Буржуйка давно погасла, и к утру в комнате воцарился собачий холод. Мысленно настраиваясь на собрание, Дэн подошел к раковине, взял большую железную кружку и зачерпнул из ведра. От ледяной воды сводило челюсть, но это не помешало ему умыться, почистить зубы, намочить в ведре полотенце и быстро растереть им тело. За окном было еще темно. Точнее, теперь там всегда темно. Электричества в городе нет с тех пор, как эти гады дожрали последних людей.

Взяв с крючка одежду, мужчина быстро натянул зимние штаны и свитер. Со второго крючка снял куртку. Вообще его комната скорее походила на подсобку. Такая же крошечная и с минимальным набором удобств: жестяной умывальник, два крючка и деревянные поддоны, которые он превратил в кровать, поставив их один на другой и кинув сверху матрас. Масляная лампа на подоконнике и буржуйка у окна. Вот, пожалуй, и все. Но он не жаловался. Другим повезло меньше. Из-за недостатка места ребята были вынуждены селиться по двое, а то и по трое человек. А ему досталась целая комната. Хоромы по нынешним меркам.

Покинув «хоромы», Дэн натянул шапку и на ходу застегнул куртку. Оказавшись на улице, мужчина сделал глубокий вдох и почувствовал, как легкие заполняются свежим морозным воздухом. Начало ноября в столице выдалось на удивление холодным. Видимо, глобальное потепление отступило, ведь теперь некому толкать бредовые речи и будоражить общественность.

Приглядевшись, он отметил, ночью вновь шел снег. Судя по глубине протекторов, отпечатанных тяжелыми солдатскими ботинками, выпало сантиметров пять. Нужно проверить шины перед отъездом – промелькнуло в голове. Миновав арку, он двинулся к столовой. Со всех сторон лагеря сюда потихоньку стекались люди. Молчаливые, хмурые. Невзирая на наличие крова и еды, многие так до конца и не смирились с новой действительностью.

***

Не сразу, но жизнь в Кремле наладилась. Солдат разместили в комнатах Арсенала и Потешном дворце. В шестнадцати из двадцати башен Кремля устроили дозорные пункты. Для штатских переоборудовали треугольный Сенат и административные здания. Места хватило всем. Грановитую и Оружейную палаты с их богатым убранством и сокровищами закрыли от греха подальше. Масштабные строения, вроде Кремлевских дворцов, для проживания совсем не годились. Большие, холодные, их не отопишь и не переоборудуешь под комнаты. Впрочем, им нашлось другое, не менее полезное применение – продовольственные и технические склады.

Из соборов использовали лишь Успенский. Благодаря одному воцерковленному пареньку – Максиму Дьячкову (понятное дело, к нему тут же приклеилось прозвище «Дьякон»), там всегда горели свечи, особенно в те дни, когда солдаты уходили в рейд. Какие бы сложные времена ни наступали, а русские все одно – тянулись к церкви. С верой-то оно как-то спокойнее.

Всего в Кремле укрылось чуть больше трех тысяч человек. Основная часть прибежала сюда еще до эвакуации. Наличие высокой стены по периметру и военных – весомые аргументы при выборе убежища. Так что самые сообразительные забаррикадировались в зданиях еще в середине июля, как только исчезло правительство. Примерно семьдесят процентов выживших – мужчины. Женщин меньше, самая малочисленная группа – дети. Людей старше пятидесяти лет – единицы, несколько иностранцев. Стариков нет. Они просто не дошли. Кода по радио и ТВ объявили об эвакуации, никто не знал, что зараженные перешли в последнюю стадию агрессии. Так что в Кремль сумели добраться единицы.

Примерно сотню людей удалось спасти во время первых рейдов. Несколько человек пришли ночью сами. Просто удивительно, как им удалось выжить в городе, превратившимся в смертельную ловушку. Когда послышался шум у ворот, дозорные чуть не убили их, приняв за нежить. Однако за стеной стояли люди, немного запыленные, испуганные, голодные, но живые!

