– Приказал своему Митши, – брезгливо бросила Каро.

Воин рассмеялся.

– Митши? Они вымерли, когда я был еще ребенком.

– Первого я получила после встречи с Тавотом, и привезла с собой на Приам. Остальных привез Алай с края теней, из места в котором я выросла – Цве. Там они водятся до сих пор, старый идиот. Ты столько живешь на свете, но ничего о нем не знаешь!

Калеаб промолчал, а Каро тем временем разошлась не на шутку.

– Самос убил отца и брата, убил быка своим эгоизмом. Перечеркнул все мои труды один махом! А-а-а, как же я ненавижу этого человека! Если бы у меня было больше времени, я бы порвала его горло голыми руками. Но нам нужно было бежать.

– Складно, но все же… Самос убил двоих крепких мужчин, но с тощей женщиной справиться не смог?! – ответил Калеаб, раскинув короткие ноги.

– Ты думаешь меня так легко убить, дурак! – вспылила Каро. Ее карие глаза вновь налились гневом. – О, да, Самос пытался! Он натравил и на меня Митши, но ублюдку не повезло – за меня заступилась моя дочь. Она вовремя вырвалась из-под стражи.

Калеаб взглянул на Литту и стал сомневаться еще сильнее во всей этой байке.

– Великий Приам, стоящий на песках, источник алмазов стал под гнет Самоса. Ты – его законная королева хочешь забрать власть назад, правильно? А тот Митши, как вы сбежали от того быка?

Каро прикрыла руками глаза.

– Ну что за идиот! Моя дочь убила его! Она та, кто может подчинить себе любого Митши. Это дар Тавота – мы узнали об этом в ту ночь. Чтобы приказать что-то Митши нужно установить с ним зрительный контакт. Одних слов недостаточно – нужно смотреть в его огромные глаза.

Калеаб открыл рот, чтобы перебить Каро и она зашипела на него.

– Тот Митши нам не поможет – тупой бык со сменой хозяина умер, вернулся к Тавоту и переродился. Нам нужен новый. А нового можно достать на землях Цве, без вояки нам туда не попасть. Когда мы достанем быка – чудовище, что может перебить тысячу человек и сожрать, спрятать в своем чреве, мы вернемся в Приам и посадим на трон законную королеву.

– А как же я? Моя награда?

– Награда найдет своего героя.

Калеаб почесал грязную щеку и почувствовал как под сальными пальцами скаталась грязь.

– Сомнительная затея.

Каро нагло усмехнулась, откинула голову назад, натянула на тощие колени старое платье.

– Что ж, тогда можешь попытаться убить нас. А, нет, ты же боишься кары Тавота, иначе не пошел бы за нами так безропотно, – она чуть подалась вперед. – Ты, наверное, видел болячки Самоса?! Не хочется мучиться остаток своей жизни, как он, верно?

Литта затравленно смотрела на мать. Ей было скучно слушать ее речь, все ее мысли были заняты пустым желудком. Каро тем временем, как заправская актриса, принялась жестикулировать изящными пальцами.

– С другой стороны, кто сказал, что твоя кара за убийство будет такой же… Хм, у тебя ведь может отвалиться хер или вытечь глаза. Кажется я знала одного пройдоху, порешившего свою жену за измену, так у него за ночь отвалились ноги. Бедняга умер от потери крови, его сестре так и не удалось отмыть до конца пол в доме…

Каро сделала вид, что задумалась. Калеаб хмыкнул.

– Доберемся до Цве, ты найдешь быка, я заберу сундук и разойдемся? – глаза старика хитро прищурились.

Беглая королева медленно перевела взгляд с кроны дерева на Калеаба.

– Что если я предложу тебе еще кое-что?

Литта поднялась на ноги – стало холодно. Девочка подошла к тюку с тряпками и, присев рядом, стала искать чем бы укрыться на ночь. Она выудила тонкие штаны, а под ними, в выемке, созданной вещами, обнаружила сокровище – краюху заплесневелого хлеба. Она оглянулась на мать и Калеаба, все еще перекидывающихся взглядами, и подобно воровке, быстро сунула руку в тюк. Нащупав твердую, шершавую поверхность хлеба, Литта повернулась к вещам, склонилась так низко, насколько могла и впилась зубами в хлеб, словно волчица в свежее мясо. Она почувствовала гнилостный запах, почувствовала боль в челюсти, когда ее зубы сомкнулись на твердом хлебе и, не сумев откусить ни куска, принялась обсасывать краюху, как теленок вымя матери.

