– Увидела и подумала о тебе, – сказала Илана и, прислонившись к косяку, выпустила облако сигарного дыма.

Я не спрашивала, где она такое раздобыла. С возрастом ее пальцы не стали менее проворными – или менее вороватыми.

– Оставь себе. Я такое не ношу. Ты же знаешь.

Изо дня в день я ходила только в простой черной одежде, неприметной и оставлявшей полную свободу движений. Я никогда не носила ничего яркого (это могло бы привлечь внимание), ничего широкого (это дало бы возможность схватить меня за ткань) и ничего тесного (это помешало бы драться или спасаться бегством). По большей части я предпочитала кожаные вещи, даже в удушливую летнюю жару. Они защищали и не мешали.

Да, я, наверное, обожала все красивое не меньше остальных. Но меня окружали хищники. Тщеславию приходилось держаться на вторых ролях, уступая место необходимости выживать.

– Вижу, крыска, что и тебе понравилось, – заметила Илана, – но боишься такое носить. Вот и зря. Молодость надо расходовать в молодости. Красоту – тоже. Цвет тебе к лицу. Да хоть голой танцуй с этим в спальне, мне наплевать.

Я выгнула бровь, оглядывая разбросанные женские сокровища.

– Ты со своими нарядами так и поступаешь?

– И так, и не только, – подмигнула она. – И не притворяйся, что ты такого не делаешь.

Илана никогда не бывала в моей комнате, но изучила меня достаточно хорошо и знала, что в шкафу и впрямь есть один ящик, набитый яркими безделушками, которые я собирала годами. Все вещички выглядели слишком кричащими, чтобы носить их в этой жизни, но можно было помечтать о следующей.

Как я ни пыталась объяснить, Илана не оценила моей предусмотрительности. Она неоднократно заявляла, что с осторожностью покончила. «Покончила!» – торжественно объявляла она.

Откровенно не понимаю, как старая карга дотянула до таких лет, но я была ей за это благодарна. Люди, которых я сегодня видела в трущобах, нисколько не были похожи на меня, а вампиры вокруг – еще меньше. Только Илана держалась где-то посередине, как и я сама.

Однако совсем по иным причинам.

Меня в этом мире вырастили, а Илана десять лет назад вступила в него по собственной воле. Подростком я ею восхищалась. До этого я людей видела мало и не знала, что даже среди них она… в какой-то степени исключение.

Илана снова коснулась шеи. Я поняла, что ткань, зажатая в ее кулаке, – не красная или, по крайней мере, изначально красной не была. Подойдя ближе, я увидела раны на шее – три раза по две. И повязку на запястье, под которой скрывалось Ниаксия знает сколько еще шрамов. Наверное, у меня перекосило лицо, потому что старуха закашлялась новым смешком.

– Сегодня был большой обед, – сказала она. – Мне хорошо за него заплатили. Заплатили, чтобы красивые мужчины всю ночь присасывались к моей шее. Была бы я помоложе – пришла бы в восторг.

Я не смогла выдавить из себя даже подобие улыбки.

Да, я не представляла, как Илана до сих пор жива. Большинство добровольных поставщиков человеческой крови – коих было не много – погибали примерно за год работы. Я прекрасно знала, как плохо контролируют себя вампиры, когда подступает голод.

Есть вещи, в отношении которых мы с Иланой никогда не сойдемся.

– Меня некоторое время не будет, – сказала я, меняя тему. – Хотела предупредить, чтобы ты не волновалась.

У Иланы окаменело лицо. Даже в тусклом свете я увидела, как она побледнела.

– Вот негодяй! Ты все-таки пойдешь.

Мне не хотелось заводить этот разговор, но он был неизбежен.

– Подумай о том, чтобы на время покинуть внутренний город, – продолжила я. – Уйди в кварталы. Знаю, тебе не нравится, но, по крайней мере, там…

– Да пошло оно.

– Илана, это Кеджари. Здесь тебе оставаться небезопасно. Как и любому человеку за пределами охраняемых кварталов.

– «Охраняемые кварталы»! Эти трущобы? Я не зря оттуда ушла. От них разит нищетой. – Она сморщила нос. – Нищетой и мочой.

– Зато безопасно.

Я отдавала себе отчет, как иронично это прозвучало, когда я стояла вся в крови, вернувшись из тех самых мест.

