Они встречались полгода – к вящему ужасу матери Эрин, которая в качестве контрмеры принялась насылать на дочь одного за другим докторов, юристов, бухгалтеров и так далее; однако Эрин находила всех их слишком уж серьезными и поглощенными собственными персонами. К тому же многие из них по возрасту годились ей в отцы. Дэррелл же Грант был живым, порывистым, непредсказуемым, и ей было весело с ним – в то время это казалось ей важным. Решение выйти за него, внезапное, как катаклизм, освободило Эрин от назойливой материнской опеки.

Социопатическая сторона характера Дэррелла не давала о себе знать целых полтора года, по истечении которых он окончательно махнул рукой на честные способы зарабатывания денег и посвятил все свое время изъятию добра у ближних. Чтобы как-то объяснить жене, почему он так задерживается на работе и почему в кармане у него то густо, то пусто, он сказал ей, что занимается торговлей медицинским оборудованием. Живой ум, мальчишеская порывистость и веселость Дэррелла, а с ними и теплота связывавших отношений как будто испарились под воздействие страшного тандема: амфетамина и метаквалона. Дэррелл систематически превращался то в дервиша, тс зомби – в зависимости от химического цикла. Эри к тому времени успевшая уже забеременеть, не хоте стряхнуть с себя узы этого брака, не дав Дэрреллу шанса измениться. Мысль о разводе тяготила ее почти так же, как мысль о матери с ее занудным «говорила я тебе».

Узнав, что Эрин ждет ребенка, Дэррелл поклялся ей, что отныне все будет иначе. Он перестал принимать наркотики, вывез из гаража все хранившееся там краденое добро и устроился на работу в конторе агента по продаже автомобилей «крайслер» в качестве продавца средств защиты от ржавчины. Словом, Дэррелл Грант стал другим человеком. Но хватило его только на месяц. Как-то в четверг, возвратившись домой с работы, Эрин застала мужа за любопытным занятием: посреди комнаты стояло детское инвалидное кресло, а Дэррелл, вооружившись молотком и зубилом, сбивал с него серийные номера. Разъяренный тем, что его застукали, он влепил жене пару крепких оплеух. Однако долго торжествовать победу ему не пришлось: вцепившись в горло благоверного, Эрин повалила его на пол и обрушила на его мужское достоинство первое, что попалось под руку (а предметом этим оказалась швабра). То было первое знакомство Дэррелла с этой стороной темперамента жены, и оно получилось достаточно впечатляющим. С того дня Дэррелл ни разу не осмелился поднять руку на Эрин, но в отместку, давая выход своим чувствам, принялся разрушать и уничтожать все, что было дорого ей: предметы искусства, мебель, альбомы с фотографиями, ее любимые платья. К моменту рождения Анджелы супругов уже не связывало ничто, кроме официальных уз, и пути назад не было.

Эрин не мучилась угрызениями совести. Жизнь преподала ей урок, и она усвоила его. Теперь ее единственный целью стало вернуть Анджелу.

Сидя в машине рядом с Шэдом, Эрин изложила ему свой план.

– Так что – это вроде как ловушка? – спросил он.

– Вот именно.

– Но он же не собирается тащить туда никаких колясок для бедняков.

– Конечно, нет. Как раз наоборот: он постарается вытащить их оттуда.

Шэд выплюнул в окно отработанную жевательную резинку.

– И ты вышла замуж за этого сукина сына?

– Увы, от ошибок никто не избавлен.

– До чего же противно, когда эта чертова любовь вдруг вцепляется в тебя и начинает жалить, как змея! – философски заметил Шэд. – А ведь так оно и бывает, честное слово. Всю дорогу так.

Эрин показала ему фотографии изуродованных игрушек в спальне Анджелы.

– Господи Боже! – вырвалось у Шэда.

– Единственное, что меня волнует, – это моя дочь, и иду я на все это только ради нее, – сказала Эрин.

Помолчав некоторое время, Шэд спросил, довольна ли она своим адвокатом.

– А я вот нет, – пожаловался он в ответ на ее «да». – Мне все время приходится накручивать его.

– Мой-то в порядке, – повторила Эрин. – Тут сама система такова, что просто наводит тоску.

– Расскажи-ка, расскажи! – Шэд был рад, что может поговорить с ней на эту тему; он чувствовал, что оба они – соратники в одной и той же общей битве. – Если на свете есть такая вещь, как настоящая справедливость, – прибавил он, – то ты получишь назад свою малявку, а я заделаюсь богачом из-за моего покойничка-таракана.

– Хорошо бы, – тихо проговорила Эрин.

Их машина стояла в самом дальнем, самом темном углу автомобильной стоянки торговой зоны Окленд-Парк. Адрес, названный Эрин Дэрреллу, принадлежал обанкротившемуся магазинчику видеотоваров, расположенному через площадь от автостоянки. В его витрине еще болталось несколько рекламных плакатов; на одном из них – насколько могла разглядеть Эрин на таком расстоянии – красовалось сильно увеличенное подобие Арнольда Шварценеггера в темных солнечных очках.

– А откуда ты знаешь, что он заявится именно сегодня? – спросил Шэд.

– Я сказала ему, что они распределяют коляски по средам, с утра. Он наверняка придет посмотреть, что у них там есть.

– А ему что, требуется что-нибудь особенное?

– Он предпочитает «Эверест и Дженнингс», – ответила Эрин. – Впрочем, «роллсы» и «терадайны» тоже не пропускает.

Шэд, всегда искренне полагавший, что инвалидные кресла все одинаковы, был не на шутку заинтригован.

– «Роллсы»? Это что же – «роллс-ройс», кроме машин, занимается еще и этим?

– Да нет, это совсем другая компания, – улыбнулась Эрин.

Шэд поинтересовался, почему ее бывший муж занимается кражей инвалидных колясок, а не машин, как все остальные.

– Потому, что он толком не умеет обращаться даже с тостером, – объяснила Эрин. – Машины слишком уж сложны для Дэррелла Гранта.

Шэд снова плюнул в окно, казалось, целясь в тот же камень кромки тротуара, к которому прилипла его жвачка.

– Что ты хочешь, чтобы я сделал? Я имею в виду – когда он придет.

– Не знаю, что тебе сказать. Посмотрим. Как получится.

– Я мог бы сломать ему что-нибудь. Может быть, для начала палец, – задумчиво произнес Шэд. – Все зависит от того, насколько у тебя серьезные намерения.

– Я просто хочу поговорить с ним.