…Пол в комнате покрывал толстый слой разбитого кафеля и осыпавшейся штукатурки. Вулфред бросил на него пленницу, без особого труда вытащив за руку из пышущего огнем подземелья.

Он смерил ее взглядом. Теперь не могло быть никакого сомнения, что на полу лежала женщина. Ее покрытые грязью волосы были черными, длинными и прямыми. В них запуталось несколько высохших древесных листьев.

Она казалась слишком маленькой, чтобы быть причиной бушевавшей в душе Вулфреда ярости, сила которой была подобна огню, разгоравшемуся все жарче и жарче в топке печи.

Пленница не умоляла о пощаде, не раболепствовала при виде его сверкающего меча, ее плечи не вздрагивали и не ссутуливались от рыданий. Нет, маленькая упрямая римлянка смотрела на Вулфреда своими светло-голубыми глазами со жгучей ненавистью. Ее взгляд не был взглядом побежденного и униженного врага, а скорее – воина, обдумывающего свой следующий удар.

Перед Вулфредом на грязном, засыпанном хламом полу лежала женщина, готовая сгореть заживо, но не просить пощады. Но такое сопротивление не вызывало у него восхищения. В его душе бушевала злоба, какой он не испытывал еще никогда. Она захлестывала его, проникала в самое сердце, гасила здравомыслие и разжигала бешеную страсть к разрушению, мести и уничтожению.

– Зачем же непременно выбирать смерть? – спросил он с присущей саксам тупостью и полным отсутствием элементарных правил вежливости.

Мелания же наслаждалась прохладой кафеля, на котором лежала, и мягкой свежестью вдыхаемого воздуха. Вулфред разрушил ее первоначальные планы найти достойную смерть в очистительном огне. Мелания с наслаждением бы его убила, но у нее перед глазами все плыло, и она жадно глотала воздух, чтобы надышаться. В таком состоянии она вряд ли могла быть опасной для злейшего врага, несмотря на всю его очевидную глупость.

Пусть ее освободили против воли из тесной клетки раскаленной печи. Но теперь по крайней мере Мелания могла немного отдышаться и воспользоваться относительным комфортом, перед тем как Вулфред убьет ее. Последние минуты жизни казались ей драгоценными. И она не хотела, чтобы грязный варвар отравлял их своей пустой болтовней. Тем не менее она посмотрела ему в глаза и гордо проговорила:

– Послушай, ты, урод! Напасть на мой дом и убить меня была твоя идея, а никак не моя. Я только хотела умереть сама, без свидетелей. Ты отнял у меня такую возможность. Тогда хотя бы убей меня, не сопровождая столь низкий подвиг своей чудовищной латынью. Она вызывает у меня головную боль!

Вулфред смущенно посмотрел на лежавшую у его ног женщину. Жар, очевидно, не лишил ее способности говорить. Для поверженного врага или обычной женщины она была, несомненно, слишком воинственной и явно драчливой. К тому же разговорчивой. Возможно, она действительно тронулась. Тогда ее поведение выглядело бы в глазах Вулфреда более понятным.

– Я вытащил тебя из огня, – уже почти оправдывался он. – Спас от ужасной смерти!

– Не ты ли сначала разжег огонь в печи, чудовище? Только не считай меня за тупицу! И не воображай, что я поверю, будто бы ты не хотел причинить мне никакого вреда, разрушив мой родной дом! – Мелания подняла голову и посмотрела в лицо сакскому монстру, посмевшему бросить вызов ее рассудку. – Ты считаешь, что я должна пожать руку убийцы только потому, что он мне ее протянул? Я предпочла бы умереть, не видя твоего варварского лица. И не хотела бы лицезреть свою кровь на твоих грязных от преступлений руках! Ибо при твоем карликовом интеллекте ты еще, чего доброго, вообразишь, будто бы одержал победу! Ты ее не одержал! Для меня было бы почти счастьем сгореть, а не достаться тебе! Этого, увы, не произошло. Но, убив меня, ты все равно не победишь! Ибо я не умру неотомщенной!

– Спокойно и незаметно ты тоже не умрешь! – прорычал Вулфред.

