Литмир - Электронная Библиотека

– Как знаешь. Я только не хочу, чтобы тебя эти занятия утомляли, – он провел рукой по ее предплечью.

– Они меня не утомляют, Мишенька. Это я сама утомляюсь от того, что не знаю, как правильно все объяснить. Думаю, что завтра будет лучше. Мне самой нужно набраться терпения и не торопить события.

– Наташенька, душа моя, – прошептал своей супруге Михаил Александрович и, подставив ей локоть, повел в столовую, где уже все было накрыто к обеду.

Глава 5

По утрам Жорка плелся в классную комнату, как на каторгу, особенно на занятия музыкой. Ощущал он себя полным дураком – сколько ни билась Наталья Дмитриевна, сколько про ноты ни рассказывала, не складывалась в голове у Жорки картинка, что это такое, и все тут. Он старался, пытаясь повторить ноты и не бояться страшного инструмента, но у него никак не выходило. Он искренне хотел порадовать барыню. Но в первую очередь он боялся за свою участь – вот возьмут и разочаруются в нем, в такой дубине стоеросовой, и выпрут из барского дома назад в кузнецкую избу.

Вечерами, когда никто не видел, он бился лбом о стену, чтобы мозги на место встали и заработали. Не помогало. Тогда в наказание мальчик щипал себя, а один раз и вовсе хотел себя розгами отхлестать, но из дома в тот день не выпустили из-за грозы, и Жорка остался без порки. Он принялся было молиться Богу, чтобы его к отцу не отсылали, да не смог вспомнить ни одной молитвы.

В общем, когда наступило первое воскресенье и нужно было собираться к отцу, сердце у Жорки ныло и сжималось от страха. Лев собрался сопровождать, но барыня не разрешила. Во-первых, пусть Жора с отцом пообщается, соскучился, наверное. А во-вторых, к чаю ждали маминого брата Александра Дмитриевича. У Императорских театров начались долгожданные каникулы, и Александр Дмитриевич решил провести несколько дней в кругу семьи, прежде чем уехать на ежегодные гастроли за границу.

Отправить Жорку в деревню было решено в повозке. Ни кучер Иван, ни тетка Авдотья не одобряли эту идею. Они оба ворчали, что негоже босяку в барской повозке разъезжать. Но приказ есть приказ – поэтому посадили Жорку в коляску, и Иван, все еще покачивая головой, прикрикнул на лошадь: «Но! Пошла, родимая». Серая лошадка в яблоках нехотя поплелась в деревню.

Завидев издалека повозку, крестьяне стали собираться и гадать, зачем барская коляска появляется здесь второй раз на неделе.

– Может, ыще кого забрать хотять, малого им одного Жорки, – осклабился рыжий курносый мужик.

– Уж теби-то точно не заберут, – ответила ему рядом стоявшая баба. – Кому ты нужон-то такой. Зеленый еще совсем, а уже пропойца великий.

Рыжий хотел было бабе ответить по совести, но коляска была уже совсем близко, поэтому он только сплюнул на землю. Когда повозка подкатила еще ближе, всем стало заметно, что, кроме Жорки, там никого нет. Напряжение в толпе спало, и настроением завладели веселье и разухабистая удаль. Дети побежали рядом с коляской, самые лихие попробовали уцепиться или вскочить на подножку, но кучер Иван свое дело знал на славу. Он пару раз звучно щелкнул кнутом, и попыток запрыгнуть на подножку уже никто не делал. Да и Иван зашлепал губами: «Трпру, стой», и лошадка встала около дома кузнеца.

Жорка спрыгнул вниз и махнул Ивану, мол, все в порядке, поезжай. Кучер хмыкнул и сказал:

– К вечеру сбирайся, приеду за тобой.

Собравшиеся в полном молчании смотрели на мальчика. В глазах крестьян плескались интерес и зависть, поэтому, как только Иван отъехал от дома кузнеца на порядочное расстояние, набросились на Жорку своей неуемной русской силищей. Стали трясти, поздравлять и одновременно с этим выговаривать ему, что он хорошо устроился, хватали его за полы новой белой рубахи, тянули за матросский воротничок.

«Экий франт приехал, посмотри, Василевна», – послышалось в толпе. «Франт не франт, а уж точно не нашенский», – возник другой голос. «Быстро на барских харчах щеки отрастил, и недели не прошло», – донесся третий. «Ты таперича наездом или все, останешься?» – шепелявил еще один.

Жорка на миг закрыл глаза, быстро и остро мелькнуло в его голове, что он здесь не у себя дома. Он мотнул головой, чтобы отогнать эту мысль, открыл глаза и сразу заметил в грязном окне белое лицо кузнеца Василия.

