— Молодой человек! — строго обратилась медсестра, уже приготовив для процедур все необходимое. — Если вы хотите помочь девушке, пожалуйста, покиньте помещение.

— Хорошо-хорошо, — вскочил с места, отступая к двери. — Выздоравливай, Алиса! Пожалуйста! А я тебе обещаю, я со всем разберусь. С ней разберусь!

— Алиса, доченька моя, ну как же так? Почему ты не хочешь рассказать мне, как так получилось, что ты оказалась одна в лесу, да ещё и ночью?

— Мам, правда, я не хочу об этом говорить, все же уже хорошо, — скривилась, чувствуя, как больно слова царапают ещё воспалённое горло. — Лучше ты расскажи, как у вас дела?

— Хорошо? — возмутилась мать, игнорируя мой вопрос. — Это по-твоему хорошо, что сейчас ты лежишь на больничной койке, а не со всеми вместе занимаешься в учебном классе? Ангина, девочка моя, это не шутки! Хорошо, что ещё обморожение не получила, а то…

— Мам, ну хватит, — тихо попросила, сжав в пальцах ее холодную руку, в которой она заботливо держала мою ладонь, сидя возле моей кровати в местном лазарете. — Прости меня, мне правда очень стыдно, что я заставила тебя волноваться.

— Ну что ты, милая моя, — тут же смягчилась Мама, прикоснувшись своими сухими губами к моей руке. — Не нужно извиняться, ты лучше поправляйся скорее. Давай я заберу тебя домой, там мы быстро тебя вылечим, говорят, дома и стены лечат…

— Глупости! — перебив, раздался неподалёку твердый голос нашей медсестры, которая уже несколько дней не отходила от меня ни на шаг, контролируя мое состояние и строго следила за применением всем назначенных препаратов. — Лечат не стены, а медработники, и я настоятельно рекомендую вам оставить Алису здесь до полного выздоровления! Под моим чутким контролем, тем более, что ей уже лучше.

— Простите, я вовсе не хотела вас обидеть, — Мама виновато обернулась к молодой девушке в белом халате и мягко ей улыбнулась. — Вы действительно многое сделали для моей дочери, и это только благодаря вам она всего за пару дней пришла в себя.

— Ну, тут благодарить не только меня нужно, — хитро улыбнулась девушка, выпустив из шприца воздух, и жестом указала мне, чтобы я подготовилась к уколу. — Знали бы вы, какой заботливый и любящий парень у вашей дочери, то все благодарности сейчас достались бы именно ему.

— Парень? — удивилась Мама, а я невольно шикнула, зажмурив глаза, то ли от неприятной боли, когда иголка вошла в мышцу, а то ли от неготовности объясняться с мамой по этому поводу. — Алиса, у тебя что, появился парень? Почему ты мне ничего не говорила? — в ее голосе отчетливо прозвенели нотки любопытства.

А я даже не знала, что ответить, потому что сама толком не понимала, появился он у меня или нет, поэтому не спешила повернуться в мамину сторону, чтобы глядя ей в глаза честно ответить на вопрос.

Да, после той ночи Артем приходил ко мне каждый день и по несколько раз. Подолгу сидел возле меня, держал за руку и рассказывал разные истории из жизни лагеря, но так ни разу и не затронул тему наших отношений. Я не понимала его. Совсем. Я даже злилась от того, что он ведёт себя не так, как прежде. Не прет напролом и не заставляет мои щеки полыхать от одного его слова. А ещё меня смущало то, что он полностью игнорировал все мои вопросы про Виталину. Эта тема была для нас под запретом и, кажется, не только для нас. Потому что Катя с Лерой тоже упорно отказывались отвечать мне на эти вопросы, только как-то случайно проболтались, что Тамару Константиновну отстранили от обязанностей директора лагеря, а на ее место поставили нашу Лару Холмс.

— Да нет никакого парня, мам, — наконец ответила, сама не до конца понимая, соврала я или нет. — Артём просто переживает за меня. Как друг. Вот и все.

Хотя, мне это и самой кажется бредом.