Остальные жители Москвы стали жертвами вируса. Сколько живых осталось в других городах России, до сих пор не известно. Единственное, что удалось – наладить радиосвязь лишь с несколькими лагерями выживших. В резиденции Президента военные обнаружили необходимое оборудование и ежедневно запускали в эфир позывные. После двух дней молчания, наконец-то пришел ответ! Первой отозвалась военная база на Сахалине, второй – группа инструкторов в Альпах. Естественная изоляция и труднодоступность помогли выжить целому городку в Ирландии, военный бункер в Китае также откликнулся на позывные. Последней на связь вышла Сибирь. Закрытый исследовательский центр «Вектор» укрыл в своих стенах новосибирских ученых и их семьи. Да, в мире осталось немного людей. Но они были! Радист дрожащими от волнения руками ставил очередную точку на карте и проводил от нее линию к Кремлю. Пять точек и пять линий. Пока это едва заметная паутинка. Дуновение случайности или новая беда, и ниточки порвутся. Однако они живы! А значит, кремлевцы не одни.

Остальной мир по-прежнему молчал. Каждый день радист выходит на связь, но тщетно. Некогда населенные города и страны, словно исчезли с лица Земли.

В конечном итоге AVE понадобилось три месяца, чтобы окончательно поработить человечество. Ученые сильно недооценили угрозу. Вирус мутировал снова и снова, рождая новые, улучшенные версии себя, пока не вывел идеальную. Всего один укус, соприкосновение слизистыми, и человеческий организм сдавался. Требовалась всего-то пара часов, чтобы после жесточайшей агонии, когда из глаз, ушей, носа рта хлестала кровь, а кожа лопалась от набухших вен, человек вновь мог подняться и бежать. Бежать, невзирая ни на что, бежать с одной целью – в поисках новых жертв для хозяина.

Поначалу оставшиеся в живых часто задавались вопросом – почему никто не забил тревогу раньше… но вопросы так и остались без ответов. Да и у кого было спрашивать? Все ученые, политики мертвы. Разве что у Дока, но и тот мог только предполагать. Одна из его теорий гласила: агрессия, которую вначале принимали за побочное явление, была основным проявлением нового штамма. Вирус тоже учился, прощупывал, выбирал наиболее живучую форму существования, пока не превратил людей в одержимых монстров. А значит, цель достигнута! AVE заполучил нового инкубатора для дальнейшего размножения.

Под ногами громко и рублено хрустел снег, вторя настроению Дэна, и вместо Сенатской площади, припорошенной снегом, перед глазами стояло марево огня.

Москва горела. Первые дни на горизонте то и дело вспыхивал новый пожар. Было ли это делом последних людей, пытавшихся защититься от зараженных, или обычные замыкания в опустевших зданиях, никто не знал. Но каждый раз наблюдая, как пламя пожирает очередной дом, в душах людей все громче звенела пустота. Все понимали, никто не потушит эти пожары. И в новостных сводках тоже ничего не покажут. Просто потому, что в живых больше не осталось ни пожарных, ни журналистов.

Иногда из-за стен доносились выстрелы и крики. В течение четырёх недель, как закрылись ворота Кремля, солдаты выезжали в город, пытаясь хоть кого-то спасти. К ним часто обращались с просьбой заглянуть в такой-то район, посмотреть такой-то дом. Мужчины умоляли, женщины плакали, прося отыскать дочь, сына, мужа, жену, друга… Солдаты кивали, прочищали один столичный район за другим: Отрадное, Марфино, Алексеевский, Савеловский, объехали Лефортово, Ясенево, Бутово…

Выезжали в сопровождении танка. Из-за обилия трупов и брошенных автомобилей улицы превратились в ловушки. Даже «Урал» стопорился из-за машинных запруд, не говоря уже об обычных легковушках. Зато «Армата» проходила запросто. Правда, шумела сильно, но довольно скоро выяснилось, что твари почти не видят в темноте. Так что ночи стали самым безопасным временем для выездов в город. Но невзирая на все меры предосторожности, твари все же просыпались. И тогда случались потери. Пистолеты, даже автоматы оказались слабой защитой против полчищ обезумевших монстров. К счастью, во время очередного выезда на военном складе Лефортово была обнаружена большая партия огнеметов, ставших надежным подспорьем в борьбе с монстрами. С тех пор спасательные группы выезжали только с ними. На каждом огнемете стоял оттиск «der flammer», и с чьей-то легкой руки солдат, ходивших в рейды, стали называть фламмерами.