– Давай ужо, разинул рот, – заскрипела тетка Авдотья. – Скоро барин приедет, а ты все еще как черт грязный.

Женщина подтолкнула в таз мальчика, который только глядел по сторонам и хлопал глазами.

– Будет тебе, Авдотья, мальчик напуган. Сейчас мы его в четыре руки быстро ототрем, и все успеется. Полезай в таз, Георгий, – сказала Наталья Дмитриевна.

– Коли есть охота вам с этим мальцом возиться, то ототрем. Никуды он от нас не денется, – продолжала приговаривать тетка Авдотья. – Я ж этого хлопчика с рождения знаю. Проводила на тот свет мать евонову. Настасьюшка-то, покойница, в родственницах у меня была по пятому колену.

Наталья Дмитриевна уже намыливала жесткую вехотку и рассмеялась:

– У тебя, Авдотья, в родственниках пять деревень. Кого ни возьми, у тебя с ним какая-нибудь связь отыщется.

– Так, если судьба так распорядилася, что ж делать-то? – пробурчала тетка и принялась с силой отмывать грязь с кожи мальчика.

Жорка закусил губу. Он чувствовал, как волосяные вехотки докрасна драли кожу, но Наталья Дмитриевна улыбалась и только охала, видя, как темнеет от грязи вода в тазу. Когда дело дошло до головы, Жорка и вовсе был готов сбежать. Мыть голову ему решительно не нравилось, поэтому он зажмурил глаза аж до белых кругов и терпел, потому что очень хотел остаться.

Наконец купание закончилось. На Жорку натянули чистую одежду.

– Наталья Митривна, ну куды уж годится, чтобы на деревенского босяка барские рубахи надевали, – ворчала тетка Авдотья.

– Во что его одеть-то? – смеялась барыня. От горячего пара ее лицо раскраснелось, у лба появились влажные завитки волос. – Тем более эти рубахи Левушке коротки, он выше Георгия будет.

– Ну вот, по-моему, получилось просто отлично, – услышал Жорка слова барыни, которая оценивающе смотрела на него. – Иди, Георгий, и сам взгляни на себя.

Барыня потащила его к зеркалу. Из отражения на Жорку смотрел темноволосый румяный мальчик, белая рубашка оттеняла смуглую кожу, а его черные глаза спелыми вишнями блестели на чистом, лоснящемся лице.

– Ах, Авдотья, посмотри, как хорош! В жизни бы не сказала, что Георгий – сын кузнеца, – засмеялась Наталья Дмитриевна.

Но Авдотья только покачала головой и поджала губы. Топая и крича, ворвался в комнату Лев:

– Наконец отмыли! Я уже устал ждать.

Левушка схватил Жорку за руки, хотел было закружить, но вспомнил про ногу, поэтому порывисто обнял его, снова отпрянул и, глядя в Жоркино лицо, радостно вскрикнул:

– Ах как хорош, Жора. Маменька, как же он хорош!

Наталья Дмитриевна прижала руки к лицу и смеялась, с любовью глядя, как счастливо ее чадо. Жорка продолжал молчать, то и дело всматриваясь в лица то Льва, то Натальи Дмитриевны, пытаясь углядеть обман или хитрую насмешку, но видел только искреннюю радость. Постепенно и Жора поддался общему настроению, и по залу раскатился его громкий с хрипотцой смех.

– Что здесь происходит, Наташа? Почему все смеются? – Михаил Александрович вошел в комнату, снимая перчатки для верховой езды.

– Мишенька, дорогой, познакомься, это Георгий – друг Льва. Помнишь мальчика, который Левушку нашел, когда он в овраг упал?

Михаил Александрович кивнул, но продолжил вопросительно смотреть на жену.

– Так вот, кхм… – Наталья Дмитриевна кашлянула, а потом весело сказала: – Теперь он будет жить у нас.

Жорка, увидев барина, остолбенел, стушевался и вжал голову в плечи. Вид у Михаила Александровича был и впрямь такой, что человек, не знакомый с ним близко, пугался и старался вести себя очень осторожно. Высокий, статный, светловолосый, с узким носом и пышными усами, он обладал раскатистым голосом и неуемным темпераментом. Он, как сгусток живой энергии, притягивал к себе и пугал кипучей деятельностью. Рядом с ним Наталья Дмитриевна казалась миниатюрной и хрупкой, словно тростинка; она улыбалась и смотрела на мужа с вызовом.

