А там мой брат Нагорно, не обращая внимания на зрителей, с кем-то совокуплялся. Святая Римская Церковь осуждала плотские сношения, во время которых мужчина находился не сверху, а также запрещала наготу в постели. Однако Нагорно снял рубашку, выставив напоказ блестящую темную спину с множеством шрамов, полученных им на поле боя. По бокам от него белели женские бедра. Она все еще была в ночной сорочке, но выражение лица и стоны не оставляли сомнений в том, что действия моего брата дарят ей наслаждение.

Два года я не видел эти дорогие мне черты, эти золотистые глаза, бледные губы и такие же черные, как у меня, волосы. Оннека наслаждалась обескураженными взглядами зрителей, привыкших к ужасу и страданию на лице новобрачной.

«Ради бога, Оннека! Если тебя заставили делать это при свидетелях, то хотя бы притворяйся девственницей», – подумал я.

Она совокуплялась с моим братом, и тем не менее я беспокоился за нее.

Ни один из двоих не сдерживал криков удовольствия. Когда наконец наступила развязка, Нагорно откатился в сторону, беззастенчиво демонстрируя гостям свое обнаженное мускулистое тело. Дюжина любопытных голов склонилась ближе, дабы засвидетельствовать результат баталии. Три избранные матроны отодвинули занавеску и осмотрели постель. И вот оно: пятно крови, на которое так надеялся ее отец.

Я вздохнул с облегчением, вспомнив об изобретательности Оннеки. Она никогда не оставила бы на волю случая что-то столь важное.

Мы оба знали, как сымитировать утраченную девственность. Обычно в интимном месте невесты прятали куриную кровь. Несколько лет назад, планируя нашу помолвку, мы с Оннекой смеялись над этим в моей постели, понимая, что отец потребует доказательство ее невинности.

Не думаю, что в то мгновение она меня узнала. Ее куда больше заботило то, как сохранить достойный вид, будучи в одной сорочке, и не открыть слишком многого нашим не в меру любопытным вассалам. Зато брат меня точно заметил. Мы встретились глазами лишь на секунду; он сжал губы и удовлетворенно улыбнулся.

Моя рука, движимая яростью, невольно метнулась к спрятанному под плащом кинжалу. Но другая рука, поменьше, не позволила мне обнажить оружие.

– Здесь граф де Маэсту, сир, – предупредила Аликс.

Фуртадо де Маэсту по-прежнему выглядел внушительно, хотя заметно сдал с нашей последней встречи: некогда блестящая шевелюра поседела, черты лица исказила гримаса напряжения. И все же он остался верен привычке всегда одеваться так, словно каждый день выдавал дочь замуж. Недаром своим состоянием он был обязан торговле сукном, пользующимся большим спросом у жителей Кастилии. Благодаря Маэсту гильдия ткачей стала крупнейшей в Новой Виктории, бывшем предместье Сан-Мигель. Десятью годами ранее король Санчо Мудрый подписал нашу хартию, фуэро[15], присоединив Новую Викторию к Вилье-де-Сусо. На бумаге два района образовывали один окруженный стеной город, Викторию, расположенный на границе королевства. Однако стены с воротами разделяли нечто большее, чем улицы и кварталы.

– Возможно ли это, мой дорогой Дьяго? Вы живы! – прошептал граф, тревожно озираясь по сторонам.

– Как и всегда, – с досадой ответил я. – Извольте мне кое-что объяснить, дорогой друг. Мы попрощались с условием о помолвке. Вы обещали стать моим любимым тестем. А кто я теперь? Брат мужа вашей дочери, моей нареченной?

Жестом призвав меня хранить молчание, он сделал знак в сторону лестницы, ведущей на третий этаж. Я взглядом приказал Аликс де Сальседо подождать в спальне вместе с остальными. Явно не испытывая восторга по этому поводу, она все же подчинилась.

– Вы не попрощались, сеньор, – выпалил граф, когда мы остались наедине. – Вы просто исчезли.

– У меня были на то причины. Я не обязан отчитываться.

– Разумеется. Моя убитая горем дочь ждала вас, и я держал обещание обручить ее с вами, поверьте. Но затем пришло известие о вашей смерти. – Он вытер рукавом губы, смахнув оставшиеся после трапезы крошки, извлек из обитого бархатом сундука письмо и протянул мне.

