— Ты мой, Нико, — я дергаю его за волосы. — Думаю, мы это уже выяснили, хм?

— Господи, мать твою. Я обожаю, когда ты становишься таким собственником. Я хочу съесть тебя к чертовой матери.

— Иди спать, и я, возможно, позволю тебе.

— Ты ведь шутишь, да? — он втискивает свои ноги между моими и прижимается своей эрекцией к моим бедрам. — Ни за что на свете я не смогу уснуть, пока не проглочу тебя, мой цветок лотоса.

— Я думал, ты беспокоишься о моем отце? — я улыбаюсь ему в губы и шиплю, когда его бедро задевает мой твердеющий член.

— Мы можем запереть дверь. Я действительно не могу оторваться от тебя, малыш. Ты сводишь меня с ума. Кроме того, Коля ненавидит меня и ведет себя как настоящий мудак с тех пор, как я лишил его тебя.

Я разражаюсь смехом, а он смотрит мне в глаза таким напряженным взглядом, прежде чем наклоняется ко мне и прикусывает мою нижнюю губу. Я стону, когда он впивается зубами в чувствительную плоть, а затем проводит языком по оставленной им отметине.

Он отрывается, прежде чем я успеваю полакомиться им, и я стараюсь не выглядеть разочарованным, бросая на него вопросительный взгляд.

— Не возражаешь, если я воспользуюсь твоей ванной? Мне нужно сначала принять душ.

— Да, конечно, — я указываю на дальний правый угол. — Вон там. Я постараюсь найти для тебя что-нибудь подходящее из своей одежды.

— Сейчас вернусь, — я думаю, что он снова поцелует меня, но он хватает мое лицо и проводит губами по моему лбу в мягком, интимном поцелуе. — Я так чертовски скучал по тебе, малыш.

Я стою на месте еще долго после того, как он исчезает в ванной. Мое лицо такое горячее, что я удивляюсь, как до сих пор не вспыхнул.

Блять.

Не в силах больше стоять на месте, я приваливаюсь к стене и прижимаю ладонь к тому месту, где сердце вот-вот выскочит из груди.

Черт возьми.

Я так безвозвратно обречен.

К черту все это.

Я стягиваю с себя футболку и снимаю спортивные штаны и боксеры по пути в ванную. Меня даже не волнует, что я разбросал их по полу, как Николай.

Мои ноги ступают по деревянному полу, и я проскальзываю внутрь через приоткрытую дверь, потому что Николай никогда не закрывал дверь в ванную. Ни разу.

В отличие от меня, ему нечего скрывать.

В отличие от меня, он знает о себе все, включая недостатки и душевные проблемы.

И теперь я хочу вырвать страницу из его книги и стать для него таким же открытым, как он. Даже если только на этот раз.

В ванной комнате клубится пар, и я благодарен за туман, закрывающий зеркало, когда поворачиваюсь в сторону душа.

Одежда Николая, как обычно, разбросана по полу, но мне на это наплевать.

У меня перехватывает дыхание, когда я вижу, как он стоит под лейкой душа, повернувшись лицом к стене, а вода каскадами стекает по замысловатым чернилам на его спине, скользит к впадинам на заднице и по мускулистым татуированным бедрам.

Он откидывает голову назад, чтобы смыть шампунь, и его черные волосы прилипают к шее, достигая лопаток на широких плечах.

Я смотрю на его закрытые глаза под струями воды, на резкую линию челюсти и темную тень от щетины.

Он, без сомнения, самый сексуальный мужчина, который когда-либо ходил по земле. Я просто не могу оторвать от него глаз и рук.

Я иду сквозь туман, когда подхожу к стеклянной двери и открываю ее.

Он, кажется, не замечает этого, хватая флакон с гелем для душа и слегка улыбаясь, когда нюхает его.

Я встаю позади него, мгновенно намокая, скольжу руками по обе стороны от него и хватаю флакон — или начинаю это делать.

Он быстро разворачивается и прижимает меня к двери, прислонив предплечье к моему горлу. Мой член дергается и тут же встает.

Господи. Почему мне так нравится, когда он груб?

Хватка Николая ослабевает, когда его глаза встречаются с моими.

— Малыш? Что ты здесь делае… о, чтоб меня. Только не говори мне, что ты примешь со мной душ?

— Разве это не очевидно? — я убираю его руку, и он отпускает меня, но только потому, что я забираю у него гель для душа.