– А ну, разойдись! – неожиданно для самого себя завопил мальчик и замахнулся на босого сопливого Ермолку: – Я тебе сейчас потяну за рубаху!

– А что сделаешь, драку, что ли, затеешь? – ухмылялся Ермолка. – Уж если драку, то сойдемся по-хорошему, тут можешь не сумлеваться.

– Я тебе похуже что-нибудь придумаю, будешь знать, как лезть ко мне, – рассвирепел Жорка.

Вокруг все расхохотались, даже бабы, которые раньше к мальчику имели жалость.

– Ой, насмешил, – развеселился тощий, изъеденный глистами Яшка. – Это чем же ты нам грозишь?

До такой степени Жорке захотелось показать им всем, что слова сами по себе выпрыгнули из него.

– Проклятием черным, вот чем. Тетка Авдотья, думаете, чего по деревням не ездит? А потому, что сидит она днями и ночами в своем чулане. Силища у нее есть скрытная, ведает тетка знанием тайным, как хворь навести или с ума свести человека всякого. Она в барском доме на защите стоит, раскидывает карты свои, смотрит туда и колдует над чужой судьбинушкой, – зловеще произнес Жорка, медленно переводя взгляд с одного на другого. – Вот попрошу, и наколдует она, чтобы у тебя, Ермолка, руки отсохли, тогда драться тебе будет нечем. – И он остановил свой взгляд на парнишке.

– Матерь Божиа, – перекрестился дядька Феофан. – Ты чего, малец, с ума сошел? Закружила тебя жизь барская.

– Несешь околесицу, а ведь мы тебя, как родненького, ласкали, – сказал Семен и стал пятиться. Да и остальные подхватили, стали креститься, охать и осуждающе качать головами.

А Жорка только довольно улыбался и приговаривал про себя: «Уж я-то помню, как ты, Семен, меня „ласкал“ за уши, когда мне жена твоя краюшку хлеба дала. А про тебя, Ермолка, – как ты мне оплеухи и затрещины отвешивал. И про тебя, Петька, тоже все помню. Полезно вам будет устрашиться».

То, что он врал, его нисколько не смущало, тем более это и не было враньем, а скорее полуправдой. Он видел несколько раз, как старуха сидит вечерами на кухне и долго раскладывает карты специальным узором, позже он выяснил, что это занятие называется «пасьянс». Что это было такое, он так до конца и не понял, но вид у тетки Авдотьи был загадочный и немного жуткий.

– Да ну его, – сплюнул Ефим. – Обождем-ка, когда домой совсем воротится. Вряд ли он надолго в барском доме задержится. Поиграются баре и выбросят, как котенка. Вот и посмотрим, как потом запоет.

От этих слов Жорку прошиб холодный пот, а непослушные слова снова вырвались из его рта.

– Это мы еще посмотрим, кого выбросят, а кого нет, – пробурчал мальчик. Он вскинул голову ровно так, как это делал Лев, и, протискиваясь сквозь толпу, направился к крыльцу дома. Поднявшись по скособоченным ступеням, он сглотнул ком, непонятно откуда появившийся в горле, и толкнул тяжелую скрипучую дверь. За неделю ничего не поменялось. Да и что, собственно, могло поменяться? Лавка стояла в углу у маленького окна, как всю жизнь стояла. Рядом – грубо сколоченный стол, посреди комнаты – большая беленая печь, в углу – запыленный образ, у другой стены – еще одна лавка. На ней, впрочем, как и всегда, сидел отец. Он смотрел в окно.

– Двери закрой, – произнес он.

Жорка дернулся, прижал дверей сильнее.

– В печке щи, коли голоден. Матрена с утра хлопотала.

«Что-то уж слишком часто Матрена тут хлопочет», – подумал Жорка, вслух же сказал:

– Нет, не голоден. Пойду прогуляюсь.

Василий только кивнул. Жорка осторожно выглянул во двор, и только убедившись, что все разошлись, быстро прошмыгнул на улицу. Там он направился к своему укромному месту в камышах, аккуратно снял одежду, чтобы не замарать, и вытянулся на берегу. Лежа на мягкой, сочной траве, вдыхая свежий и горячий воздух, Жорка понял, как не хватало ему этого ощущения свободы всю неделю. Вдалеке запела иволга, ее трудно увидеть, поскольку она предпочитает селиться в лесах. Жорка улыбнулся, думая о том, как он любит бродить по лесу, чтобы найти ее желтую спинку и послушать ее пение. Шуршал камыш, раскачиваемый ветром. Мальчик закрыл глаза и задремал, снилась ему прекрасная, летящая над полем музыка, звонкая и нежная, как песня иволги.

8
{"b":"906418","o":1}