— Кладём на каталку, аккуратно! — приказал хирург. — Везём в отделение сердечно-сосудистые хирургии, быстро!

— На КТ-ангиографию не повезём? — засомневался реаниматолог.

— Нет, сделаем позже, — замотал головой хирург. — Под мою ответственность. Сейчас же начнём вводить тромболитики.

Нагату Джиро повезли к лифту, а сосудистый хирург задержался рядом со мной буквально на полминуты.

— Как звать? — бросил он без лишних реверансов.

— Кацураги Тендо, — представился я.

— Цубаки Арата. Молодец, Кацураги-сан, — он хлопнул меня по плечу и побежал в своё отделение по лестнице.

Я с облегчением выдохнул. Прямо сейчас Нагате Джиро крупно повезло. По всем стандартам медицинской помощи для начала должна выполняться КТ-ангиография. Но в данном случае я уже знал диагноз. А обследование стало бы лишь тратой драгоценного времени. Хвала богам, что Цубаки Арата быстро понял, в чём тут дело.

Всё, что мы могли сделать в условиях приёмного отделения — мы сделали. Теперь остаётся надеяться, что Нагате вовремя введут тромболитики и это возымеет эффект.

Под моими ногами что-то зашевелилось. На полу остался лежать телефон Нагаты. От вибрации он полз по кафелю. На экране появилась фотография девушки и имя абонента «Юкико».

Возможно, не следует отвечать на чужие звонки, но лучше сообщить его родственникам, что только что случилось.

— Алло, Юкико-сан, вы — дочь Нагаты-сана? — снял трубку я.

— Да… — замялась женщина. — А с кем я говорю?

— Кацураги Тендо, дежурный терапевт. Вашего отца только что экстренно госпитализировали в сосудистую хирургию, Юкико-сан, — сообщил я.

— О господи, — сорвалась на крик Юкико. — Ч-что с ним, Кацураги-сан?

— Не буду врать, состояние тяжёлое, — произнёс я. — Но мы отреагировали очень быстро. Уже сейчас ваш отец получает специализированную помощь. В ближайшие сутки встретиться с ним не получится. Но, думаю, послезавтра вас смогут к нему пустить.

— Я поняла вас, Кацураги-сан, — рыдая, ответила она. — Спасибо, что сообщили.

Прежде чем положить трубку, я услышал тихий всхлип и фразу:

— Довёл всё-таки себя этой работой…

Я упал на стул и закрыл лицо руками.

Повезло, что Нагата Джиро задержался, чтобы показать мне отделение. Если бы это случилось в дороге — спасать его было бы уже слишком поздно.

— Вы очень быстро отреагировали, Кацураги-сан, — произнесла одна из медсестёр. — Я уже давно здесь работаю. Многие молодые врачи теряются на своём первом дежурстве. Вы хорошо себя показали.

— Благодарю, — тяжело вздохнув, ответил я.

На душе было паршиво. Спасать пациентов в тяжёлом состоянии — всегда большая эмоциональная нагрузка. А тут — не просто пациент, а мой коллега и бывший наставник. Само собой, Нагата Джиро был моим наставником лишь формально, но отношения с ним у нас завязались тёплые.

Впервые за чёрт знает сколько времени человек решил вырваться к семье — и сразу же получил от судьбы под дых!

Я заполнил направление на госпитализацию Нагаты Джиро и попросил медсестёр передать его в сосудистую хирургию.

Через полчаса после инцидента с Нагатой у дверей отделения появилась машина скорой.

— Началось… — тяжело вздохнула дежурная медсестра.

Но ничего серьёзного на деле не оказалось. Неотложка завезла нам пациента с гипертоническим кризом. Мы укололи больному магнезию, в течение тридцати минут давление стабилизировалось. Пациент написал отказ от госпитализации и в удовлетворительном состоянии отправился домой.

— Я поднимусь в ординаторскую, — предупредил я медсестёр и оставил свой номер телефона. — Если кого-то привезут — сразу вызывайте.

— Конечно, Кацураги-сан, — кивнула дежурная медсестра.

Мой организм умирал от ломки. Срочно нужно кофе. И дело вовсе не в сонливости, просто без чашки крепкого мне уже жизнь не мила.

Я забрал у постовой медсестры терапевтического отделения список пациентов, требовавших особого внимания, и направился в ординаторскую его изучать.