– Пусть так! – выкрикнула Мелания, чуть приподнявшись с пола и став на четвереньки. – Но ты и все вы, узколобые кретины, считаете, что Рим и его жители не смогут устоять против вашего нашествия. А я знаю, что как раз ваша орда диких варваров не сможет устоять против всесильного Рима! Но так или иначе, увидев варварство, с которым ты и твои лишенные мозгов приспешники крушили здесь все, что попадалось под руку, я предпочитаю умереть, чем жить в мире, где ты сегодня якобы одержал победу!

Хотя Вулфред понял лишь часть обличительного монолога своей пленницы, ему было достаточно. Более чем достаточно… Слова Мелании разбередили в нем старые и еще кровоточащие раны. Разве Рим сегодня не был разбит? Рим постепенно погибал после многих поражений, подобных сегодняшнему. Пленница предпочитает скорее умереть, чем видеть его властителем даже такого маленького, принадлежавшего ей уголка огромной и совсем недавно всесильной Римской империи…

Глядя на Меланию, стоявшую на четвереньках у его ног и, казалось, готовую, как тигрица, прыгнуть и растерзать своего врага, Вулфред начинал верить в непоколебимость решения римлянки уйти из ставшей ей ненавистной жизни. Она воспламеняла его каждым словом, подавляла попытки противоречить ей на плохом, во многом ненавистном ему латинском языке и понять ее. Она сама подталкивала его к убийству. Подталкивала не: только словами, но и испепеляющим, полным ненависти взглядом.

Вулфред мрачно улыбнулся. Она сама безрассудно открыла истинную причину своего поведения: она хотела смерти, потому что не могла видеть, как ее прогнивший римский мир оскверняют руки нецивилизованных варваров. Но если она так хочет смерти, решил Вулфред, то не получит ее!

Она будет жить!

– Ты запугал ее, Вулфред, – сказал Сенред, входя в зал. – Посмотри, какая она маленькая!

– Змеи тоже бывают маленькими, – ответил Вулфред, не глядя на Сенреда, но не спуская глаз с лежавшей перед ним на полу женщины.

Сенред расхохотался и принялся внимательно рассматривать маленькую римлянку. Она была слишком мала даже для женщины. И вся в грязи…

Хотя Мелания и поняла всего несколько слов из варварского языка, которыми они перебросились, но почувствовала, что оба ведут себя не так, как если бы хотели ее убить.

Может быть, они оказались не столь безжалостны ми и кровожадными, как ей представлялось? Но ведь тот и другой были саксами! А саксы не знают пощады и с легкостью убивают людей. В том числе и женщин.

Мелания наблюдала за ними и прислушивалась к их разговору. Весь мир считал, что сакские варвары отличаются высоким ростом. По ее мнению, такие суждения были в значительной мере преувеличением. Хотя стоящие перед ней воины действительно выглядели вершка на два повыше мужчин, которых ей приходилось встречать в своей жизни, но все же гигантами она бы их не назвала.

Правда, не только они, но и все остальные саксы, толпившиеся в дверях, поражали непомерно развитой мускулатурой, причем на ногах у них были длинные кожаные гетры выше колен, делавшие их смешными и… примитивными!

Все они имели светлые волосы, падавшие им на спину, а их тело покрывал такой же светлый пух.

Мелания подумала, что такие уроды могут без колебания убить ее. Ибо убийство стало их работой и даже искусством. Ее удивило, что самый высокий из них, вытащивший ее из печи, почему-то предпочел не убивать ее, наверное, за проявленное ею тупое упрямство. Но она была уверена, что он непременно постарается унизить ее и смешать с грязью.

– Жена, сестра или дочь? – спросил Сенред, пораженный просто звериной враждебностью и очевидным бесстрашием пленницы. – Она кажется слишком смелой для незамужней дочери или сестры.

– Для жены она тоже слишком храбра, – сказал Вулфред.

– Может быть, вдова? – предположил Сенред.

– Не по годам раздражительна! – заметил Вулфред.

– Кто же она тогда? – спросил Сенред.

– Возможно, просто рабыня, – сказал Вулфред.

Мелания не отрываясь смотрела на того, кто вытащил ее из пылавшей печи. Ей показалось, что он выглядит чуть умнее своего напарника. Хотя ей и не нравилось, как он на нее смотрел своими голубыми глазами.