На флоте нет мелочей, нет ничего второстепенного и незначительного. За триста лет своего существования каждая мелочь здесь отточена до полного совершенства, присутствуя в том или ином, казалось бы, бестолковом действии, ритуале, обычае моряков. Потому-то даже последний буй на рейде, створный знак, ориентир, банка и даже иногда бочка имеют свои неофициальные, но по-матросски точные названия. Кто знает, может быть, по той же самой привычке моряки и в гражданской жизни дают имена и названия всем и всему вокруг себя, даже машине, даче, квартире, балкону, шкафу, себе.

У настоящего моряка имеется собственное суждение на всё и вся, даже в отношениях с Всевышним. Этим морские офицеры сильно отличаются от армейских, не говоря уж о том, что и разговаривают они на разных языках и в прямом, и в переносном смысле.

Да что там армейцы, менталитет действующего плавсостава не в состоянии понять даже обслуживающий флот персонал, которого, скажу по секрету, всегда в несколько раз больше, чем плавсостава: всевозможные многоуровневые штабы, тыловые службы обеспечения, медицинские учреждения, ремонтные терминалы, научные и учебные заведения, специальные и воспитательные службы, мобилизационные и прочие предприятия. Без них никуда! Но то, что очевидно настоящим морским волкам, часто непонятно и даже смешно околофлотским тыловикам. От этого, возможно, и появляются на необъятных просторах литературных волн множество всякого рода «юморных» историй о так называемом военно-морском маразме, выданных в свет, бесспорно, очень талантливыми мастерами слова, но по сути никакого отношения к флоту-то и не имеющими.

Ни один офицер флота Российского, который хотя бы раз выходил в кипящее море с вверенным лично ему экипажем, никогда не позволит себе юморить даже над самыми неуклюжими действиями салаги или тыловика, разделившего с ним все прелести походной жизни. Ну, разве что по-доброму подшутит над ним для острастки да науки, и не более того.

Без уважения в море нельзя!

Среди плавсостава нет и никогда не будет неуставных отношений, каждый член экипажа на своём боевом посту уникален, бесценен, по-своему незаменим! Для визуального общения на расстоянии моряки используют неподражаемый по грации флажный семафор, музыкальную азбуку Морзе, красочное разноцветие сигнальных флагов на мачтах и многое-многое другое. У них свой, понятный только им одним язык, с помощью которого истинные моряки с первых слов находят своих и так необходимое ныне человеческое понимание. Этот язык прост и удобен, а уж про его славяно-ордынский трёхэтажный колорит, основанный на пяти корнях и паре сотен приставок с суффиксами, думаю, и говорить незачем, ведь на флоте, как известно, матом не ругаются, на нём просто разговаривают, а это огромнейшая, принципиальнейшая разница с бульварной бранью зелёных юнцов. На флоте этот древнейший язык общения, кроме как высококультурным и даже единственно-правильным, никак по-другому и не назовёшь. Если вдуматься, без его краткости, выразительности и точности определения многих аспектов морской жизни русский флот просто-напросто остановился бы, рухнул, как Вавилонская башня в момент проклятия её Всевышним путём лишения строителей единого языка общения. В море не обойтись без чёткого, точного, всеобъемлющего понимания, уставные армейские команды плаца тут не пройдут. Многие абсолютно безвыходные ситуации в боевом морском походе решаются одним кратким красноречивым словцом-командой, без которого невозможно, никак невозможно, ну, совершенно!

Но в обычной светской беседе или даже просто в присутствии рядом не то чтобы дамы, просто гражданского лица, настоящий моряк никогда, – слышите, господа современные деятели культуры, всерьёз обсуждающие вопрос о разрешении использования мата на телеэкранах? – никогда себе этого не позволит! И не надо даже пытаться сугубо профессиональный язык использовать в произведениях искусства.

Во всяком случае, здесь его точно не будет.

Ну, а теперь не крикнуть-ка нам всем, добравшимся до этих строк, как, бывало, кричали курсанты восьмидесятых нашей великой и необъятной страны:

– Великому военно-морскому флоту ВИВАТ!

