Брэн: Хотя я не в особо хорошем настроении.

Брэн: Подсказка. Это из-за тебя.

Брэн: Я немного скучаю по тебе.

Брэн: Ладно, это была ложь. Я действительно скучаю по тебе.

Брэн: Николай, пожалуйста. Не делай этого.

Брэн: Ты явно читаешь мои сообщения, но не можешь написать мне пару слов?

Брэн: Знаешь что? Забудь об этом.

Это были сообщения, которые Брэн прислал мне за последнюю неделю, и да, я прочитал каждое из них, но не смог ответить.

Если бы я это сделал, то стал бы катастрофически жестоким. Мои опасные мысли и дурная голова еще не успокоились. Впервые в жизни я провел две недели под кайфом. Целых две гребаных недели.

Это не то состояние, в котором я хочу с ним разговаривать.

Но вопреки здравому смыслу, который в последнее время отсутствует напрочь, я оказываюсь возле особняка Элиты, где ждал его каждое утро.

Я прислоняюсь к своему мотоциклу, замаскированному поваленным деревом, и смотрю на причину, по которой я проделал весь этот путь.

Несмотря на то, что я не отвечаю на его сообщения, на самом деле я слежу за каждым его шагом, будь то через его социальные сети или его друзей.

Час назад он опубликовал фотографию, на которой Ремингтон сжимает его в удушающем захвате, и они оба смеются. Они, блять, смеялись.

Еще хуже была подпись. Поздние ночные разговоры с Реми — самые лучшие. Я так благодарен, что ты у меня есть, @lord-remington-astor.

А потом ответ Ремингтона. За твое здоровье, приятель. Ты знаешь, что ты мой любимчик. Только не говори моему отпрыску.

Я не думал, когда пришел сюда. Я в принципе мало думаю.

Иногда мне кажется, что лучшее решение для всей этой хренотени — пойти в особняк Элиты, убить Лэндона, а потом похитить его брата, но что-то мне подсказывает, что это не пройдет гладко.

Как будто этой дилеммы было недостаточно, ему пришлось выложить фотографию с Ремингтоном. В его чертовой спальне.

Господи, мать твою.

Так вот что значит «Забудь»? Неужели он уже нашел замену и отбросил меня в сторону?

Не в его гребаных мечтах.

Мои пальцы затекли, пока я печатал.

Николай: Выходи на улицу.

Брэн: Взгляните, кто решил наконец-то признать мое существование.

Николай: Выходи на чертову улицу, Брэндон.

Брэн: Куда? Пожалуйста, не говори мне, что ты здесь.

Николай: На улицу. Сейчас же.

Брэн: Прекрасно. Ты сегодня сплошная радость.

Я сузил глаза, глядя на телефон. Конечно, я не радостный по сравнению с этим клоуном Ремингтоном.

Брэн даже как-то сказал: «Он такой смешной». Но это, блять, не так.

Мои мышцы вот-вот затрещат от того, как они напряжены. Две недели под кайфом — это слишком долго, и я не чувствую никаких признаков облегчения.

Я принял таблетки в ту ночь, когда ударил Брэна, потому что больше не мог доверять себе. Я должен был признать, что теряю контроль над собой.

Они не помогли. Если только не считать помощью то, что я чуть не утонул в бассейне.

И все же я принял три из них ранее, чтобы не сделать того, о чем потом буду жалеть. Мысль о том, чтобы причинить ему боль, чертовски пугает меня. Но я не думаю, что они работают. Желание ударить кого-нибудь сильнее, чем я могу его сдерживать.

Мне следовало держаться подальше.

Я действительно не должен быть здесь…

Сердцебиение учащается, когда я замечаю Брэна, спешащего ко мне. Он знает точное место, где я обычно жду.

Черт побери. Как же я скучал по нему и его утонченному присутствию. Простые черные шорты и серая футболка не скрывают его подтянутого телосложения.

Волосы в беспорядке, бессистемно спадают на лоб, что делает его более человечным, а не заносчивым.

Он останавливается передо мной, и выражение его лица медленно меняется с гнева на… мягкость? С каких это пор он стал мягче?

