Смирившись с тем, что не смогу провести весь день, а лучше – всю оставшуюся жизнь, уткнувшись в подушку, я все-таки опускаю ступни на мягкий ковер. Украдкой, словно преступница, пробираюсь в коридор и с облегчением понимаю, что дверь в спальню закрыта. Неужели нельзя было додуматься до этого раньше? Например, вчера? Это уберегло бы меня от парочки психологических травм. А еще от странных неправильных снов, которые не давали заснуть добрую часть ночи…

Наскоро умываюсь и так же тихо, словно мышка, крадусь на кухню. Каковы шансы, что Ратмир подумает, будто я всю ночь провела здесь, и не заметит, что нахально воспользовалась его диваном?

В животе предательски урчит, и я решаю приготовить завтрак. В нашей семье я всегда отвечала за готовку, поэтому о том, чтобы оставить хозяина квартиры без еды, и речи нет. Может, конечно, его спутница сама хотела порадовать своего мужчину. Так сказать, поблагодарить за вчерашнее… Ну так надо было пораньше встать. У меня всегда будильник стоял на шесть утра, чтобы все успеть.

Продуктов в холодильнике не так много, поэтому я делаю пару бутербродов, кидаю на сковороду помидоры и добавляю к ним яйца.

– Вижу, ты здесь освоилась.

От глубокого хриплого голоса я подскакиваю на месте и едва не роняю лопатку.

– Доброе утро, – произношу едва слышно и, слегка прокашлявшись, повторяю уже громче: – Я решила приготовить завтрак. Вы же… Ты же не против?

Набираюсь смелости и решительно поднимаю глаза от его босых ступней. Правда, до лица мой взгляд так и не доходит. Спотыкается где-то посередине, наткнувшись на обнаженный торс мужчины.

Идеально вылепленная грудь с небольшой порослью волос и рельефный тонированный живот, который в прошлом веке дамы непременно использовали бы в качестве стиральной доски. Венчают все это великолепие широченные плечи с ярко выделенными дельтовидными мышцами. Непроизвольно облизываю сухие губы, завороженно следя за капельками воды, стекающими по этому образцу перфекционизма, и только когда мужчина делает шаг навстречу, прихожу в себя.

– Я… Ты любишь яичницу?

– Если честно, то предпочитаю скрэмбл, – отвечает он, заглядывая в сковороду.

– Скрэмбл? – глупо переспрашиваю. Кажется, это тоже какое-то блюдо из яиц, но отчим признает только глазунью и омлет, поэтому я никогда даже не пробовала другие рецепты. – Хорошо, я тогда сейчас… Там, кажется, еще остались яйца.

Суетливо хватаю лопатку и тянусь к тумблеру, чтобы выключить конфорку, но тут же замираю, когда спину обдает волной жара. Цепенею от ужаса, словно загнанная в угол лань.

Мужчина подходит вплотную ко мне и, перехватив мою руку, словно по команде покрывшуюся мурашками, начинает размешивать яйца прямо в сковороде. Я смотрю, как яичное месиво превращается в тот самый скрэмбл, и перестаю дышать. Его близость будоражит миллион нервных окончаний в моем теле, а в ноздри забивается цитрусовый запах геля для душа. Внутри все вопит от опасности, а пульс, словно чечетку, отбивает сигнал тревоги. Он слишком близко. Настолько близко, что дышу я уже не кислородом, а им. Ратмиром. Сердце срывается в пропасть, и внутренности дрожат от волнения.

Кухня, еще вчера казавшаяся огромной, сужается до размеров клетки. Ратмир если не физически, то на каком-то ментальном уровне заполняет собой все пространство. Как еще объяснить, что чувствую я его не только каждой клеточкой своего тела, но и где-то глубоко внутри. Под кожей.

И впервые за всю мою жизнь чувство сохранения не срабатывает. Казалось бы, за годы, проведенные в доме отчима, я идеально научилась считывать ситуацию и избегать опасности. Под любым предлогом сбегала в свою комнату и ждала там, пока все утрясется и угроза минует. Но рядом с Бестаевым все мои инстинкты сходят с ума.

