– Укладывайся, – бабуля помогла раздеться и накрыла одеялом. – Не жарко?

– Холодно, – Медея сильней укуталась в одеяло. – Что-то знобит меня, бабушка.

– Ох! – всплеснула руками старушка. – Неужели простыла? По такой теплыни? – и заботливо приложила морщинистую руку ко лбу Медеи. —И правда горячая. Вот беда. Ничего. Сейчас трав тебе заварю и утром будешь как новенькая.

Бабушка была из рода травниц. В ее семье девочек с самого детства учили собирать лечебные сборы. Она и Медею с сестренками обучила знанию растений. Когда те гостили в поместье, бабка заставляла ходить за травами в лес и на луг.

– Гашка! – окрикнула бабуля прислужницу. – Иди посиди с хозяйкой, пока я на кухню спущусь. Ничего, – наклонилась и поцеловала лоб внучки. – Сейчас ромашки и липы заварим, добавим горицвет. Выпьешь чаёк и сразу полегчает.

Бабушка ушла, а рядом на низкий стульчик присела служанка. Что-то стала рассказывать. Но Медея, словно потеряв поддержку родного человека, стала резко погружаться в болезненное состояние. Тело будто обложили льдом. Зубы застучали от холода. И потянула куда-то вниз. На дно черной пучины, из которой кажется не будет возвращения.

– Господинка! Хозяюшка, – откуда-то из далека закричала Гашка. – Го-ре-ре!

Просыпалась с трудом. Почему так тяжело поднимать веки? Хотела просто открыть глаза, а они будто склеены. Как пересохло во рту. Медея попыталась облизать губы и с ужасом поняла, что они глубоко потрескались и покрылись коростой.

– Ма? – прошептала и закашляла.

Грудь пронзила боль, отдалась в животе. Почему эта боль была ей знакома? Будто всю жизнь кашляла. А это не так, Меди была здоровой девушкой и очень редко болела. Разве что осенью могла подцепить насморк.

– Ба? – прошептала и все-таки смогла открыть глаза.

Сначала белая пелена. С трудом подняла руку, хотела протереть глаза. С пальца что-то соскользнуло и упало на грудь. Ладонь с трудом нащупала железный кружок. Обручальное кольцо? Как так? Оно делалось на заказ и сидело крепко. Медея медленно, словно двигаясь в воде, подняла вторую руку и попыталась надеть колечко обратно. Оно снова соскользнуло. Тогда она протерла глаза и с трудом фокусируясь, посмотрела на свои руки. Благо в комнате было светло. Какие тонкие, словно не настоящие и кожа просвечивается. Видны все венки и кажется даже косточки. Разве так выглядели ее руки? А что это за пятна на них? Медея, не совсем прийдя в себя, не понимая, где находится, сосредоточилась на разглядывании своих рук. Кожу покрывали болячки. Много, но уже засохшие. Она ковырнула одну, и заметила какие длинные у нее ногти. Будто она не стригла их недели две, а то и больше. Круглая, коричневая корка отпала. Под ней белел свежий, круглый шрам.

– «Вот ужас! – Вяло думала Медея, – Неужели под каждой коричневой бляшкой шрам? – и стала сковыривать их. Кожа, словно мухомор, покрылась белыми пятнами. – Как можно жит с таким уродливыми руками? – от ужаса Медея начала думать быстрее. – Придётся теперь постоянно носить перчатки. А как это воспримет муж.

– Мам! – ей казалось, что крик должен получится громким, но вышло жалобное блеянье. – Гашка! – и закашлялась. Низ живота пронзила острая боль.

– «Куда все подевались?»

Медея хотела повернуться на бок, но ноги затекли и были словно деревянные.

– Что же это? – очень хотелось пить.

Она повернула голову. Наконец зрение стало четким, и девушка смогла рассмотреть комнату, в которой находилась. Это её спальня в доме бабушки. Она в деревне? Память постепенно возвращалась. Конечно! Они всей семьей переехали сюда на лето. Ради неё. Родители хотели быть рядом, когда прийдет время рожать.

– «Как же хочется пить!»

На столике рядом с кроватью кувшин с чем-то мутным и стакан, наполовину наполненный жидкостью.

– Гаша! – в последний раз позвала Меди и не дождавшись, потянулась к стакану.

