья, как резкая и обильная кровопотеря, вызвавшая остановку сердца.

– Кто-нибудь видел нападавших? – я повесила отчет на место. – Возможно обнаружившие тело, заметили что-то подозрительное?

– Нет, – дрожащим голосом ответил Хёсс. Потянувшись в карман, достал пачку сигарет и спички. – На момент обнаружения, никого вокруг не было.

Закурив и повернувшись, он подошел к распахнутому окну. С каждой минутой выражение лица становилось мрачнее. Держа в дрожащих руках сигарету и делая одну затяжку за другой, старался взять себя в руки, но даже крепость табака не могла избавить от кошмаров.

Кто-то нагло хозяйничал в его владениях. Не стесняясь, открыто убивал и похищал солдат. Кидал вызов, а он мог только молча наблюдать со стороны. Если так продолжиться, одним выговором дело не ограничится…

– Вы лишились практически половины роты и не сочли нужным об этом сообщить? – вспылил Вальтер. – Вы понимаете, чем это грозит? Да я лично отправлю вас под трибунал!

– Оставьте угрозы при себе, герр Вальтер, – Хёсс кинул безразличный взгляд. – Меня не напугать выскочками, просиживающими штаны в кабинетах департамента юстиции. В своей жизни я видел столько всего, что вам и не снилось, – сделав затяжку, с досадой в голосе добавил: – я думал, что справлюсь. Был…

– Вы не справились! – гневно перебила я, поддерживая идею Вальтера. – Вы пытались обмануть нас. Все эти смерти на вашей совести! Где в последний раз пропал патруль?

– В восьми километрах от юго-западной границы.

На ум мгновенно пришли слова Карла. Было ли совпадением, что солдаты без вести пропали всего в нескольких километрах от того места, что он упоминал?

– Понятно, – я повернулась в сторону выхода. – Немедленно запросите подкрепление из ближних районов. Если понадобиться, пусть пришлют из самого Берлина. Исполняйте!

– Так точно.… А куда направитесь вы?

Я усмехнулась.