И тут дверь с лестницы распахнулась. Разгоряченный и потный после драки Виктор шагнул в будуар.

– Что там произошло? – проговорил он, потирая разбитую в драке руку. – Откуда взялся этот подонок?

– Я тебе потом объясню! – проговорила Соня. – А сейчас…

Она обернулась на то место, где только что стояла мадам Лебоне. Но там никого не было. А может, это был призрак, и он привиделся Соне?

Девушка покачала головой и тихонько вздохнула. Хорош призрак, который забрал драгоценности!.. Они-то были настоящие, а не призрачные…

Говорить ли о них Виктору? Может, не стоит? Драгоценностей все равно уже нет. Соня сделала то, что по каким-то неизвестным причинам не смогла сделать Помпадур: заплатила ими гадалке.

– Нам надо выбираться отсюда! – Виктор потащил Соню к лестнице. – Выйдем там – внизу. Так будет лучше!

Они спустились по лестнице. У подножия ее лежали двое. Оба в черном. Оба мертвые.

– Ты его убил? – ахнула Соня.

– Конечно! – пожал плечами Грандов. – Лучше я его, чем он меня, верно?

И Грандов засмеялся со мстительной яростью. Точно, как жеребец, подумала Соня. Как Людовик XV, вспомнилось ей.

Неужели все мужчины таковы? Николай Петрович безо всяких колебаний убил черного человека, словно надоедливого комара. Виктор не пощадил Николая Петровича. Как жесток этот мужской мир… Неужели так будет всегда – кто кого? Или так будет до тех пор, пока нет выбора?..

– Скорее! – Грандов схватил ее за руку и толкнул в потайную дверь.

Та распахнулась в «нижние» покои. Комната была темна. В лунном свете девушка различила очертания огромного черного камина. По бокам его – две громадные двери. На полу – толстый ковер. Рядом с камином стоял секретер. Наверное, тот самый, у которого толпились придворные, ожидавшие выхода короля. Кажется, историки так и называет секретер – Страж ожидания.

– Покои короля! – прошептал Грандов. – Интересно, теперь в какую дверь?

Он оглянулся в полутьме и, ответив на собственный вопрос, уверенно скомандовал:

– Туда! Дверь налево!

Родовая память не подвела потомка короля. Они вышли не в другую комнату королевских апартаментов, в а коридор. Потом они еще куда-то быстро шли и заворачивали. Наконец, Виктор распахнул небольшую дверь и удовлетворенно хмыкнул:

– Я так и знал, что во дворце для Людовика должна быть еще одна тайная дверь, выходящая в парк. Как иначе встречаться с любовницами?

Соня огляделась. Точно – они вышли из дворца в парк.

– Скорее вдоль ограды – найдем калитку! – сориентировался Грандов.

И они нашли! Через час, уставшие и взволнованные донельзя, они стучали в дверь дома гранд-маман. Там были свет и тепло. Там было прибежище.

Ну а в Версальском дворце мадам Лебоне, проводив взглядом ночных «гостей», оторвалась от окна и поднялась наверх в покои маркизы. На полу спальни валялись скомканные атласные одеяла, на постели – скомканные розовые простыни, а воздухе все еще стоял пряный запах страсти. Мадам Лебоне томно улыбнулась – дворец должен жить: любить, страдать, терять и находить. Все как в старые добрые времена – страсть и интриги, победы и поражения. Ну а теперь еще и найденные сокровища.

Мадам Лебоне нежно провела пальцами по бархату футляра. «Весна», «Лето», «Осень», «Зима» – знаменитые ювелирные шедевры Бенвенуто Челлини. Наконец-то долг уплачен. Мадам Ле Бон, ныне – Лебоне может вздохнуть свободно. Теперь ей есть на что прожить, по крайней мере следующие два века. А там посмотрим. Что-нибудь да подвернется. Как-нибудь да устроится – к вящей славе Господней. Да благословит Бог этот прекрасный мир!

Ну а что касается тех двух идиотов, что лежат мертвые на тайной лестнице, то и это неприятность уладится. Утром смотрительница Лебоне с возмущением обнаружит, что в Версаль проникли воры. Вероятно, хотели ограбить Розовый будуар маркизы Помпадур, да не поделили добычу. Началась драка, в которой они и поубивали друг друга. Ах, грабежи – нынче не редкость!..