Рука тряслась и жидкость немного расплескалась. Ничего, она сильная, справится. Но девушка сумела донести до рта только половину. Жадно выпила. Только допив, ощутила вкус. Мерзкий, прокисший. Как протухший квас или травяной чай. Что это они оставили возле нее всякую гадость? Ведь может отравится и ребенок…

– Мой ребенок, – Медея с трудом глотнула горькую слюну. Поняла, что с самого пробуждения не чувствовала движение плода. А малыш ведь всегда просыпался с мамочкой.

Она вообще не чувствовала живота. Только боль, когда кашляла. Медея медленно со страхом положила руку себе на живот. Его не было. Плоский будто до беременности. Она родила? Кода? Что происходит? Оттолкнувшись от кровать руками и одеревенелыми пятками, поползла назад, на подушку. Чтоб можно было оглядеть себя с высоты.

Кортина открывшаяся девушке заставила сипло закричать.

Надетая перед сном белая вышитая сорочка была задрана до самой тали. Весь низ, ноги и кровать, залит темным. Засохшей кровью. Между ног, ближе к нижнему краю кровати лежало то, что совсем недавно было внутри нее.

Ребеночек. С пуповиной и последом. Не шевелится, не дышит. Мертвый.

Медея снова закричала. Преодолевая онемение и боль поползла вниз к своему дитю. Он уже окоченел. Твердый и темный. Совсем не то, что ждешь, поглаживая живот.

– Мама! – принялась звать, плачущая девушка. – Ба! Папа! – Она обняла маленькое тельце и прижала к себе.

– «Зачем ты родился так рано? Почему не выждал свой срок?»

А потом взгляд вдруг наткнулся на тело. Совсем рядом, на полу. Темный раздувшийся от жары труп. Он не первый день лежал тут.

– Гаша, – опознала прислужницу. —Как же так? – к боли от потери ребенка примешалась тоска по девушке, служившей у нее с самого детства.

В окна, открытые настежь, подуло горячим ветром и сейчас Медея поняла, что в комнате воняло мертвечиной.

– Где же все? Что происходит?

На пригорке за огородами проходила незримая граница поселка. Тут в тени молодых деревьев расположился небольшой отряд. Они подъехали около часа назад и наблюдая за притихшим селом с безопасного расстояния, решили перекусить.

– Может сейчас спалим? – спросил крупный мужик с бородой, помешивая бурлившую в котелке похлебку.

– Нужно подождать, – покачал головой худой старик. Он был одет по-городскому, но скромно. Темная одежда выдавала в нем доктора.

– Чего? Пока зараза по всему побережью разнесется?

– Две недели от начала мора. Таков закон. Если за это время не появятся выжившие, поселение надлежит уничтожить, а пока нужно наблюдать.

Бородатый недовольно сплюнул.

– Кто их соблюдает это законы? Все знают, что как только пошел мор, нужно палить все, пока дальше не пошло.

– Смотрите! – закричал с пригорка молодой наблюдатель. – Там кто-то движется.

– Вот напасть, – недовольно скривился бородатый дядька. – Неужели проклятая?

– Точно заразу теперь разнесет, – подскочил с земли другой мужичек, с деревянной рогатиной в руках.

– Не дадим, – уверенно заявил щуплый человек в рваной рубашке и подхватил свою рогатулю.

– А ну, мужики, берите факелы! – скомандовал бородатый. – Хватит слушать приезжих. Наше поселение следующее, если зараза выйдет, полетит прямиком к нам.

Толпа, похватав такие же деревянные рогатины и горящие палки из костра, ринулась вниз к первым дворам.

– Пали все! – крикнул бородач и кинул горящую палку в окно дома. Стекло разбилось и изнутри сразу потянуло дымом.

В другие дома тоже полетели факелы. Улицу заволокло дымом.

– Где вы видели движенье? – худенький доктор схватил за руку наблюдателя.

– Там, – указал в клубы дыма парень. —Где-то в десяти домах от сюда.

– Пусть только подойдет, – погрозил в ту сторону бородач. – Заколю как медведя.

– Если она выжила, значит не заразна, – принялся возбужденно доказывать врачеватель. —Вы не имеете права трогать ее. Нужно отвезти несчастную в обитель. Таков закон.

– Тебе надо ты и вези.

– Повезу! Конечно повезу! – пообещал врач, хотя в его обязанности это не входило.