Ознакомившись с содержанием, я спросил:

– Кто его доставил?

– Посыльный, полагаю.

– И вы поверили?

– Как же было не поверить? Здесь масса подробностей о том, как ваш корабль потерпел крушение у берегов Сицилии.

Человек, написавший письмо, обладал сведениями, известными лишь немногим: что я пересек Альпы по пути в Сицилию и шторм отделил нас от других кораблей. О чем еще он знал?

– Все так, я путешествовал морем и попал в шторм. Корабль действительно сбился с пути, и нас отнесло к Сицилии. Однако судно не затонуло, и никто не погиб. Даже я, как видите. Значит, из-за письма, доставленного неизвестным посланником, вы отдали обещанную мне невесту моему брату? – спросил я, повышая голос.

– Ш-ш-ш! Ведите себя прилично. Вы в моем доме, и большинство гостей вас не видели; нам еще предстоит это уладить. Отвечая на ваш вопрос: да, я поверил письму, потому что на нем стояла королевская печать. Я не счел нужным сохранить конверт, поэтому не могу вам его показать. Но вот символ короля – тамплиерский крест.

Глянув в конец послания, я невольно хмыкнул.

– Знак Санчо Мудрого…

– Нашего нынешнего монарха. Или вы знаете другого правителя в землях Наварры?

«Не может быть. Он не стал бы так жестоко разрушать мое будущее после всего, что я для него сделал», – подумал я.

– Ступайте, поспите немного, сир. Уже поздно. Видно, что вы устали с дороги; у вас в волосах кровь. Вам нельзя здесь оставаться – будет скандал. Позвольте старому другу достойно отпраздновать свадьбу дочери, а завтра посмотрим, как можно уладить это недоразумение. Боюсь, вы столкнетесь с более серьезными проблемами, чем тот факт, что брат украл у вас невесту. Нагорно, новый граф дон Вела, подчинил себе дворян, недавно поселившихся в Новой Виктории, и, по мнению старожилов Вильи-де-Сусо, слишком к ним благоволит. Если мой никчемный сын продолжит развлекаться крестовыми походами и не заведет наследников, согласно подписанному сегодня брачному договору потомки Оннеки станут графами де Маэсту. Таким образом, этот брак объединит мое состояние с тем, которое когда-то принадлежало вам. Нагорно и Оннека будут владеть всем, что находится в этих стенах.

Я поспешил наверх по узкой лестнице в главный зал, где Альба ожидала новостей.

– Нужно вызвать подкрепление. И побыстрее! – сказал я, возможно, слишком громко. – Необходимо перекрыть все выходы. У нас покойник; похоже, его отравили.

Достав телефон, Альба начала звонить. Двери в зал Мартина де Салинаса были закрыты. Все, кто пришел на презентацию книги, находились внутри, не подозревая о том, что происходит в считаных метрах от них.

В это мгновение я уловил тень на лестнице, ведущей наверх.

– Оставайся здесь, – прошептал я Альбе. – Мне кажется, я только что увидел… монахиню?

Миновав огромное окно, выходящее на задний фасад церкви Сан-Мигель, я поднялся на третий этаж, стараясь не производить шума.

Это и в самом деле была монахиня в белом одеянии и черной головной накидке.

– Стоять! Ни с места! – закричал я.

Проигнорировав мой приказ, женщина кинулась к аварийному выходу из здания. Не ожидая такой прыти, я на пару секунд замешкался, а затем побежал следом за ней на террасу, несколько ступеней которой примыкали к крыше церкви. Монахиня перепрыгивала с крыши на крышу, удаляясь от меня.

– Стоять! – повторил я, понимая, что не смогу ее догнать. Поэтому сменил тактику, решив действовать на опережение.

Монахиня тем временем достигла дальнего конца крыши, и ей не оставалось ничего другого, как спрыгнуть на землю, в один из узких проходов между церковью и дворцом. Выхода оттуда не было: окаймленные кустами лаванды проходы упирались в отреставрированную средневековую стену. Я прыгнул в один из них и притаился за углом в тени перекидного мостика.