Версаль – дом и подвал, февраль 1876

Виктор барабанил в дверь довольно долго. Наконец ему открыли. И почтенный мажордом, и вышколенная прислуга не рискнули спросить, где хозяйские гости были столь долго. Правда, мажордому вообще, кажется, нездоровилось. Лицо его подрагивало, щеки обвисли, а кожа стала белой, как мел, словно кровь в одночасье отхлынула от его лица. Впрочем, это могло быть и эффектом освещения, поскольку коридор тонул в полумгле.

Лакей принял у Виктора его плащ, второй слуга подскочил к Соне и потянул манто с ее плеч. Мягкий мех скользнул вниз, обнажая наспех надетое платье, не застегнутое на спине. Даже вышколенные слуги ахнули. Но Соня не смутилась. Ей ли, только что дважды сразившейся со смертью и выигравшей, было обращать внимание на такие мелочи, как расстегнутое платье.

Однако в полутьме на верхней площадке парадной лестницы кто-то вскрикнул – полуизумленно-полупрезрительно. Соня посмотрела наверх, но на лестнице уже никого не было. Фигура, мелькнувшая в темноте, растворилась, как призрак.

Вероятно, и Виктор решил, что сейчас не до смущений. Потому что, подхватив Соню на руки, он легко, словно пушинку, понес девушку в ее комнату. Опустил на кресло и скомандовал:

– Быстро переодевайся в сухое и теплое, а я сейчас вернусь!

«Что-то он раскомандовался!» – подумалось Соне, но возражать не было сил.

Тем более что через пару секунд в комнату вбежала горничная, которую гранд-маман выделила мадемуазель Ленотр.

Не говоря ни слова, девица ловко сняла с Сони платье, вытащила теплый шлафрок, еще и укутала плечи толстой московской шалью.

– Мадемуазель следует выпить подогретый отвар шиповника с тоником от простуды! – Наконец подала голос горничная и улетела на кухню.

Соня поплелась к постели. Ее комната, как, вероятно и все в этом доме, была обставлена по старинке – как в давние времена, посередине красовалась огромная кровать с тяжелым пологом из светло-коричневого бархата. Такого же цвета были и шторы на двух окнах, и обивка мебели. Не слишком подходящий тон для спальни, но девушке было не до этого. Она желала только одного – раздвинуть полог, улечься и заснуть.

Но тут дверь распахнулась с легким стуком – все-таки Виктор вспомнил хорошие манеры и постучал перед тем, как войти. Он был в темно-синем халате с бархатными отворотами, в теплых домашних туфлях. Увидев Соню, стоявшую перед огромной кроватью, он не удержался от шутки:

– Не знаешь, как влезть на эту махину?

И верно – кровать была высока. В прежние времена перед ней ставили табуреточку, а то и небольшую лесенку. Но, видно, помещая сюда Соню, гранд-маман не позаботилась о ее комфорте. Не велика птица – влезет как-нибудь!

Но Виктор решил проблему иначе – раздвинул полог, подхватил Соню на руки и поднял на кровать. Сам встал рядом и прошептал:

– Тебе не будет здесь страшно одной?

– Будет! – чистосердечно ответила Соня и лукаво улыбнулась. – Но тебе лучше вернуться к себе. У тебя ведь в комнате такой же монстр.

– У меня еще выше и больше. И самое главное, он натурального канареечного цвета. И такого яркого, аж в глазах рябит. Мне точно на нем приснится чей-нибудь призрак. Как ты думаешь, здесь есть привидения?

– Не знаю, – отозвалась Соня. – Если и есть, они мне теперь не помешают…

Виктор пошарил в кармане и вынул граненый пузырек, который Соня уже видела. Тот самый, с ароматом хвои и апельсина.

– Я боюсь, как бы ты не простыла! – проговорил он. – Выпей на ночь! Это отличный отвар, мне его присылают из Манчжурии. Когда-то я спас дочку одного тамошнего лекаря, так он теперь присылает мне презенты. И знаешь, как рекламирует свой настой? Пишет: «Мертвого подымает, живого развлекает». Смешно, верно?

Соня кивнула. Виктор поцеловал ее и погладил по голове:

– Доброй ночи, милая! Господь с тобою!

Соня закрыла глаза. Ей было уже не до манчжурского отвара, который она машинально засунула в карман, не до горничной, которая принесла свое лекарство из шиповника… Соня уснула, как провалилась куда-то.