Киракия молча наблюдала за тем, как встретившие их в прихожей женщины обменивались взаимными словесными любезностями с ее мамой. Ей пока были непонятны сложные ритуалы взрослых, а уж смысл этих ритуалов и вовсе был окутан мраком тайны. Она лишь положительно кивала в ответ когда к ней кто-то обращался, мысленно пытаясь уразуметь творящееся.

Взрослые были странными. Столько сложных слов и жестов, непонятных намеков и улыбок, – вместо того чтобы быстро и просто выразить суть: "Ты нам нравишься, и мы рады что ты пришла" и "Я рада что у вас все хорошо, как славно что мы дружим". Пусть у Киракии не всё было так хорошо в общении с её одногодками, как у её мамы с односельчанами, – но с детьми всё было хотя бы просто и понятно. Мысль о том, что однажды и ей придется научится говорить с окружающими в такой же манере не вызывала в ней ни восторга, ни страха. Лишь непонимание.

Одна из женщин отделила её от матери, и отвела в отдаленную комнату. Еще при приближении к той двери, Кира могла расслышать возгласы других детей. Ей не сильно хотелось туда.

Но её мнения не спрашивали, а памятуя просьбу матери, она не стала изъявлять протеста. Войдя в комнату и представ перед другими детьми, она нахмурилась, и сразу же пошла вдоль стены к ближайшему углу, даже не дождавшись окончания её представления другим детям от приведшей её женщины. Видимо уже наслышанная о своевольном характере младшей Хойен, средняя жена мастера Асаи не стала удивляться поведению девочки-гостьи, и скрылась за закрытой дверью, вернувшись к сборищу в гостевом зале.

В детской ненадолго воцарилось молчание. Внимание присутствующих было обращено на неё, и Киракия, всё ещё хмурая и молчаливая, ответила взглядом в глаза каждому, будто бы приняв это за вызов. Благо, уже через мгновение остальные дети вернулись к своим занятиям.

Здесь было много игрушек и мягких подушек. Комнату явно заранее приготовили для того, чтобы собрать тут детей и не дать им заскучать. И дети не скучали. Каждый нашел себе занятие либо в общении со сверстниками, либо в игре с приглянувшейся безделушкой. Кто-то устроил бои подушками, кто-то вел считалочку с подругами, а кто-то просто кувыркался по стеленному мягким ковром с подушками полу.

Некоторых из присутствующих детей Киракия знала. Других видела не часто или впервые. С одной из девочек она даже дружила, но сейчас та была в кампании других, не любивших Киру девчонок, и она не покинула их чтобы побыть с ней. Киракии это казалось обидным.

Здесь не было никого старше десяти лет. Самым старшим, по виду, тут казался мальчик, которому было всего восемь, – впрочем, если верить его словам, расслышанным Кирой из короткого разговора с ним другого мальчика помладше, – почти девять. Того мальчика звали Хан, и он правда был здоровее всех других детей. Пусть он и не был обделен вниманием, Кира заметила, что сам он, как и она, сторонится кампании, и чувствует себя здесь как-то неловко. Он ни с кем не играл, и не проявлял интереса к игрушкам. Он тоже выжидал, когда всё кончится. Всё это – кончится. Это было ей… знакомо. Словно бы почувствовав на себе задержавшийся взгляд Киракии, мальчик глянул в её сторону, – Кира тут же отвернулась и снова нахмурилась.

"Ещё чуть-чуть" – подбадривала она себя. Её слух уловил то, что кто-то из девочек позвал её к себе, поиграть с мягкими игрушками и поесть всё ещё горячее печенье, которым угостили детей взрослые. Киракия сделали вид что не услышала. Второй, и третий раз тоже. Она не знала, о чём говорить с ними. Ей были неинтересны странные и причудливые фантазии других девочек, игравших во "взрослую жизнь", а её рассказы о подвигах родного отца их не впечатляли. Они, разве что, могли попытаться вставить пару слов о своих папах, – но как это могло быть интересным? Кому интересны подвиги кузнеца, семья которого поколениями работает на нужды всего клана? Или охотника, который рискует жизнью что бы добыть клану мяса? У кого-то папы тоже были мастерами Inkai – но кому были интересны они, когда существовал её отец? Самый лучший и сильный, о котором знали даже те самые отцы других девочек! Но этим девочкам он был неинтересен.

