Тхамар – прекраснейшая долина, которую только довелось видеть Калеабу. Он поднялся выше, чтобы окинуть взором все зеленые холмы, линии рек, что пересекали Аму в самом сердце, и, наконец, ощутить свежесть ветра после порта, провонявшего рыбой и потом. Поднимаясь на склон и цепляясь грязными руками за камни, он думал, почему все города похожи. Тхамар был самым лучшим и чистым местом, где ему только удалось побывать, а Аму – белая столица, казалась волшебной, но вонючий порт был куском от другой картины, совершенно не подходящий по внешнему виду. Тысячи белых домов, посаженные на вершинах холмов и у их подножия, словно говорили о богатстве жителей этого края, а порт был как гниющая рана на чистой коже.

Калеаб сел на траву и скрестил ноги. Он прибыл в точку назначения и совершенно не представлял, где ему искать эту женщину. Старик в Фунс не сказал толком ни слова, и старому воину, жаждущему, наконец, получить свою награду, ничего не оставалось, как искать вслепую. Нежный запах цветов долетел до него с города, и Калеаб вдруг развернулся назад, словно вспомнив о чем-то важном. Он, кряхтя, встал и замотал головой, но так и не увидел тех прекрасных садов, про которые говорили ему все прохожие. Он сплюнул себе под ноги и поморщился – долгие скитания по островам этого жалкого мира вымотали его, а денег на приличный ночлег не было. Глядя на все эти довольные лица, Калеаб жалел, что покинул родные края ради горсти монет.

Все города, в которых он бывал до этого были шумными и от огромного Аму воин ждал того же, но жители – сытые, довольные своей жизнью, мирно прохаживались мимо него. Даже дети, одетые в белые одинаковые одежды, просто смотрели на птиц у широкого моста. Калеаб вспотел пока спускался по склону вниз, прошел по широкой улице, вымощенной белым, как снег, которого здесь никто никогда не видел, камнем и дошел до моста, соединяющего город. Мелкие притоки реки пересекались в середине, образуя почти круглое озерцо и мост, раскрытый, словно ладонь, нависал над ним. На дорожках-пальцах стояли повозки торговцев, такие же чистенькие и светлые, натертые до блеска, и сверкали под солнцем Аму. Железные короба из светлого металла теснились рядом друг с другом у перил, чтобы не мешать многочисленным прохожим. Торговцы вежливо, с улыбкой, показывали свой товар дамам, осторожно подзывая тех, кто с интересом бросал взгляды на диковинные вещицы. Калеаб хотел сплюнуть себе под ноги, но настороженно покосился на двух стражников, что прошли мимо, лениво переговариваясь. Старик прислонился к одному из перил, выбрав место у конца ряда повозок, и уставился на воду, в которой плавали огромные красные караси.

Глядя на всю эту красоту, построенную королем Мали, всей его династией, Калеаб подумал, что мог бы здесь остаться – в этом богатом крае. Он даже представил, как купил бы себе дом, небольшой и не в самом дорогом квартале, подальше от вилл советников, банкиров, учителей и лекарей. Развел бы павлинов и любовался закатами этого великолепного места. Он бы мог путешествовать по всей долине, нашел бы здесь утешение, после стольких лет боли и страданий, полученных в Старом мире. Калеаб довольно хрюкнул себе под нос, чувствуя как от мыслей о беззаботной жизни у него разлилось приятное тепло внизу живота. Он проводил взглядом юную особу в шляпе, опустил взор на ее покачивающийся зад и похотливо облизнулся. Старик подумал о том, что тех денег, которые обещал ему заказчик должно хватить не только на дом с павлинами, но и на прекрасную женщину, способную скрасить одиночество. Он представил голую наложницу, раздвигающую перед ним ноги лежа на кровати, и сглотнул слюну.

Калеаб сжал кулаки и отшатнулся от перил, нагретых солнцем. Ему нужно было двигаться дальше. Старый воин обогнул медленных прохожих, перебирая часто ножками, и двинулся к величественному замку, высеченному в одной единственной скале этого места – Тха, туда, где сейчас жил и правил Мали. Калеабу нужно было много времени, чтоб найти женщину. Деньги заканчивались слишком быстро, а в замке могла найтись работа для такого головореза, как он.