Вместо того чтобы бежать сломя голову, я слегка отклоняюсь назад и стираю последние жалкие миллиметры между нами. Чувствую, как мощная грудная клетка за мной каменеет, а волоски на голове перестают раздуваться от чужого горячего дыхания. Это длится не больше трех секунд. Возможно, даже меньше. Но и этого хватает, чтобы внутри все вопило от шока и возмущения. А еще немного от восторга. Но это уже не имеет значения. Потому что еще до того, как я успеваю осмыслить происходящее, мужчина дергает тумблер вправо и хрипло заявляет:

– Вот и все. Готово.

Он делает шаг в сторону, а я отпрыгиваю от плиты, словно от огня.

Пульс даже не думает замедляться, и я закусываю изнутри нижнюю губу, чтобы хоть как-то унять свое волнение.

– Кофе? – Он кивает на агрегат цвета металлик в углу.

Я такие только в кино видела, и наверняка там можно приготовить все эти модные разновидности напитка, включая флэт уайт и раф, которые я никогда не пробовала, но я лишь скромно прошу:

– Да, просто черный, пожалуйста.

Бестаев методично достает с полок тарелки с вилками и раскладывает их на столе. Его спокойствию можно только позавидовать. Сразу видно, кто из нас кисейная барышня, а кто матерый мужик, которому и в голову не придет терять сознание от подобной нечаянной близости.

– Мы не будем ждать… эм, твою девушку? – удивляюсь я, заметив, что он достает все в количество двух штук.

Судя по всему, он сам только что вышел из душа, и я подумала, что та женщина отправилась туда вслед за ним.

– Девушку? – Его брови удивленно ползут вверх, а я моментально заливаюсь румянцем. Следовало назвать ее его женщиной? Кольца на его пальце нет, но, может, это жена? – Она ушла еще ночью.

– Эм… хорошо, – смущенно бормочу. – Тогда давай завтракать.

– Давай, – соглашается он и уже совсем другим тоном добавляет: – А потом мы, наконец, поговорим. И ты расскажешь мне все. Включая свои условия, разумеется.

Только съев практически весь завтрак, замечаю, что девчонка едва сама притронулась к еде. Отравить меня решила, что ли?

Выглядит вполне невинно, такой себе божий одуванчик. Хлопает длинными ресницами и всем своим видом показывает, что мой голый торс ее очень смущает. Ну-ну, девочка. Эта роль тебе, конечно, очень подходит – с такой-то ангельской внешностью. Но, во-первых, эта ложная скромность не помешала тебе вчера бесстыдно подсматривать за нами в спальне, а во-вторых, я слишком хорошо знаю твоего отчима. Меня так просто не проведешь.

Хватит уже того, что этому кретину удалось водить нас за нос так долго. Зная Солода, он воспитал падчерицу по своему образу и подобию. Не зря этот гад сначала втерся ко мне в доверие, а потом подставил всех и сбежал.

Интересно, такая игра в невинную овечку – это идея ее отчима или девочка сама додумалась до роли? Сомневаюсь, что Солод делился своими планами с родственниками, иначе они бы тоже свалили вслед за ним. Значит, это исключительно ее инициатива.

Интересно, на что она рассчитывает? Я должен проникнуться к ней жалостью? Пообещать защиту от всех стервятников, что наверняка набросятся на ее семейку из-за Солода? Или она просто решила, что раздвигать ноги передо мной менее энергозатратно, чем перед своим сводным братцем и отчимом? Так-то она просчиталась, аппетиты у меня куда больше, чем у этих недоносков. Правда, она об этом никогда не узнает. Чужие подстилки меня никогда не привлекали.

– Ну, – нетерпеливо поторапливаю, когда она залпом допивает свой кофе, так и не осилив большую часть завтрака. – Я тебя очень внимательно слушаю.

– Я все расскажу, – в который раз заверяет она. – Честное слово.

– Переходи сразу к делу, – раздраженно выдыхаю. Вчера она меня порядком выбесила своими «условиями». Вечер и без того выдался паршивым, так что я еле сдержался, чтобы не сорваться на ней. Благо хватило ума вовремя свалить. Иначе точно или прибил бы в запале, или трахнул.

Вчерашняя блондинка неплохо помогла мне выпустить пар, но сейчас я снова закипаю. Раздражает меня в ней все: и смущенный тон на грани заикания, и то, что боится смотреть в глаза, и, конечно, то, что ставит условия.