Почему великому?

Здесь не о чем спорить, достаточно взглянуть на статистику тех лет.

Впрочем, ныне флот снова в почёте. Он динамично развивается, востребован, а значит, и дорогие наши лейтенанты, вчерашние курсанты-гардемарины, вновь сталкиваются с теми же самыми вечными проблемами становления на своих первичных офицерских должностях, что и лейтенант Стариков в далёкие восьмидесятые. Очень не хотелось бы, чтобы то удивительное, неповторимое время кануло в Лету под звуки траурного марша перестроечного оркестра – в нём было столько всего необыкновенного и светлого, хотя подчас и непонятного, зачастую, казалось, консервативно застарелого и даже действительно маразматичного, но в итоге позволившему подняться нашему флоту вновь и идти дальше, вперёд.

– В море каждый не задумываясь обязан выполнить любую, самую, казалось бы, нелепую команду командира, даже подчас рискуя собственной жизнью, – помнится, наставлял молодых офицеров командир звена рейдовых тральщиков капитан-лейтенант Евгений Семёнович Нестеров.

Старожилы рассказывали, как когда-то на его корабле вперёдсмотрящий матрос первым обнаружил контактную мину непосредственно у борта корабля и, не раздумывая, по его команде ринулся в кипящее море оттолкнуть её от борта, чем в итоге спас всех от неминуемой гибели.

Что произошло с ним, матросом?

Эта их история, поведать о ней могут только они сами, хотя – кто знает? – может быть, лейтенант Стариков как-нибудь в разговоре случайно и обмолвится о том секрете его сурового и неразговорчивого первого наставника. О чём он поведёт речь в этих записках, лично мне, их обыкновенному летописцу, абсолютно неизвестно, ведь это его субъективный взгляд на ушедшие в прошлое далеко не автобиографичные, но в целом весьма правдивые морские истории-небылицы целого поколения шестидесятых.

Где-то на Балтике.

Конец восьмидесятых. Середина сентября. Вечер. Смеркается.

Стенка главной пристани Минной гавани, дивизион рейдовых тральщиков.

Лейтенант Стариков Валерий Феликсович, или просто Феликс, как почему-то все называют его с момента появления в его имени легендарного отчества, стоит напротив раскачивающегося на натянутых швартовых концах рейдового тральщика, коих в каждой даже самой небольшой гавани флота всегда пруд пруди.

Да и, правда, куда ж без них, без этих маленьких пластмассовых пахарей-камикадзе, круглосуточно и круглогодично обеспечивающих противоминную безопасность рейда гавани.

Почему пахари?

Так ведь тащат они свои огромные длинные тралы по глади моря в строю уступа, словно трактора, бороздящие тяжёлыми плугами бескрайние просторы посевных полей. Ну, а камикадзе – потому как и теперь, спустя столько десятилетий после окончания Великой войны, то там, то здесь на просторах Балтики в их тралы по-прежнему попадаются потерянные во времени мины и прочие затонувшие боезапасы.

Рейдовые тральщики – настоящие морские труженики базы: все брандвахты, дежурства по гавани, мелкие перемещения и перевозки грузов, бесконечные плановые обследования рейдов и полигонов ложатся на их «хрупкие плечи».

Но всего этого Феликс пока ещё не знает. Он лишь только-только закончил пять лет учебы на штурманском факультете одного из старейших военно-морских училищ страны, где его очень даже неплохо готовили на должность штурмана корабля любого ранга, вплоть до атомных подводных крейсеров и больших белых гидрографических «пароходов». О них-то и мечтала его ранимая романтическая юношеская душа. Однако стоит он теперь на стенке напротив маленького и, прямо скажем, неказистого для белого воротничка, как зовут штурманов всех флотов мира, рейдового тральщика длиной едва больше стандартного спортивного школьного зала. Вчера вечером в базе флота, откуда они вместе с женой и прибыли сегодня днём на междугороднем автобусе, его назначили командиром сего «крейсера».