– Garçon, apporte – moi du vin de la cave1, – произнес граф с улыбкой, глядя на Жорку. На секунду в глазах юноши мелькнуло смятение, но исчезло настолько быстро, что его никто не заметил. Он остановил свой взгляд на графе, улыбнулся своей самой очаровательной улыбкой и ответил на прекрасном французском:
– Je suppose que c'est vous qui me dites cela, Comte? Dites-moi ce dont vous avez besoin et je vous apporterai immédiatement le vin nécessaire2.
На лице графа Голованова отразилось удивление, смешанное с недоверием:
– Неужели ты на французском способен? Ты, я слышал, деревенский будешь, – прищурил подслеповатый глаз Петр Николаевич.
Жорка закусил губу, внутри от злости заклокотало, хотя в сущности граф не сказал ничего нового. Он вдохнул и выдохнул, как учила его Наталья Дмитриевна, и снова, нацепив на себя неотразимую улыбку, ответил:
– Пожалуй, не так хорошо, как ваше благородие, но Наталья Дмитриевна отмечала, что я довольно способный, почище многих недеревенских буду.
– И впрямь способный, – потирая руки, сказал граф.
Он с хитрецой посмотрел на Жорку, придумывая, как бы еще развлечься, тестируя мальчика.
– Жора, замени меня, пожалуйста, – Лев неслышно подошел и положил руку на плечо друга. – Дамам хочется услышать, как мы на охоту ходили, а ты рассказчик получше меня будешь и повеселишь всех анекдотом про несчастную куропатку, которая напугала половину горе-охотников.
Жорка кинул быстрый, полный благодарности взгляд на друга, откланялся и нырнул в толпу хихикающих и галдящих молодых женщин.
Праздничный ужин накрыли в доме. Когда все было готово, Наталья Дмитриевна звонким голосом пригласила всех к столу, чтобы поздравить и выпить за Льва Михайловича. Гости одобрительно зашумели и двинулись через открытые французские окна прямо в гостиную.
Чтобы избежать недоразумений, на столе стояли карточки с именами, написанные красивым витиеватым почерком Натальи Дмитриевны. Жорка обнаружил свое имя между именами далекого родственника Михаила Александровича – вечно брюзжащего помещика Дмитрия Константиновича, который любил погостить в усадьбе Лесовцево, – и дальней родственницы Натальи Дмитриевны, которая также не прочь была пожить здесь месяцок-другой. Разочарованный такой компанией, Жорка приуныл, да еще оказалось, что граф расположился не так уж далеко от него и, поджимая тонкие губы, поглядывал на Жорку и покачивал головой. Жорка с тоской посмотрел на Льва, который сидел между Ксенией и Ольгой.
Под недовольным взглядом графа Жорка почувствовал, как кровь в его жилах побежала быстрее. Его злило, что этот старый, ничем особенно не выдающейся человек, практически растративший свое состояние, сейчас поджимает губы, возмущенный присутствием за столом его, Жорки, только потому, что он стоит по социальной лестнице в самом низу, тогда как граф – на самом верху. И чем это различие обусловлено? Только тем, что он родился в благородной семье, а Жорка – в семье кузнеца. Получается, только по факту рождения граф безусловно, сразу, в отличие от Жорки, становится лучшим представителем человечества? Мальчик был в этом не уверен. Подобные мысли появились у него в голове после прочтения «Общественного договора» Жан-Жака Руссо. Свобода, равенство и братство – три основных постулата этой книги. Жора очень увлекся ей и представлял себе, что когда-нибудь и он заживет жизнью, где человек будет знаменит своими поступками, а не происхождением.
Граф посматривал на Жорку, всем своим видом демонстрируя неодобрение. Одно дело – когда сын кузнеца просто болтается среди гостей, а другое – когда он сидит за общим столом. Покрутив ус, граф подался в наступление:
– И все-таки вы… – граф щелкнул пальцами, – напомните, как вас зовут.
Жорка сразу понял, что старик обращается именно к нему, хотел было набычиться, но вспомнил наставления Натальи Дмитриевны, выпрямил спину, расправил плечи.
– Меня зовут Георгий Зайцев, – медленно и отчетливо произнес Жорка.
– Да-да, точно, Георгий, сын кузнеца. Жорка, стало быть. Так вот, позвольте вас спросить каково это – увидеть мир другими глазами? Не из-за наковальни и кожаного фартука вашего отца, а со стороны высшего общества?
