Осторожно чешу его шею там, где заканчиваются иголки.

– Брёх, сторожить! – командую, поднимаясь.

Канис согласно урчит, обнажив изрядно поредевшие желтые зубы. Эх, такой беззубый разве что замусолит воров до смерти. Хотя, что у нас красть? Мы беднее всех на нашем участке. А так, может, они даже сжалятся, увидев такую нищету, и оставят чего-нибудь поесть?

Грохоча неподъемными подошвами слишком тяжелой для девочки обуви, направляюсь в покосившийся, посеревший из-за дождей амбар, где припаркован наш видавший виды харвестер – самый дешевый, какой только можно было арендовать. А еще здесь хранятся контейнеры для урожая, все как один пустые. Если дело и дальше так пойдет, нас точно выселят, и что тогда делать? Меня, скорее всего, заберут в приют, а мама… Что будет с ней?

Отогнав безрадостные мысли, забираюсь в тесную кабину и устраиваюсь поудобнее на потертом сидении. Сегодня здесь пахнет смазкой и горелыми кристаллами джета сильнее, чем обычно. Похоже, снова барахлит топливная система. Не обращая на это внимания, прикладываю ладонь к панели управления, и техника активируется.

– Ари Раскел, округ двадцать семь точка сто пятьдесят три. Поселок семнадцать, – проговариваю вслух.

– Пр…ветствую Арри Раа…кл, – гремит в ответ металлический заикающийся голос, безбожно коверкая мое имя. – Фик…ую опо…дание. Требуется отрабо…ка два часа. Итого пятьдесят …осемь часов. Необходимо погасить до конца отчетного пе…ода.

Как же безжалостно летит время! С каждым днем часы недоработки накручиваются. Когда накопится семьдесят часов, пойдет пеня. Морщусь и прикидываю, мама проспит примерно пять стандартных планетарных часов, потом ей ненадолго станет легче, и моя помощь уже не потребуется. Значит, я смогу сегодня поработать до заката – итого около пятнадцати часов. Переработка серьезная, но нужно же как-то сокращать задолженность. Тем более что подвесное оборудование у нас совсем старое и барахлит, а машина движется слишком медленно. Отсюда и меньшая дневная выработка, за которую маму подкалывают другие сборщики, вроде семейки Меддинов.

Умники нашлись, тоже мне! Попробовали бы сами поработать на этой колымаге, посмотрела бы я на их результаты. Иногда мне кажется, что руками можно собрать больше хакса, но на деле это не так. Слишком прочно держатся головки хакса, далеко не каждым ножом перепилишь стебель.

Харвестер взревывает турбинами, и неуклюжая махина все-таки поднимается над землей. Слава Вселенной!

Прощально урчит Брёх, задрав страшноватую морду. Правда, я этого не слышу из-за оглушительного грохота двигателя, от которого после рабочего дня еще долго будет шуметь в голове. Происходящее я вижу на экране.

Поддав скорости, выруливаю на дорогу, с трудом выравнивая барахлящее гравитационное поле, удерживающее хаксоуборочную громадину над поверхностью, а после перехожу на автоматику. По дороге до нашего поля слишком долго, потеряю кучу лишнего времени. А вот напрямую куда ближе, но местность холмистая, придется то и дело подниматься и спускаться, а для старой техники это не полезно.

Передатчик трещит помехами, когда навстречу на высокой скорости выскакивает новенький, поблескивающий яркой желтой краской, харвестер. Его подвесное угрожающе поднято, словно жвалы чудовищного жука. Урожайный отсек наполнен под завязку судя по зеленому индикатору на борту. В тот же миг из динамиков передатчика раздается издевательский голос Шона Меддина:

– Хей, Раскел! Эта груда рухляди, на которой ты едешь, еще не развалилась? Твоя сумасшедшая мамаша собрала этот харвестер из старых унитазов, я не ошибся?

– Из твоих анальных вибраторов, Шонни, – огрызнулась я. – Неужели не заметил пропажи?

– Это кто там такой бойкий на язык? Сколько тебе сейчас, Ари? Сообщи, когда исполнится четырнадцать, и я научу тебя им правильно пользоваться.

– Лучше вылижи свой грязный зад, Меддин! От тебя дерьмом за милю несет! – огрызаюсь я и прерываю сеанс связи.

