А потом они переехали в этот замок. Местечко с секретом. И работенки тут… Хотя после двухсотлетнего запустения крепость в довольно приличном состоянии и не разграблена.

Ксинит подошел к крепостной стене, окружающей замок. Она больше всего пострадала от времени. При первом осмотре обнаружились просевшие и обвалившиеся места. Они с братьями здорово потрудились над её восстановлением, латали дыры считай всю весну. Сейчас кладка отстроена по всему периметру, о прорехах напоминали только светлые пятна известки.

А вот и дверь. Низкая, окованная железом. Черный ход. Он словно специально сделан позади всех внутренних построек и со стороны реки. Через него так удобно сбегать на рыбалку. И главное незаметно. Братья частенько пользовалась именно этой дверью. Тут не заперто, только на ночь задвигают засов.

Внутри обширного двора множество строений. Все из светлого песчаника. А крыши разные. Есть из серой черепицы, со временем покрывшейся мхом, деревянные, почти сгнившие теперь и медные.

Ксенит пошел в лево, к большому приземистому зданию, что жалось к стене. Оно соединялось с главным чертогом и по всей видимости раньше служило кухней. Огромная пристройка, соответствовала такой крепости. Но то было раньше. Сейчас оборотни устроили в ней казарму и всей стаей обитали под одной крышей. Теснота не смущала, оборотни привыкли к кочевой жизни и бытовым трудностям. Многие годы они прожили в палатках и грязных комнатенках постоялых дворов. Там все было куда гаже теперешнего места.

Правда последнее время некоторые из них начали обустраивать себе отдельные комнаты. Их альфа был щедрым владельцем. Каждому из стаи он предложил выбрать себе местечко по душе и устроится по своему вкусу, благо свободных башенок в замке хватало. Церус по старшинству выбирал первый. Взял южную, с видом на реку. Не самая высокая, но по-своему красивая и уютная, но как все здесь, попорченная временем. Во многих помещениях протекали крыши, не было стекол или отошла штукатурка. Потому всеобщее расселение планировалось не скоро. Цер был первым кто закончил срочный ремонт и отделился. Хотя это громко сказано. Все время он по-прежнему проводил с братьями, а в апартаменты свои уходил переночевать.

Ксин долго бродил по двору, словно не решаясь войти внутрь. Хотел видно наткнуться на кого из братьев и спросить совета, как быть? Нужно рассказывать о Церусе остальным, или тихо отнести корзинку к дверям его башни? Ведь и правда, что такого?

А спросить хотелось сильно и так, чтоб не у всех на виду. Не сразу, а тихонько, на едине. Чтоб не осмеяли всей стаей, как пустобреха.

Никого не встретил. В выходной братья не торопились на прогулку. Отсыпались видно или ели. Это только они с Цером, глупцы, вскочили ни свет, ни зоря. Порыбачили… Все беды от баб.

Желудок заурчал напомнив, что он не завтракал, а ведь солнце уже высоко. Пока думал, бродил, время подошло к обеду. Хочешь, нет, а зайти надо.

Братья всей стаей сидели за длинным столом и неспешно разговаривая, обедали.

В большой просторной комнате было довольно темно. Витиеватые окна, заросшие пылью, за зиму никто так и не удосужился отмыть. Альфа не заставлял, а сами… Инициатива наказуема, да и зачем? И так хорошо. Меньше видно паутину, густо завянувшую богатые лепные узоры на стенах и потолке.

А мебель, добротную, дубовую, оставшуюся от прежних хозяев, отмыли. Тут по первой её конечно не было. В кухне стояли только узкие разделочные столы и пара лавок. Это уже они сами натащили сюда разного скарба. И стол этот здоровенные. Перенесли из главного зала. Огромного. Такой зимой не протопишь, да и много ли надо для двадцати харь? А тут хорошо получилось, столик, стулья.

Сейчас бывшая кухня по виду своему и запаху больше походила на казарму. Настоящее волчье логово. Ну то, которое не тронула рука самки. Мужская берлога. Двуликие не особо заморачивались на мелкие детали, пыль и уют. Они занимались делами более насущными, потому везде, где захватывал взгляд, валялись кучи вещей, обувь одежда, лошадиная упряжь. У стен постели. Хотя несведущий в таких делах обыватель, принял бы их за обычные свертки шкур. По сути, они тем и были, шкуры, сшитые в полотна. Чтоб можно и постелить, и укрыться. В мехах у двуликих были разные предпочтения, одни спали на медвежьем, другие на лисьем. У Сфелера из рысьих шкур, а Марион тот вообще как-то заморочился и заказал себе покрывало из белок. Дорого обошлось…

На столе, который поменьше и сдвинут к очагу, нестройные горы посуды, кружек и кубков. Десятки ложек и ножей, разномастных по ценности и возрасту, ссыпаны в большую кастрюлю. Тут же вертела с остатками пригоревшего мяса.

