Наталья Дмитриевна ласково улыбнулась Жорке, потрепала его по грязным, спутанным волосам и тихонько спросила:
– Отец дома?
Жорку от того прикосновения совсем парализовало, он еле нашел в себе силы, чтобы кивнуть. Барыня опять улыбнулась и стала подниматься на крыльцо. Тетка Авдотья отправилась за ней, а Жорка без сил рухнул рядом с забором.
Кузнец Василий, по обыкновению, сидя на лавке перед окном, видел, что к дому подкатила повозка и что барыня дотронулась до головы Жорки и направилась в его дом. В нем шевельнулось что-то, похожее на отеческую ревность, но тут же исчезло.
Дверь со скрипом отворилась, и в горницу вошла красивая и роскошная женщина, она осмотрела небольшую комнату, лавку, на которой спал Жорка, грубый стол, печь посередине и остановила свой взгляд на кузнеце, который медленно, неуклюже поднялся и теперь переминался с ноги на ногу, с удивлением смотря на вошедшую.
– Здравствуйте, Василий Петрович, – тихо и певуче сказала Наталья Дмитриевна.
– Добрый день, барыня, – кузнецу явно было не по себе. – Не ждали вас… Вот, садитесь на лавку, чего стоять-то…
Женщина кивнула и присела на краешек скамьи, тетка Авдотья неодобрительно смотрела и на лавку, и на кузнеца. Она стояла в углу, поджав губы, и всем своим видом демонстрировала неудовольствие. Барыня же наоборот была спокойна, и лишь легкая тень озабоченности пробежала по ее лицу, прежде чем она заговорила.
– Василий Петрович, я к вам с деликатной просьбой приехала. Понимаю, что звучит это немного дерзко с моей стороны, но не могли бы вы разрешить Георгию бывать у нас?
Василий почесал голову, но виду, что удивлен, не подал:
– А на кой вам Жорка сдался? Он же лопух лопухом растет.
– Понимаете, он очень подружился с нашим Левушкой. Лев просит о компании товарища, а и мы не против, конечно.
Василий подумал, что, может, стоит возразить, так как нечего босоногому мальцу делать в барском доме, но потом решил, что чем меньше хлопот у него самого, тем лучше. Он взглянул на барыню и сказал:
– Да я, кажись, не против, коли дружит Жорка с маленьким барином.
– Вот и отлично, – Наталья Дмитриевна вскочила с лавки. – Я заберу Георгия, он будет навещать вас по воскресеньям. – Потом, словно опомнившись, что об этом и слова не было сказано, она испуганно добавила: – Если вы, конечно, согласны.
Но кузнецу было уже неинтересно, он мысленно избавил свой дом от вечно болтающегося под ногами сына. Сейчас его волновало только одно – это растущее желание остаться в одиночестве. Он теребил полы рубахи и смотрел исподлобья.
– До свидания, Василий, – произнесла барыня.
– Всего доброго, – пробурчал кузнец и, стоило двери закрыться, с облегчением опустился обратно на лавку.
К дому кузнеца стеклась уже вся деревня, любопытные мальчишки толкались рядом с повозкой, с видом знатоков оценивали качество отделки, упряжь и лошадей. Мужики и бабы тоже галдели, но их больше волновало то, зачем барыня пожаловала в дом кузнеца. От Жорки толку было мало, он от волнения и двух слов не мог связать. Мальчик так и сидел подле забора, никто и не думал помочь ему подняться. Наконец Наталья Дмитриевна вышла на покосившееся крыльцо, следом за ней выкатилась тетка Авдотья. Мужики сдернули шапки, женщины примолкли, все выжидающе смотрели, как барыня медленно спускается по ступенькам.
– Здравствуйте, – певуче обратилась Наталья Дмитриевна к крестьянам. Мужики и бабы стали здравствовать в ответ. – Как идут дела? Что нового в деревне, кто женился? Кто умер?
Все заговорили одновременно, выдавая новости и жалобы. Барыня кивала, улыбаясь и обещая помочь непременно разобраться. Она не любила деревенских крестьян, оборванных, вонючих и грязных, но понимала, что это ее долг – бывать в деревнях, выслушивать жалобы и пытаться помочь. Спустя полчаса Наталья Дмитриевна отыскала взглядом Жорку, который, подогнув коленки, как новорожденный жеребенок, ждал подле забора и не сводил с нее взгляда. Он одновременно боялся пропустить хоть одно слово и злился на крестьян, которые не переставали донимать барыню.