– Да ну! Тоже мне безопасность! Что это за жизнь? Ты хочешь, чтобы я ушла, когда рядом с моей комнатой вот-вот произойдет самое увлекательное событие за последние два века? Нет уж, милочка, уволь.

Я еще до начала разговора решила не выходить из себя – знала, что Илана и слушать не станет. И все же мне не удалось скрыть нотки досады в голосе.

– Ты ведешь себя глупо. Это всего несколько месяцев. Или даже дней! Если бы ты уехала как раз на открытие…

– Глупо?! – изрыгнула она. – Это что, он тебя подучил так сказать? Это он тебя глупой называет, когда ты хочешь сделать что-то помимо его воли?

Я выдохнула, не разжимая зубы. Да, это правда, Винсент называл меня глупой, если я без какой-либо причины отказывалась поберечься. И был в этом, конечно, прав.

Пусть человеческие кварталы и правда трущобы, но у людей там есть по крайней мере видимость защиты. А здесь? Я не представляла, что произойдет во внутреннем городе с Иланой или любым другим человеком, когда начнется Кеджари. Особенно с таким человеком, который уже согласился отдать свою кровь.

Я слышала, как на этих турнирах используют людей. Не знаю, что правда, что преувеличение, но у меня от этих историй живот выворачивало наизнанку. Иногда меня подмывало спросить у Винсента, но он наверняка бы подумал, что я опасаюсь за себя. Я не хотела, чтобы он переживал еще больше, чем сейчас. К тому же… он до конца не знал, насколько мы сблизились с Иланой за последние несколько лет.

Винсент не знал многого. Например, тех уголков моей души, которые не сочетались с его видением меня. Есть и то, чего никогда не поймет во мне Илана.

Но что бы я делала без каждого из них? Семьи у меня не было. Кто бы ни жил со мной в том доме, когда Винсент нашел меня, – все они к тому времени погибли. Если где-то оставались дальние родственники, для меня они были вне досягаемости – по крайней мере, до тех пор, пока я не выиграла Кеджари. Но у меня был Винсент, и у меня была Илана. Они заменили собой все то, чем мне представлялась семья, хотя оба не вполне понимали мою противоречивую сущность.

Сейчас, когда перспектива потерять Илану вдруг показалась реальной, страх сжал мне сердце и не отпускал.

– Илана, ну пожалуйста… – Голос прозвучал необычно сдавленно. – Пожалуйста, уезжай!

У нее смягчилось лицо. Она сунула сигару в переполненную окурками пепельницу и подошла ко мне так близко, что я смогла бы посчитать морщинки у нее вокруг глаз. Ее жилистая рука провела по моей щеке. От Иланы пахло дымом, резкими розовыми духами – и кровью.

– Сладкая, – сказала она. – Колючая, но сладкая. С кислинкой. Как… как ананас.

У меня непроизвольно дернулся рот.

– Ананас?!

Какое смешное слово! Зная ее – она могла и сама его выдумать.

– Но я устала, милочка. Устала бояться. Я ушла из квартала, потому что хотела посмотреть, как оно здесь. Оказалось столько приключений, сколько я себе и представляла. Здесь я каждый день рискую жизнью. Так же, как и ты.

– Тебе ни к чему делать глупости.

– Наплевательски относиться к опасности – это уже бунт. Знаю, ты тоже так считаешь. Даже если ты запихала все яркое в дальний угол шкафа. – Она бросила многозначительный взгляд на мою выпачканную в крови одежду. – Даже если ты прячешь свой бунт в темных переулках человеческого квартала.

– Илана, ну пожалуйста. Всего на неделю, пусть даже не на весь Кеджари. Вот, – протянула я шелковый шарф, – забери эту безумную вещь и отдай, когда вернешься, и я даже обещаю, что надену это.

Она долго молчала, потом взяла шелк и сунула в карман.

– Ну ладно. Утром уеду.

Я выдохнула с облегчением.

– Но ты! Упрямая ты крыска… – Она обхватила мое лицо ладонями. – Будь осторожна. Не стану читать нотации о том, что он заставляет тебя делать…

Я вывернулась из ее необычайно сильной хватки.

– Ничего он не заставляет!

– Да уж!

Вырвалась я вовремя: она фыркнула так зловеще, что во все стороны полетели капельки слюны.