Артём Шолохов переживет за меня, как за друга? Всего месяц назад я бы сказала, что этот человек с черствой душой вообще не способен за кого-либо переживать, а сейчас мне даже не нравится называть его другом. Это слово, как кусок земли во рту, неприятно скрипит на зубах. Потому что я не хочу считать его своим другом. Не хочу быть просто другом для него. Я хочу быть ему ближе. Быть чем-то большим, чем-то особенным, быть той, чьи руки всегда смогут положиться на его крепкие плечи. И это не фразеологизм. Мне хотелось бы обнимать его каждый раз, когда он приходит ко мне в палату, а не просто держаться за руку. Хотелось бы крепко прижаться к нему щекой и рассказать про то, что чувствую. Поделиться тем, как взволнованно бьется мое сердце, когда он смотрит на меня. Как тело бьет дрожь от каждого прикосновения, и как проникает в душу каждое его слово, посылая по венам мощные вибрации. Но не могу. Не могу, потому что вижу, какую он высокую выстроил между нами стену, как осторожно лавирует в диалоге, стараясь не касаться этих тем, но в то же время, смотрит так, как смотрел всегда, кромсая душу острой сталью своих глаз.

— Дружба? — вновь отозвалась медсестра Даша, собирая на поднос использованные ампулы. — Да у него из глаз искры летят, когда он на тебя смотрит. Друзья круглосуточно пороги медпункта не отбивают, а этот… — Она взглянула на часы, про себя отсчитывая секунды, и вслух произнесла:

— Прошло ровно четыре минуты, как закончился последний урок. Для того, чтобы одеться и дойти до медицинского корпуса простым шагом потребуется, как минимум, десять. А это значит, что он бежал бегом, — широко улыбнулась и указала на окно, в которое мы с мамой тут же высунули свои головы.

Растрёпанный, в куртке на распашку и с красными от мороза щеками, он широким шагом прыгнул на заледеневшее крыльцо медицинского корпуса, и я уже невольно растянула губы в улыбке, ожидая нашу встречу.

— Кажется, мне уже пора, — Мама резко подскочила со стула и засуетилась, глядя на наручные часы с загадочной улыбкой, а потом невзначай добавила:

— Мой автобус совсем скоро отправляется, а я хотела ещё зайти к вашему педагогу-воспитателю.

— Может все-таки побудешь ещё немного со мной?

— А что, разве ты уже готова познакомить меня с этим приятным молодым человеком? — мягко улыбнулась, сверкая хитрым взглядом, на что я только сморщила хмурый лоб и отрицательно покачала головой.

— Вот и я так думаю, — в спешке закинула на плечо сумку и осторожно поцеловала меня в лоб. — Поправляйся, и слушай все, что говорит тебе Дарья. — незаметно кивнула в сторону медсестры.

— Обязательно, — я тоже улыбнулась в ответ и тут же подскочила на локти, услышав на пороге знакомый с хрипотцой голос:

— Простите, кажется, я не вовремя?

Артём.

Я так торопился к Алисе, что мне даже не пришло в голову поинтересоваться у медсестры, есть ли у неё кто-то из посетителей, именно по-этому и застыл столбом на пороге, увидев возле ее кровати высокую, темноволосую женщину со строгим, пронзающим взглядом. Этот взгляд прошёлся по мне, как сканер, изучив каждый миллиметр моего тела и тут же смягчился, тронув губы скупой, но вполне довольной улыбкой.

— Почему же не вовремя? — отозвалась женщина, сделав несколько шагов мне навстречу, и только тогда в этом серьёзном, взрослом взгляде мне довелось заметить ту же темную глубину карих глаз, привлекающую своей красотой, и тот же знакомый горделивый блеск, как у моей Милки. Уже не такой яркий и озорной, как у неё, но все же вполне узнаваемый. — Я как раз собиралась уходить, а вы, молодой человек, зря застряли на пороге, Алиса вас очень ждала.

— Мама! — возмутилась Алиса, сердито сморщив свой аккуратный носик.

— Уже ухожу, — только и ответила, сверкнув хитрой улыбкой, и, обогнув меня по дуге, перешагнула порог палаты. — Только очень тебя прошу, дочка, не забывай вовремя принимать все лекарства и звони почаще, а то мы с отцом за тебя очень переживаем.

— Хорошо, мам, — смутившись ответила, со вздохом закусив уголок нижней губы.

Губы… Ее яркие, пухлые губы, которые мне так хотелось поцеловать.