— Не смог удержаться, да?

— Нет, не смог. Мне нужно прикоснуться к тебе.

Его губы приоткрываются, и я вижу, как утолщается его член.

— Черт возьми. Я думал, что ты, как обычно, будешь безынициативным.

— Не сегодня, — я выдавливаю средство для душа на ладонь и размазываю по его лопаткам, наслаждаясь пульсацией его мышц под моими руками.

Я быстро прихожу к пониманию того, что мне действительно нравится его мыть. Почему, черт возьми, я не делал этого раньше?

Ах, ну да. Потому что ты сломлен и изо всех сил стараешься не выглядеть таким.

— Господи, мать твою. Обожаю, когда ты ко мне прикасаешься, — он стонет, его ладони ложатся на мои бедра, поглаживая и ощупывая меня.

Это самый приятный способ отвлечься.

— Правда?

— Ты должен знать, насколько я обожаю твои прикосновения, малыш. Я такой твердый, что просто разрываюсь от желания оказаться внутри тебя.

Я улыбаюсь, но улыбка сходит на нет, когда я дотягиваюсь до его груди и обнаруживаю новую татуировку на месте, которое он специально оставил пустым.

Мои руки замирают, когда я изучаю художественные узоры в виде цветка лотоса и различаю изящный шрифт под ним, гласящий: «Собственность Б. Кинга». Он набил ее на том месте, которое, по его словам, предназначалось для чего-то особенного.

— Черт… — вздыхаю я, глядя на него. — Когда… ты набил ее?

— После той ночи, когда пришел встретиться с тобой возле особняка.

— Когда ты был не в себе?

— Это было не импульсивное решение, если ты об этом спрашиваешь. Я давно хотел ее набить.

У меня болит сердце, и я хочу сказать так много всего, но все, что мне удается, — это сдавленное:

— Спасибо.

Он прищуривается, и это выглядит так эротично, когда вода каскадом стекает по его лицу.

— Ты не паникуешь?

— С чего бы?

— Потому что это значит, что я люблю тебя до усрачки, малыш. Я не могу жить без тебя, и ты не можешь меня бросить.

Мои губы приоткрываются, и я смотрю на него с комом в горле и сердцем, стучащим так громко, что я слышу его сквозь звон в ушах.

— Эй? — он машет рукой перед моим лицом. — Ты что-нибудь скажешь? Ты начинаешь меня пугать.

— Я не хочу бросать тебя, — шепчу я слова, которые словно вырываются из глубины моей избитой души.

— Тогда не бросай.

Он говорит это так, будто это просто. И для него это просто. Я бы хотел, чтобы так было и для меня.

Хотел бы я быть тем мужчиной, которого он заслуживает.

Хотел бы сказать ему эти слова в ответ и не быть поглощенным черными чернилами и тошнотой.

Но поскольку я не могу, то встаю на цыпочки и прижимаюсь губами к его губам. Впервые мой поцелуй нежный, умоляющий, желающий исследовать его, выразить те жгучие чувства, которые я не могу произнести вслух.

Мои пальцы скользят по его волосам, и я притягиваю его ближе, пока наши груди не соприкасаются, и мы целуемся под струями воды.

Руки Николая обхватывают мою спину, прижимая нас друг к другу, но он не торопится, не превращает все в похотливое безумие, к которому мы привыкли.

Может быть, это потому, что он тоже знает, что речь больше не идет о похоти. Все давно перестало быть только таким.

Для меня это никогда не было связано с похотью. Меня тянуло к нему, поэтому я и хотел его. А не наоборот.

Мы целуемся, кажется, часами. Целуемся до тех пор, пока не становится невозможно вдыхать ничего, кроме воздуха друг друга.

Моя рука гладит его волосы, а другая скользит по плечам, спине и талии, и затем я хватаю его за задницу и прижимаю к себе.

Он издает низкий рык, который срывается с его губ и достигает моей груди. Я чувствую каждую вибрацию на своей разгоряченной коже.

Кровь приливает к моему уже ноющему члену, и он пульсирует от желания.

Николай шипит, когда я просовываю одну ногу между его ногами, а другой обхватываю его бедро. Его член соприкасается с моим, проколотая головка вызывает первобытное наслаждение глубоко внутри меня. Новый угол позволяет ему тереться своим членом о мой, скользить по нему, пока мы не задыхаемся во рту друг друга.