Попивая кофе, я пролистал три истории болезни и начал готовиться к обходу.

Когда я работал в России, терапевтическое отделение больше всего напоминало мне, если выразиться грубо, «свалку пациентов». Всех, кого не приняли в специализированные отделения, скидывали сюда. Но без терапии больница не выживет. Здесь лежат больные с самыми разнообразными диагнозами.

Вот, пожалуйста, номер один в моём списке. Хронический панкреатит. Поступил с резко выраженными болями в левом подреберье.

Если читать между строк — пациент больше хирургический, но недостаточно острый, чтобы лечь в хирургию. Мой наставник в прошлом мире вообще говорил, что хронического панкреатита не существует, есть только острый. А хронический сочинили для того, чтобы направлять людей в терапию.

Двое других пациентов оказались посерьёзнее. Один с ишемической болезнью сердца, второй — с бронхиальной астмой. Оба были в средне-тяжёлом состоянии, но острой необходимости переводить их в кардиологию и пульмонологию не было. С таким и терапевты могут справиться.

Терапевты вообще с чем угодно могут справиться, если голова на плечах есть. А уж, если ещё и «анализ» имеется… Ух!

Наступило затишье. Я закончил обход и вернулся в ординаторскую. Настало время покопаться в бумагах, которые я получил от Савады Дэйчи.

Проведя за оформлением инвалидности полтора часа, я понял, что процесс этот — не такой уж сложный. Просто очень долгий и муторный. Всего-навсего нужно описать всю историю заболевания пациента, переписать все его обследования — и дело сделано.

Зря Савада так затянул с этим делом. За такие вещи лучше всего браться сразу и на свежую голову.

Инвалидность пациенту должна была выдаться по сердцу. Недостаточность кровообращения, постоянная одышка, боли в груди… Мда, и больной — не простой. Заместитель заведующего отделом снабжения. Теперь понятно, почему Савада солгал ему о готовности документов. Попробуй теперь скажи: «Извините, мы всё просрочили. Давайте начнём обследование с начала!».

Я долго и щепетильно исправлял даты так, чтобы общая картина была похожа на правду. Остаётся надеяться, что Уёхара Ёсико не будет вчитываться и подпишет документы, не глядя. В противном случае достанется уже мне, а не Саваде Дэйчи.

В дверь ординаторской постучали.

— Да-да, войдите! — крикнул я.

В комнату вошла постовая медсестра. Я уже успел познакомиться с ней между делом. Девушку звали Асэми Наоко.

— Что такое, Асэми-сан? — спросил я.

— Кацураги-сан, у нас проблемы, — произнесла она. — У Гендзо-сана уровень сахара поднялся выше двадцати.

— Простите, сколько? — удивился я.

Это при том, что норма, грубо говоря, до шести.

— Пойдёмте, — кивнул я и вышел из ординаторской. — Он диабетик?

— Да, — кивнула Асэми.

— А препараты ему выдают?

— Да, Кацураги-сан, всё как назначил эндокринолог, строго по схеме, — ответила Асэми.

— Судя по уровню сахара, он их не принимает, — заключил я. — Или…

Я замер, когда мы вошли в палату Гендзо. Упитанный мужчина сидел на кровати, держа в руках здоровенную порцию тортика с кремом.

— … или неправильно питается, — по слогам произнёс я. — Гендзо-сан! Вы что делаете⁈

— Эм? — замер с ложкой во рту мужчина. — Ничего.

— Асэми-сан, это что такое? — спросил я медсестру. — Откуда у диабетика взялся торт⁈

— Ох, — вздохнула Асэми. — Опять его родственники, видимо, принесли. Они приносят ему продукты, а Гендзо-сан их прячет!

— Ясно, — кивнул я. — По-хорошему нужно с ними переговорить.

Я подошёл к Гендзо и внимательно его осмотрел с помощью «анализа». Сосуды и нервы ног повреждены, печень покрыта толстым слоем жира. Коронарные артерии забиты бляшками.

— Гендзо-сан, сейчас же прекратите есть! — приказал я. — Вы понимаете, что вы творите?

— Мне дочка принесла, — насупился Гендзо и отодвинул от меня торт с таким видом, будто опасался, что я его съем.

— Гендзо-сан, вы понимаете, что буквально убиваете себя прямо сейчас?