– И что же ты хочешь мне предложить?! – равнодушно спросил Калеаб. Он пытался не выдать свое волнение, но предвкушение большей добычи, чем ему сулил Самос, быстро вскружило голову.

– Если ты вернешься с нами в Приам и встанешь на нашу с дочерью сторону, я подарю тебе дом, рабов и наложниц. Я должна быть уверена, что точно смогу свергнуть этого лживого ублюдка и мне не помешает любая помощь.

– У Самоса есть дочери… Их тоже нужно убить? Они красивые, я бы предпочел найти им лучшее применение. – Старик жадно облизнулся, почувствовав сексуальное возбуждение.

– Они хорошие девочки и их смерть принесет страдание только их матери. Самосу нет до бедняг дела. – ответила Каро Михиледжи с легким презрением.

Они замолчали. Калеаб раздумывал над словами женщины. Пять лет назад он слышал эту историю о захвате власти в Приаме. Город и правда был богат, и никто из королей не стал вникать, что именно там произошло. Алмазы продолжали поступать в казну, новый король не развязывал войн – что еще нужно было для правителей соседних островов? Никто и не думал о покалеченных судьбах, об утрате и горе, таком далеком, словно свет звезд. Калеаб прикинул все варианты, даже если эта женщина и обманывает его и там на острове нет никакого сундука, он всегда сможет убить ее, лишь зайдя в воды Старого мира. Старик глянул в сторону Литты. А девицу потом заберет себе, подумал воин, и опять облизнулся. Он уже представил, как бы позабавился с ней и, возможно, вариант с отсутствием сундука, ему больше пришелся бы по вкусу.

Элла, облаченная в темно-синий плащ, подошла ко входу в храм. Она сразу услышала гул голосов в унисон читающих молитву, и ее сердце затрепетало. До того, как ее отец убил своего брата и навлек на себя проклятье Тавота, они всей семьей посещали этот храм, стояли в первом ряду, держа в руках свечи. Элла посмотрела на свои ладони – на пальцах остались еле заметные светлые пятна от расплавленного воска.

Наследница приамского трона остановилась у порога. Ее манили открытые двери, притемки и прохлада помещения, она видела людей, сидящих на коленях перед статуей, а внизу, у ее ног горели свечи. Элла на миг обернулась на город, закрывая глаза шалью, когда порыв ветра подхватил песок и бросил ей в лицо. Жители Приама разбегались по домам, желая успеть до наступления бури, грозившей как обычно, замести все дороги песком, заполнить неровности ям и протиснуться в щели домов.

Элла не могла войти в храм и от этого чувствовала отчаянное желание в него попасть. Когда Самос убил Воридера, они с сестрой поклялись, что больше никогда не коснутся статуи Тавота – это была их жертва, дань справедливости и вот уже пять лет девочки были верны клятве. Девушке оставалось лишь смотреть на затылки людей и знать, какое умиротворение они чувствуют под лучами Бога.

Порывы ветра становились сильнее, песок кружился и поднимался вверх, ограничивая обзор, скрипя на зубах. Элла, тихо вздохнув, двинулась домой, пока еще могла различить хоть какие-то очертания построек.

Она прошла через площадь. Ноги, обутые в сандалии, увязли в песке по щиколотку – горячий, он приятно обволок загорелую кожу. Пальмы кренились над головой, ошалело размахивая ветвями, будто подгоняя жителей домой, широкие улицы были почти пусты. Элла сняла капюшон уже не страшась попасть под немилостивый взор жителей Приама и двинулась к дому на холме. Их дворец был похож больше на виллу, чем на замок: низкий дом в два этажа, с плоской крышей, широкой террасой перед домом, выстланной камнями, с цветами кипариса по краям, заботливо укрытыми матерью от бури легкой желтой тканью.

В Приаме строили дома из стекла – кирпичики выплавляли в специальной форме, добавляя в смесь алмазы и заливали в пустоты песок, отчего они получались коричневого цвета, как тростниковый сахар. Двери и окна составляли из цветного стекла, разбитого на сотни осколков и сплавленные между собой в квадраты. Дом короля никто не охранял – стража была не нужна. Приам относился к островам Нового мира, куда Тавот уже принес свои дары и свободу от войн.