Тварь! Мерзкая потная, гнусная тварь, возомнившая себя невесть кем. Шон Меддин увалень двадцати циклов со странными наклонностями. Он считает, что вправе грубить кому угодно. Мама говорит, настоящий мужчина так не должен себя вести. Однажды она даже пожаловалась Меддину старшему, отцу Шона, но тот тоже нагрубил ей, не удосужившись урезонить своего выродка. Выходит, сынок пошел в отца.

Но ничего. Я уже придумала, как поставить его на место. Есть идея, и вряд ли этот урок ему понравится. Мечтая о мести ненавистному Шону Меддину, не забываю отслеживать динамику высот и корректировать движение машины, когда автоматика запаздывает.

– Дебора, здравствуй! – вдруг раздается в потрескивающих помехами динамиках голос.

Одновременно на дороге появляется еще один харвестер. Он похож на наш, разве что чуть меньше побитый жизнью. Индикатор на его борту желтый, значит, в баках лишь половина положенной нормы хакса. Его арендатор Питер Элид наш сосед. Они с мамой ровесники, и Питер даже пытается ухлестывать за ней. Он добрый и всегда нам помогает. Я бы не отказалась от такого отца, но мама почему-то против.

– Дядя Питер, это Ари. Здравствуйте! – искренне улыбаюсь, хотя мой собеседник этого и не видит.

– Хей, Ари, детка! Как Дебора, ей снова нездоровится?

– Да, дядя Питер. Мама приняла лекарство и спит.

– Понятно. Загляну к вам ближе к вечеру, принесу чего-нибудь вкусненького. И, это, Ари. Тебе бы лучше вернуться…

– Что-то не так, дядя Питер? Мне нужно работать, у нас большие проблемы с нормативами. Сами знаете.

– Да, Ари. Знаю. И даже поделюсь тем, что удалось добыть.

– Перестаньте! Я вижу ваш индикатор. Вам и самим мало.

– Так-то оно так, Ари, но на полях больше ничего не осталось. Проклятый Меддин встал до света и смел все подчистую. Не зря хвастался, что у его новых харвестеров контейнеры повышенной емкости. Сегодня все уши прожужжал, что нас скоро всех уволят за ненадобностью. С той техникой, что он закупил, одной его семейки будет достаточно, чтобы собирать весь урожай.

Ругаюсь мысленно. Такой расклад грозит голодной смертью половине поселка.

– Мы с мужиками кое-как поделили то, что после него осталось. Где-то даже по второму разу прошлись – собрали подранков. Сойер и Финн даже перемахнулись за последний участок, а я плюнул и назад… В общем, на сто пятьдесят третьем больше делать нечего.

Я тут же вывела на экран карту участков.

– А сто пятьдесят четвертый?

– Та же история. Там все отработали, вплоть до сто пятьдесят девятого. На восьмой только не вздумай соваться, там ядовитые испарения. Гейзер вышел, как я и предсказывал. Даже Меддин не рискнул туда заехать, а на нашей с тобой рухляди, вообще, без шансов.

Плохо. Очень плохо.

– Понятно. А что тогда, насчет сто шестидесятого? – спросила, теряя последнюю надежду.

– Далеко он слишком. Я даже не смотрел, что там, но уверен, овчинка не стоит выделки, как говорили на Терре. Знать бы еще, что за овчинка такая… Разворачивайся, Ари. Только горючку зря пожжешь.

– Смешной ты, дядя Питер, – грустно отмечаю я.

– Стараюсь, детка!

Распрощавшись с Питером Элидом, упрямо продолжаю двигаться вперед вопреки всем советам. А что делать?

Выделенные нашему поселку участки и правда собраны подчистую. Я проезжаю один за другим, и меня охватывает паника. Повсюду только серая острая, точно стальное лезвие, листва и ни одной «чесночной» головки, размером от куриного яйца до мужского кулака.

– Чтобы тебя злой понос прохватил, Шон Меддин! Тварь поганая! – рычу, в сердцах прибавляя еще несколько крепких слов.

Мама все равно не услышит, как я ругаюсь. Мама…

Останавливаю машину и принимаюсь вертеть карту так и эдак. Сто шестидесятый участок располагается у самой границы двадцать седьмого округа, к которому принадлежим мы. Дальше начинаются поля смежного с ним тридцатого, где холмы сменяются ровными и ухоженными полями – это владения сенатора фон Аделхарда. В отличие от нашего хозяина Цю Синя, который за блохастый кредит удавится, там не скупятся ни на удобрения, ни на полив, ни на коррекцию ландшафта. И хакс там растет как на подбор. И не дичка, как здесь, а дорогой сорт.