За той частью стола, где сидели Жорка и граф, воцарилось молчание, никто не позволял себе говорить так с мальчиком, если желание подобного разговора возникало при знакомстве с ним, то при виде того, как с ним обращаются Демидовы, оно сходило на нет.
Жорка сглотнул, провел ладонью по жестким от помады волосам и спокойно, отделяя одно слово от другого, произнес:
– Это большая удача. Я счастлив, что заслужил такое доверие Натальи Дмитриевны и Михаила Александровича. Безусловно, это шанс, который выпадает немногим, и я планирую доказать всем, что достоин.
– Н-да, – зашлепал губами Петр Николаевич, – тот еще образчик. Ну и как ты собираешься пользоваться шансом этим? Расскажи-ка подробнее.
– Я… – во рту мальчика стало сухо от волнения, щеки покрылись красными пятнами. – Я окончу реальное училище и выбьюсь в люди сам, своим умом и прилежанием.
–Ха-ха, – хрипло и противно рассмеялся граф. – Как же ты сам выбьешься, коли никто не замолвит за тебя ни словечка?
– При всем уважении, сейчас время другое, Петр Николаевич, – не выдержал Жорка и махнул головой в сторону Давыдова. – Вы про миллионщиков уральских знаете? Так вот, иногда достаточно вот здесь иметь. – И Жорка постучал себя пальцем по лбу.
Старый граф хмыкнул, но, по всей видимости, сдаваться не собирался.
– Для того чтобы уральским миллионщиком стать, нужно не только здесь иметь, – Петр Николаевич указал на лоб, – но и капиталец небольшой для начала. Может, неплохо было бы жениться на обеспеченной наследнице, но кто же за сына кузнеца свое дите отдаст, да еще и с приданым?
Жорка от этих слов побагровел. Сжав под столом кулаки, он боролся с желанием надавать тумаков, смотрел вниз на тарелку и дышал, пытаясь справиться с гневом. Умом Жорка понимал, что граф не сказал ничего нового или оскорбительного, подчеркнул просто правду жизни. Но мальчик, избалованный за эти годы любовью Натальи Дмитриевны, неотеческим, но весьма достойным отношением Михаила Александровича и, конечно, беззаветной дружбой Льва, привык чувствовать себя равным им. Да еще этот Руссо со своей книжкой.
– Вы, безусловно, правы, Петр Николаевич. За мной абсолютно ничего нет. Зато у меня есть огромное желание сделать так, чтобы это что-то появилось. Поверьте, я приложу все усилия, и дай бог вам, Петр Николаевич, здоровья и сил, чтобы вы дожили до того момента, когда вы обо мне еще услышите, – произнес мальчик спокойным, но дрожащим от эмоций голосом.
– Дерзость и невоспитанность во всей своей красе, как я и думал, – удовлетворенно заметил граф и, отвернувшись, задал вопрос соседу об охотничьем сезоне.
Соседи с интересом, предвкушая сплетни, которые поползут после этого разговора, наблюдали за этой перепалкой. Странная тишина за этой частью стола наконец привлекла внимание хозяев. По одному взгляду на Жорку Наталья Дмитриевна поняла, что что-то идет не так. Ее сердце кольнуло материнское предчувствие, и она поспешила прийти на помощь.
– Георгий, дорогой, подойди, у меня есть к тебе небольшая просьба, – она помахала мальчику со своего места. – Я по своей забывчивости оставила ноты, которые мы собиралась играть сегодня, у себя в комнате. Принеси их, милый. Лев, сходи с Георгием, нужно выбрать очередность музыкальных произведений.
Все это было сказано с таким изяществом, что даже Петр Николаевич кивнул головой хозяйке, он расценил этот жест как желание освободить графа от общества кузнецкого сына, а не наоборот.
Жорка элегантно приложил белоснежную салфетку к губам, извинился и вышел из-за стола. Лев отточенным движением головы кивнул девушкам и с видимым облегчением покинул свое место. Эти сестры Толстоноговы трещали без умолку о всяких глупостях, юноша скучал и не понимал, как можно влюбиться в таких пустоголовых девиц. С ними даже поговорить было не о чем. Кроме хорошенького личика, более они никакими достоинствами не выделялись.
