Несколько дней он искал — в подпространстве? — телепорты пришельцев и не нашёл. Тогда, решившись на отчаянный шаг, Кэрролл наконец добрался до комнаты в лаборатории Лоусона и, используя кое-какие из своих инструментов, взломал запечатанную дверь.

Набравшись смелости, Кэрролл угнал автомобиль. Не менее опрометчиво он понёсся на бешеной скорости по дорогам, которые вели его в горы Вирджинии, по просёлочной дороге, которую он до этого проезжал только один раз в бессознательном состоянии, а затем в противоположном направлении, и Райнегаллис указывала ему дорогу.

Прошло много часов, прежде чем он добрался до узкой просёлочной дороги, которая, словно тропка горного козла, вела на вершину холма. Из просёлочной дороги она превратилась в обычную тропу, а затем превратилась в неухоженную, изрытую колеями тропинку, которая ужасно трясла автомобиль.

Проехав несколько миль по этой каменистой тропинке, Кэрролл свернул на поляну — хорошо знакомую поляну, и с удивлением оглядел её. Само здание исчезло! Неудивительно, что он не смог найти телепортов!

И слова Кингаллиса вернулись к нему. «Вы не проживёте достаточно долго!» — сказал инопланетянин. «Вселенная недостаточно велика для нас двоих!»

Крысы покинули тонущий корабль!

Это было так чудесно! Теперь они скажут, что никаких инопланетян никогда не было. На каждом шагу Кэрроллу преграждали путь, останавливали и огорчали его. Как долго инопланетяне таились на Терре, он не знал. Возможно, примерно с того времени, как было обнаружено излучение Лоусона, или, возможно, даже с более раннего.

Независимо от того, насколько хорошо они умели перехватывать информацию, инопланетяне не смогли предотвратить её утечку. Возможно, они находились здесь веками, ожидая человека по имени Лоусон, который стал первооткрывателем.

Возможно, они собирали информацию, которая привела бы к открытию, до тех пор, пока они уже не смогли этому помешать. На том этапе развития любой культуры открытие такого фактора произошло бы почти автоматически…

Если взять за основу любую науку, цивилизация совершает свои открытия по мере готовности к ним. Открытие радио было бы невозможно до появления электричества. Ядерная физика была бы невозможна без практических знаний о элементарной химии.

Каждая наука стояла на плечах другой. Электроника помогает астрономии, механика — электронике, химия — механике. Физика дала людям больше информации о химии, а химия стала краеугольным камнем электроники.

Кэрролла не волновало, как долго это продолжалось. Важным в данный момент был тот простой факт, что теперь они ушли!

Ушли, потому что не осмелились остаться!

Кэрролл выругался. Это была его вина. Что бы ни делалось, чтобы устранить Терру как угрозу идеям пришельцев о возвышении, это делалось потому, что Джеймс Форрест Кэрролл смог раскрыть их планы. Если бы он оставался в неведении, то не было бы причин для их последнего плана — завоевание ради расширения не включает в себя истребление.

Уничтожение врага означает экономический крах. Мало славы в том, чтобы быть Властелином Всего, когда это «всё» состоит из сожжённых планет, мёртвых культур и пустых ухмыляющихся черепов миллиардов разумных существ.

Почтение не исходит от черепов.

Там, на залитой лунным светом поляне, где когда-то стояло большое инопланетное сооружение, Кэрролл взял с заднего сиденья своей украденной машины разобранный телепорт и установил его у дороги. Он шагнул в него и оказался в лаборатории психбольницы.

Он не обращал внимания на то, что и машина, и телепорт были украдены и брошены. Единственной важной вещью сейчас была безопасность — личная безопасность — всех терран, независимо от того, верили они ему или нет. То, что у него одного были веские основания верить в угрозу, было чрезвычайно важно. В мировой истории было много случаев, когда человек в одиночку противостоял всему миру и оказывался в итоге прав.

Пусть насмехаются.