— Мы могли бы встретиться в пентхаусе. Тебе не обязательно было приходить сюда. Не то чтобы я не хотел, чтобы ты был здесь…

Я смотрю на него и молчу. Я не верю себе, что не сорвусь прямо сейчас.

— Николай, послушай, — он огибает мотоцикл и встает передо мной. — Есть много вещей, о которых я хочу с тобой поговорить. Я поговорил со своими друзьями, с Глин и…

— Заткнись, мать твою, — я хватаю его за горло и пихаю к стволу дерева. — Я здесь не для того, чтобы разговаривать.

Я прижимаюсь губами к его губам, и он издает изумленный звук, но я проглатываю его. У него вкус лимона, имбиря и меда.

Он ощущается как моя неминуемая гибель.

Я прижимаю свой язык к его языку, причмокивая, потягивая и покусывая, пока он не застонет.

Он стонет для меня так, будто чертовски ждал этого. Как будто он уже не заменил меня кем-то другим.

— Нико… подожди, — он отрывает губы.

— Мне надоело ждать, — я гонюсь за его ртом, а потом снова захватываю его. Он тянет меня за волосы, но я ничего не чувствую. Никакой боли. Никаких мыслей.

Только чертово слепое собственничество.

Извращенное желание.

Потребность обладать им, впивается в меня когтями, как чертов зверь.

Я отрываю свои губы от поцелуя и поворачиваю его, затем прижимаю лицом к дереву, мои пальцы обхватывают его затылок. Я стягиваю с него шорты, обнажая задницу.

— Николай…?

Мои губы оказываются рядом с его ухом, и я дышу так резко, что это звучит почти как рык.

— Скажи мне остановиться. Это твой единственный шанс сделать это. Скажи, что больше не хочешь меня. Скажи это, и я уйду.

— Дело не в этом… — его прерывистый выдох отдается в воздухе, словно мой собственный афродизиак.

— Если дело не в этом, закрой свой гребаный рот.

— Что случилось…?

— Заткнись, — я вытаскиваю свой член, который был твердым с тех пор, как я его увидел, и сплевываю на руку. — Смазки нет. Придется обойтись этим.

Он издает утвердительный звук, но заканчивает ворчанием, когда я проталкиваюсь сквозь тугое кольцо мышц.

Мое тело, которое было нехарактерно мертвым в течение последних двух недель, оживает, когда я оказываюсь в нем.

— Блять, — прорычал я, впиваясь зубами в его горло.

Брэн поворачивает лицо, чтобы взглянуть на меня, и мне это не нравится.

Мне не нравится, как он смотрит на меня этими мягкими глазами, как будто скучает по мне. Как будто он, блять, не заменил меня.

Поэтому я наваливаюсь сильнее, проникаю глубже, толкаюсь быстрее.

— Нико… — стонет он, когда я задеваю то самое место своим пирсингом. — Черт… мы на улице.

— И все же ты такой твердый, что упираешься в дерево. Тебя возбуждает перспектива быть пойманным.

— Господи… м-м-м… блять… я соскучился по тому, как ты меня трахаешь.

— Заткнись, блять, — на этот раз я обхватываю пальцами его рот. Я не хочу слышать его голос. Не хочу слышать того, что он говорит, и не хочу снова потеряться в нем.

Я просто доказываю свою точку зрения. То, что он принадлежит мне и только мне. То, что он по-прежнему хочет только меня и никогда, блять, не заменит меня.

— Ты мой, Брэндон. Черт возьми, мой. Если ты думаешь, что у тебя есть другой вариант, кроме меня, то у меня для тебя новость, — я кусаю его за ухо, и он стонет, звук заглушается моей рукой. — Ни хрена подобного. Просто знай, что я убью любого, кого ты подпустишь к себе, и трахну тебя в его крови.

Я сжимаю его член и двигаю рукой быстро и грубо, повторяя свой ритм в его заднице. Он подает бедра вперед, затем назад, снова и снова ударяясь задницей о мой пах, пока его безумие не повторяет мое. Шлепки плоти о плоть эхом разносятся в воздухе, пока я трахаю его, грубо и безудержно.

Блять.

Он кончает на мою руку, стонет и пытается что-то сказать, но моя хватка на его рту не дает ему этого сделать.