Он родился и вырос в Фунс – маленьком клочке суши на краю мира. Когда был ребенком, отец продал его морякам и всю юность Калеаб провел плавая по морям. Он насмотрелся не только на воду, переливающуюся под лунным светом, не только на свежевыловленную рыбу и жидкую кашу, сваренную толстым несуразным коком, но и на падших женщин, готовых на все за пару монет. Калеаб видел смерть и грязь, чувствовал вонь умирающего мира, и когда, отчаявшись, этот самый мир сдался под натиском Бога, Калеаб, будучи уже взрослым, вдруг понял, что не желает жить в мире, где насилия нет. И он сбежал. Сбежал на острова, где еще можно было прирезать шлюху, где можно было пырнуть наглого проныру, пытающегося стащить кошелек с пояса, а Тавот наступал, превращая даже отдаленные острова в жалкое подобие хорошего Нового мира, где главным законом было – не убей!

И вот он, старый наемник, который жаждал свежей крови и молодой плоти, прибыл на самый законопослушный и чистый остров в поисках женщины, ставшей костью в горле одного прекрасного человека.

У подножия горы, перед стеной замка, слева от главных ворот, располагался храм. Двери его были открыты для всех желающих, тихое пение доносилось изнутри. Калеаб не видел подобной красоты раньше: высокие колонны держали круглую прозрачную крышу, узкие окна часто разбивали собой стены, на которых были вырезаны умелой рукой мастера фигурки людей. Калеаб провел грязным толстым пальцем по алхимику, сместился к учителю, лекарю и остановился на пышногрудой певице. Старик усмехнулся, огляделся в поисках театра, но не увидев его со своего места, поджал обиженно губу. Из открытых дверей храма вышла пожилая женщина в белом плаще с низко натянутым капюшоном на лоб. Она разговаривала с мальчиком, у которого в руках были огарки свечей.

– Отдай их на переплавку, Строций. – женщина выудила из кармана монету. – Возьми, купи лампадного масла и яблок для госпожи Маргреты.

Мальчишка важно кивнул, будто это поручение было особенным, и резво ускакал прочь. Калеаб позавидовал той прыти, с которой он пустился бежать и погрустнел. Как быстро пролетело время, подумал старик, и поднял глаза на женщину в белом. Она внимательно смотрела на него и улыбалась.

– Вы не из этих мест? Ваша одежда совсем прохудилась.

Женщина обвела взглядом потрепанную одежду темных цветов, выделяющуюся среди местных нарядов, и вернулась к морщинистому лицу. Калеаб покачал головой и натянул свою самую доброжелательную маску.

– Вы правы, госпожа, я одинокий путник.

Пение, доносящееся из храма, умолкло. Женщина сбросила капюшон, показав седую голову, и отошла в бок, чтобы пропустить прохожан, выходивших из дверей.

– Вы голодны? Вам нужна какая-то помощь?

Калеаб сунул руку за пазуху, достал смятый небольшой лист бумаги, на котором был нарисован портрет.

– Я ищу эту особу. – старик протянул раскрытую ладонь.

Женщина внимательно осмотрела портрет и покачала головой.

– Не могу вам помочь, господин. Я редко ухожу далеко от храма, а среди молящихся ее не было.

Калеаб грустно вздохнул, будто вся тяжесть мира свалилась на его плечи, и спрятал лист бумаги.

– Пройдемте, накормлю вас. – женщина ласково дотронулась до плеча мужчины.

Калеаб подумал, что хуже от сытного обеда ему не станет и покорно пошел следом за госпожой. Внутри было тепло и светло – солнце освещало храм через прозрачную крышу, подчеркивая богатое убранство, пахло дымом и расплавленным воском. По бокам круглого зала, у стен, стояли сотни свечей на высоких круглых подставках, а вьюнок, обвивающий их ножки, был заботливо пущен вдоль пола. В центре зала стояла статуя Тавота – человека с головой быка. Хотя вряд ли Бога можно было назвать человеком, но скульптур изобразил чудовище так, чтобы приблизить его анотоморфно к людям.