И всё же Кэрролл в полной мере ощутил на себе чувство беспомощности и разочарования. Он столкнулся с инопланетной культурой, способной на такие научные чудеса, как телепортация, межзвёздные путешествия и многое другое. Они были способны уничтожить Солнечную систему, в то время как единственный человек, который противостоял им, был неспособен даже понять, как они намеревались это сделать.

Он с головой ушёл в работу, дни пролетали незаметно, пока он строил, экспериментировал и планировал — и слишком часто терпел неудачу. Когда его коллеги пришли к нему с сообщением, что в этот день в Лунной обсерватории будет запущен первый шестидесятифутовый параболоид вращения, Кэрролл просто кивнул и вернулся к своей работе.

Его совершенно не волновало, что новая обсерватория должна была называться обсерваторией Кэрролла в честь человека, создавшего совершенный рефлектор. В то время Кэрролл был занят своими невидимыми силовыми полями и пространственными плоскостями напряжения и не хотел, чтобы его беспокоили по пустякам — особенно если к их изобретению он на самом деле не приложил руки.

Сколько пользы принесла бы человечеству обсерватория Кэрролла, если бы Солнечная система была разрушена!

Мэйджорс вошёл в кабинет доктора Полларда с большой глянцевой фотографией в руке. Поллард удивлённо поднял глаза, когда Мэйджорс сказал:

— Я, наверное, начинаю сходить с ума.

— Да? И что заставляет вас так думать?

Мэйджорс рассмеялся.

— То, что каждый раз, когда у меня возникает проблема, я, кажется, обращаюсь к вам, вместо того чтобы обратиться к теоретикам и физикам, которые могут дать на неё ответ.

Поллард улыбнулся.

— Я думаю, вы приходите сюда, потому что это единственное место, где вы можете отстаивать свою точку зрения перед другим человеком, который может отстоять свою точку зрения перед вами, — заметил он.

— Что ж, — признался Мэйджорс, — вы не разбираетесь в теоретической физике так хорошо, как я, а психология не по зубам мне. В любом случае, что вы об этом думаете?

На фотографии был изображён кусочек неба. Поллард покачал головой.

— Это что, какой-то тест? — спросил он. — Помните, я психиатр, и это мне положено давать пациенту странные предметы и спрашивать, что он в них видит.

Мэйджорс рассмеялся.

— Это область Волопаса.

— Волопас, — невпопад пробормотал Поллард, — это крестьянин, занятый выпасом крупного рогатого скота.

— Хорошо, я тихо уйду, — усмехнулся Мэйджорс. — А если серьёзно, то посмотрите сюда.

Он указал на крошечное пятнышко среди мириадов звёзд.

— И что? — спросил доктор.

— Этого не должно быть.

— Может быть, дефект плёнки?

— Нет, — возразил Мэйджорс. — Это сохраняется на протяжении двадцати семи фотографий, сделанных с интервалом в одну минуту, каждая из которых экспонировалась в течение одной минуты.

— Хм. Что это?

— Не знаю, — ответил Мэйджорс. — Но это чертовски интересно.

— Волопас — это регион, откуда исходит излучение Лоусона, не так ли?

Мэйджорс кивнул.

— Вот почему они прислали этот снимок мне. Снимок был сделан телескопом Кэрролла на Луне, и это своего рода дань уважения Кэрроллу за то, что первые фотографии и работы, выполненные с помощью его изобретения, были направлены на ту часть неба, над которой он так долго работал, и который привёл его в столь печальное состояние.

— Скажите, Мэйджорс, а часто бывают такие пятна?

— Такие — нет, но были и другие.

Доктор Поллард посмотрел на пятно.

— Давайте отнесём это Кэрроллу, — предложил он. — Возможно, это может что-то значить для той скрытой части его сознания, которая отказывается признавать то, что ей известно об излучении Лоусона.

— С помощью телепорта?

— Почему бы и нет? Если его нет на другом конце, мы просто наткнёмся на сплошное зеркало и не сможем пройти сквозь него. Долгое время меня беспокоила мысль о том, что мне некуда пойти. Просто выйти — бог знает куда — потому что другой конец не подключён. Давайте!