Михаил Александрович ничем не выдал свое отношение к обрушившейся на него новости. Он лишь посмотрел на раскрасневшуюся от горячего пара и смеха жену, искрящемуся счастьем сыну и остановил свой взгляд на отмытом черноглазом Жорке. От этого сердце мальчика ухнуло к пяткам. Он схватился за полы рубахи так, будто они были его спасательным кругом, и потупил взгляд.

– Наташенька, – прокатился бас Михаила Александровича по зале после минутного молчания, – пройдем в голубую гостиную, милая. Мне кажется, нам есть что обсудить.

На несколько секунд снова повисла тишина, но в этот раз она была другой – тревожной, плотной и липкой. Потом Наталья Дмитриевна вскинула голову и молча направилась в сторону голубой гостиной. Лишь было слышно, как шуршат ее юбки.

Вдруг тишину нарушил молящий голос Льва:

– Папенька, прошу, не отсылайте Жору, он мой друг. Папенька… я так счастлив рядом с ним. У меня тут совсем нет друзей… Прошу вас, папенька!

Михаил Александрович еще раз взглянул на трясущегося и глядящего в пол Жорку, хмыкнул, подкрутил ус и отправился вслед за супругой.

Лев бросился к Жорке, обнял его своими худыми руками и горячо зашептал:

– Я не позволю им, не позволю! Ты мой друг, Жора, мой единственный друг на всем белом свете. Как я могу тебя отпустить?!

Жорку же снова сковало, как утром у избы кузнеца. Он знал, что именно сейчас решается его судьба, и молил Господа, чтобы хоть раз ему улыбнулась удача, а не просто поманила и щелкнула по носу. Он был так счастлив, когда Наталья Дмитриевна предложила ему пожить у них, потому что нога Льва не позволяла ему полноценно передвигаться.

Неожиданно для всех, в том числе и для самого Жорки, Лев нашел в деревенском мальчишке друга, о котором всегда мечтал. Жорка был смелым и отважным, веселым и беззаботным. Он день за днем упрашивал маму позволить им видеться чаще, а когда она сказала, что проще сделать так, чтобы Жора пожил в усадьбе, чем возить Льва на поляну каждый день, где мальчикам так понравилось играть, Лев не мог отказаться от этой идеи. И теперь Жорка стоял, вцепившись в полы белоснежной тонкой сорочки и глядя на свои босые ноги. Он не чувствовал прикосновений друга и не слышал его по-детски страстных обещаний. Он почему-то вспомнил зарок матери.

– Наташенька, милая, ну нельзя же в доме всех подряд селить, – басил Михаил Александрович, он ходил по комнате, пытаясь найти в себе силу убеждения.

– Мишенька, я же рассказывала тебе, как Левушка счастлив, когда видит Георгия. Ты же сам знаешь, как Лев мечтал о друге, и тут этот мальчик спас его. А он ведь совсем неплохой мальчик, я видела, как они играли вместе, когда на пикник ездила, я долго наблюдала за ним, – Наталья Дмитриевна вложила в свой голос просьбу, мольбу и требование одновременно. – Мишенька, ну нельзя быть таким несовременным. Нужно учиться смотреть в лицо веку прогресса, – и, видя, что Михаил Александрович все еще остается беспристрастным, продолжила: – Ты же не можешь позволить своему ребенку быть несчастным? Представляешь, как Лев расстроится, если ты Георгия назад отправишь? – И она замолчала, вопросительно посмотрев в глаза супруга.

– Ох, Наташа, ну не могу тебе отказать, – добродушно пробасил Михаил Александрович. – Как можно устоять перед такой речью, которая полна страсти? – уже смеялся супруг Натальи Дмитриевны.

– Миша, какой ты у меня хороший, – засмеявшись, Наталья Дмитриевна кинулась в объятья мужа.

– Дорогая, только ты его немного уму-разуму научи, если уж он по дому будет бегать, – пробурчал Михаил Александрович.

– Миша, можешь даже не сомневаться, у меня в голове столько планов, столько планов…

– Ты у меня такая выдумщица, – Михаил Александрович обнял свою жену, но она ловко выскользнула.

– Надо порадовать мальчиков. – И, подобрав юбки, быстро зашагала вглубь дома.

Михаил Александрович расстегнул пиджак и подошел к окну. На небе собирались грозовые синие тучи, но солнце из последних сил протягивало лучи, словно длинные руки, к земле. Барин хмыкнул, подкрутил по привычке ус и направился в свои комнаты. Пора было переодеваться к ужину.