Однако сейчас Молди как-то не хотелось смеяться. С ним происходило нечто непривычное: его глодал червь сомнения – не поторопился ли он насчет Киллиана. Если бы он тогда как-то потянул время, поволынил этого беднягу этак пару недель, обе проблемы решились бы сами собой: судья умер бы, дело «Грант против Гранта» автоматически перешло бы к другому, и у Киллиана больше не было бы причин давить на Дилбека.
«Ну да ладно, – сказал наконец себе Молдовски. – Что сделано – то сделано. Трое ямайцев уже отбыли восвояси. В следующем месяце поблизости от Монтего-Бей произойдет страшная дорожная авария, после которой останутся только трупы. А в бортжурнале „Гольфстрима II“, принадлежащего семейству Рохо, будет отмечен рейс в Эспе, а вовсе не в Миссулу. Наземная служба Миссулы поддержит эту версию: дочь одного из руководителей этой службы получила хорошее место благодаря ему, Малкольму Дж. Молдовски...»
Телефон прогудел дважды, прежде чем Молди снял трубку. Подойдя к широкому окну, он устремил взгляд в атлантические дали. Под серым, затянутым тучами небом океан тоже выглядел серым и неприветливым. Там, за этими перистыми водами, за линией горизонта, в Нассау, на другом конце провода находился человек, с которым сейчас разговаривал Молди. Это был банкир из местных, выросший и учившийся в Лондоне, но все же сохранивший мягкий акцент, свойственный жителям этих благословенных островов. Он сообщил Молди, что известные ему деньги уже получены телеграфным переводом.
– Что теперь с ними делать? – спросил он.
– Да что хотите, – последовал ответ. – Мы могли бы вложить их в какую-нибудь трастовую компанию, – предложил банкир.
– Мне все равно. Можете оставить их себе. Скажем, купите себе на них новый «хэттерэс».
Банкир не смог сдержать нервного смешка.
– Но ведь мистер Мордекай наверняка оставил какие-нибудь указания.
– В общем-то, нет.
– Но, сэр, там же более восьмидесяти тысяч долларов! Уверен, мистер Мордекай рассчитывает, что они будут вложены в какое-либо стоящее и надежное дело. – Банкир помолчал. – Что, может быть, существует какая-то проблема, о которой мне не известно?
– Нет, ничего такого. Трастовая компания – это хорошо, мистер Картрайт.
– Если только мистер Мордекай не собирается часто пользоваться этим счетом.
– Нет, – ответил Молдовски. – Совершенно определенно не собирается.
Он поблагодарил мистера Картрайта и повесил трубку. Телефон тут же загудел снова. Звонили снизу – Эрб Крэндэлл приехал и хотел подняться. В ожидании него Молдовски достал другой стакан. Однако Крэндэлл не был расположен к выпивке. Чуть ли не с порога он заявил, что готов послать к черту Дилбека вместе с его предвыборной кампанией.
– Погоди, погоди, Эрб, – остановил его Молдовски. – Давай по порядку.
Крэндэлл продолжал стоять, скрестив руки на груди.
– Я все время повторял тебе, Малкольм: Дэви – просто бомба замедленного действия. Так вот, теперь часы уже пущены.
Молдовски в душе порадовался, что начал пить уже с утра.
– Что он вытворил на сей раз?
Крэндэлл поведал ему о тайной миссии, которую ему пришлось выполнять в прачечной.
– О Господи, – вымолвил Молдовски. – Это и правда серьезно.
– Это только начало, Малкольм! Ему же этого мало.
– А что еще ему нужно?
– Да он просто помешался на этой стриптизерше!
Молдовски прищурился.
– Так что ему надо – еще ошметков от белья?
– Не только.
И Крэндэлл рассказал, что надумал конгрессмен Дилбек. Выслушав, Молдовски отхлебнул коньяку, но, не проглотив, покачался на каблуках, покуда горло у него не загорелось.
– Он и правда свихнулся, – хрипло сказал он. – Целиком и полностью.
– Благодарю вас, доктор Фрейд. – Крэндэлл подошел к бару, достал банку ледяного пива и, приложив ее ко лбу, покатал туда-сюда, после чего рухнул в кресло, спиной к величественной океанской панораме.
– Что будем делать, Малкольм?
– Добывать ему эту девушку. А что еще нам остается? – ответил Молдовски.
* * *
Урбана Спрол была права, говоря, что, танцуя на столиках, Эрин сумеет заработать как следует. В первый же вечер ей удалось получить лишних девяносто долларов. Шэд все время находился поблизости, так что никто не осмелился лапать ее. И все же отношение ее к танцам на столе не изменилось. Столики в «Розовом кайфе» были такими маленькими, что, даже просто переступив с ноги на ногу, танцовщица рисковала столкнуть стакан клиента к нему на колени. Да и танец-то, собственно говоря, был не танцем, а вилянием бедрами, а также и всеми остальными частями тела. Это было очень удобно для девушек с большим бюстом – им даже не приходилось особенно стараться. Сильной же стороной Эрин являлся именно танец, а танцевать-то было практически негде. На столе она была просто одной из многих, такой же, как все прочие танцовщицы, вихляющиеся ради чаевых.
Кроме того, имелась еще одна проблема: музыка. Выступая на сцене, танцовщицы сами выбирали для себя музыку, и это было только справедливо, однако означало, что девушки, танцующие на столах, никогда не знали, что пойдет следующим номером. Кевин крутил в основном диско, техно, фьюжн, данс-клуб, хип-хоп и рэп. Эта музыка не нравилась Эрин: она не чувствовала в ней души, и притворяться было достаточно тяжким испытанием. Она заставляла себя улыбаться, так что скоро лицо ее просто закаменело от напряжения. Выбрав момент, она всмотрелась в собственное отражение в зеркальной стене и увидела застывшую улыбку, скорее похожую на гримасу – какая уж там сексуальность! Впрочем, клиенты не замечали этого: их взгляды были устремлены значительно ниже.
На второй вечер Эрин заработала двести десять долларов, на третий – сто восемьдесят пять. На четвертый в зале появился сержант Эл Гарсиа. Они с Шэдом уселись в уголке и принялись о чем-то толковать. Эрин с любопытством поглядывала на них с высоты столика номер пять, на котором танцевала – и, кажется, совсем неплохо – под ужасно длинную песню Полы Абдул (или Кэрим Абдул Полы, как называл ее мистер Орли). Ей не терпелось поскорее закончить номер и узнать, зачем явился детектив. Когда музыка смолкла, клиент протянул руку и засунул за подвязку Эрин свернутую банкноту. Он помог ей спуститься со стола; она сказала «спасибо», а поправляя трико, заметила, что банкнота стодолларовая. Она снова поблагодарила его, на сей раз добавив к словам дружеское объятие и поцелуй в щеку – обычный способ выражения признательности особо щедрым клиентам.