"Глупые!" -мысленно фыркала она.

Киракия предпочла уставиться в точку перед собой, и снова предаться мечте о том, как её папа вернётся в клан, и как все станет… лучше. Как будет рада мама, как будет рада сама она. Как все перестанут относится к их "неполной" семье снисходительно. А если кто всё же попробует проявить неуважение – папа, как самый сильный мастер клана, заставит его пожалеть.

От этих мыслей её отвлекли голоса детей. Она забылась, и не знала сколько просидела в углу почти не шевелясь. Привлекшие её внимание голоса взбодрили её. Нет, дети ни на минуту не смолкали с самого момента её прибытия, но… что-то было не так. Она неуловимо ощутила это, и прислушалась.

Владелицей привлекшего её голоса оказалась Алури. Это была девочка семи лет, которую Киракия хорошо знала, и которую сильно не любила, что было взаимно. Алури умела хорошо вести себя напоказ перед взрослыми, но с другими детьми она была горделива и заносчива, что, однако, не мешало ей быстро завладевать вниманием сверстниц и занимать среди них лидерскую позицию. А еще, Алури ненавидела тех, кто поступал ей вопреки, или просто не исполнял прихоти, и настраивала всех вокруг против таких детей. Киракия уже несколько раз испытывала на себе её способность обернуть вчерашних подруг в насмехающихся над ней подхалимок Алури. Из чистого желания пойти ненавистной девочке наперекор, Кире захотелось встать на сторону того, кого Алури решила сделать своей жертвой на этот раз.

К ее удивлению, сегодня целью Алури оказался никто иной как тот самый мальчик – Хан. Киракия пропустила начало их с Алури разговора, но из того что слышала сейчас – поняла, что та дразнила Хана. Она пыталась взять его "на слабо".

– …Если ты правда хочешь стать воином как твой папа, -с лисьей ухмылкой говорила малолетняя змея. – …то ты не должен быть трусом. Ты же сказал, что уже ходишь учиться в Монастыре, так?

– Так. -хмуро отвечал мальчик, явно стараясь сдержать раздражение. Киракия же поражалась тому, что уже не в первый раз Алури сходило с рук такое обращение к мальчикам. Самой Киракие не простили бы даже излишне дерзкий взгляд в глаза юноше, не то что обвинения в трусости. Но у Алури был отец, и им был мастер, – что кстати, относился к одной из ветвей дома Шайкай. Её было кому защитить.

– Ну тогда для тебя это не должно быть проблемой, Хан! -продолжала нахалка, под хихиканье окруживших её подхалимок. – Докажи, что ты смелый! Пойди и погладь его так, чтобы мы увидели в окошко. -договорила она, тыкнув пальцем в сторону окна выходящего во двор дома, указав точно на одну из стоявших там будок. Киракия поняла в чем было дело, но вместе с тем, была в недоумении от того, что целью нападки Алури стал именно Хан. Среди девочек шептались, что он ей сильно нравится – зачем же ей затравливать его?

Между тем, сидевшие рядом с Ханом мальчики пребывали в некотором смятении. С малых лет воспитанные в понимании превосходства над девочками, они, однако, быстро потеряли уверенность перед их быстро сплотившимся коллективом. Они неловко, вразнобой, попытались подбодрить и защитить Хана, заверяя всех в том, что он "точно-точно храбрый", и сомневаться, что у него получится погладить зверя и остаться невредимым не нужно. Сами не ведая того, тем самым они делали ещё хуже, лишь больше подталкивая подростка к показному действию, к выбору между глупым риском и публичным осмеянием.