Только оружию в этой комнате уделили особое внимание, развесили по стенам в относительном порядке. Но гвозди вбивали без уважения к декору. Думали только об удобстве.

Возле очага деловито копошился Дюморт, дежуривший на кухне. Что-то намывает в казане, наполненном мыльной водой, и тихонько мурлычет себе под нос песенку.

Бесшумно сгрузив свою поклажу и у двери, Ксин медленно, бочком, двинулся к кашевару. Может удастся пошептаться с ним?

– Эй, дружище, а ты что тут делаешь? – увидев его, воскликнул Дюморт. – Ты ведь с Цером пошел на рыбалку. Я думал вы на весь день отчалили. Раньше вечерней зорьки не покажетесь.

Оборотень выпрямился и обтер руки о смешной фартук. Бабский. Ярко-желтый с вышитыми ромашками и уже изрядно засаленный. Это Тум прикупил и теперь каждому дежурному кашевару обязывалось всю смену носить эту штуковину и откликаться на слово «стряпуха». Суровый мужской юмор.

– Тут такое дело… – Ксенит откашлялся и смелее шагнул к побратиму. —Мне бы пообедать.

Несколько косматых голов повернулись в его сторону. Без особого любопытства, просто подмечая что явился.

– Конечно поешь, – Дюморт выхватил из стопки тарелок верхнюю и принялся насыпать в нее густой кулеш. – А Цер? Вернулся? Или остался на речке? – оборотень посмотрел на дверь, в окно. Потом оценивающе уставился в быстро пустеющий котелок, прикидывая хватит ли всем еды? На двух рыбаков, расчета не было.

– Цер… он… – Ксин взял ложку и тарелку из рук брата. Задумался. С чего начать свой рассказ? – Мы с Цером шли по лесу, к реке, – Ксинит решил изложить произошедшее в хронологическом порядке. Чтоб информация о событии и тревожившее его беспокойство, лучше прочувствовалось братьями. – Солнышко светит, птички поют…

Ксин стал у очага. Говоря, он поглядывал на жующих братьев и помешивал в тарелке остывающий кулеш. Дюморт оперся о стол и безмятежно улыбаясь протирал отмытые тарелки. Внимательно слушал, кивал. Здоровенный и такой несуразный в этом фартуке.

– Тут Церус вспомнил про малину. Ох, говорит, малину страсть люблю… Шасть в сторону…и как будто взбесился! Сразу побежал… И в боевом лике. Видно, учуял сладкую малютку, что паслась на полянке в лесу. Я то что… у меня нюх раза в два слабее егошнего. И схватил ее!

Оборотни поворачивали головы, с интересом прислушались к тихому рассказу Ксина, не понимая, о чем он толкует.

– Она так кричала… – Ксин горько вздохнул, скривился. – А-а-а-а-а! – Тоненько протянул он, изображая крик девушки.

Оборотни за столом разом перестали жевать и разговаривать. У многих брови поднялись от удивления. Видя такой всеобщий интерес и ни одной насмешки, Ксенит решил добавить в свой рассказ перца.

– Мне было так жаль крошку, так жаль… и я сказал Церусу: отпусти пискуна! Пожалей. Дома её, наверняка, ждут мама… и папа. – Ксинит покачал головой давая понять, что его попытки уладить все миром, остались безрезультатными.

Вздохнув еще горестней Ксин поскреб подбородок. Думал, что добавить. Кашлянул, напустил на себя суровый вид и грубым басом заорал:

– Моя!!! – Церус получился довольно похоже.

Оборотни дружно охнули. В зале воцарилась гробовая тишина. Только звонко тренькнула о каменный пол ложка, оброненная кем-то из ошарашенных братьев.

– Малец, ты уверен, что слово то самое? – Дюморт ни в коем случае не хотел обидеть парнишку своим неверием, только нарисованная Ксинитом картинка была очень уж невероятной.