– Георгий, поднимайся, ты едешь со мной. Отец дал свое согласие, – сказала Наталья Дмитриевна, и ее нежный голос показался Жорке райским пением. – Авдотья, помоги мальчику, и едемте. Сегодня никак нельзя опаздывать к чаю.
Но Жорка уже вскочил на ноги, пригладил грязными руками свои не менее грязные кудри и направился к повозке. Бабы переглядывались, мужики топтались на месте, и только деревенские сорванцы, не стесняясь, заорали:
– Это куда ты направился, Жорка? Что еще такое?
Но кучер уже стеганул пегих лошадок, колеса повозки заскрипели, словно не хотели отправляться в дорогу. Наталья Дмитриевна накинула на мальчика свою расшитую цветами шаль, и Жорка почувствовал, что умирает от счастья.
Вечером, лежа в кровати в комнате с другими слугами, Жорка никак не мог уснуть, он все прокручивал и прокручивал события сегодняшнего дня. Он не верил и боялся закрывать глаза, чтобы завтра все произошедшее не оказалось сном. Он помнил, как мчался в повозке, укрытый шалью Натальи Дмитриевны, верхушки деревьев проносились мимо, темно-зеленой полосой выделяясь на фоне безмятежно голубого неба. Ход повозки был мягким и успокаивающим, от мерного покачивания и пережитого накануне Жорка уснул.
– Вставай, Георгий, приехали, – сказала барыня, и в ее голосе прозвучали новые веселые нотки.
– Левушка! – воскликнула она, – Смотри, кого я тебе привезла!
– Неужели это Жора приехал? Ах как здорово! Как чудесно! – кричал красивый мальчик, осторожно спускаясь по ступеням.
На вид ему было не больше восьми, он был худ и бледен, его светлые кудри развевались от небольшого ветра, а на щеках даже появилось подобие румянца, глаза блестели от удовольствия и невысказанной благодарности.
Он аккуратно преодолел ступени; нога, которая была сильно вывихнута при падении в овраг, еще заживала. Подошел и обнял заспанного и неожиданно оробевшего Жорку, который хлопал глазами и таращился на барскую усадьбу с белыми колоннами и лежащими рядом с парадным входом львами с разинутыми пастями.
– Жора, как я рад, что ты приехал! Как же я рад, – все повторял мальчик. Наталья Дмитриевна улыбалась, глядя на раскрасневшегося сына, и только тетка Авдотья, шедшая позади, неодобрительно качала головой, поджав губы.
Жорка почти не помнил, как все вошли в большой холл, украшенный картинами и цветами в вазах. Помещение делила широкая лестница, которая вела наверх.
– Жора, пойдем скорей ко мне в комнату, я покажу тебе свои игрушки, – мальчик схватил только что вошедшего Жорку за руку и потянул к лестнице.
– Будет тебе, Левушка. Погоди с игрушками, нам нужно сначала Георгия отмыть, накормить, а уж после можно будет поиграть, – мягко заметила Наталья Дмитриевна.
Мальчик вздохнул, отпустил руку все еще ничего не понимающего Жорки и согласился, хоть такая отсрочка ему была не по сердцу. Жорка же находился словно во сне, он не произнес ни одного слова, как вошел в дом, все еще не веря, что это происходит с ним, и лишь покорно делал, что он него хотели.
– Авдотья, вели воду вскипятить, отмыть его нужно как следует и одеть в чистое, – произнесла барыня. – И мне умыться нужно, принеси воды и полотенце.
Наталья Дмитриевна после поездки в деревню чувствовала себя грязной и насквозь пропахшей кислыми щами, хотелось сбросить с себя одежду и отмыться, но на то у нее не было времени, до того, как вернется муж, предстояло еще многое сделать.
– Жора, раздевайся и полезай в таз, – негромко сказала барыня, надевая белоснежный передник и засучивая рукава.
Помывочную решили устроить на кухне, чтобы не носить горячую воду далеко, поскольку кипятить ее предстояло много.
Жорка замешкался. Он стеснялся Наталью Дмитриевну, она была красавицей и обладала непоколебимым царственным спокойствием, которым буквально завораживала мальчика, и хоть Жорка видел ее всего несколько раз после случая с оврагом, всегда чувствовал себя перед ней скованно и неловко.
