Литмир - Электронная Библиотека

Учительница отдала ей тетрадь.

— Очень хорошая работа, Инна.

— Спасибо, — придушенно выдавила она.

Казалось — жизнь кончена! Твердой рукой Константина Викторовича на полях стояла жирная пятерка. Инна пролистнула тетрадь. Выпал листок с ее стихотворением. Внизу она увидела пометку, сделанную красной ручкой: «Обрати внимание на вторую строфу — сбив с ритма». Это была пощечина, самая болезненная в ее жизни. Глаза обожгло, Инна поняла, что сейчас расплачется. Она быстро сложила свои вещи в сумку, подошла к учительнице и, соврав что-то о плохом самочувствии, выбежала из класса, а еще через минуту — из школы. Благо литература стояла в расписании последним уроком. Щеки жгло от катившихся слез, Инна не вытирала их, лишь ниже надвинула на лицо капюшон.

«Ничего он не понял, ничегошеньки… понял, что я не умею писать стихи! Вот, наверное, посмеялся, читая мои глупые бредни», — горестно думала она, садясь на скамейку за домом, застланную газетами и картонками. Бабульки их столько сюда натащили — впору склад бумажной макулатуры открывать. Инна вынула из сумки тетрадь. Снова и снова перечитывала она свое стихотворение, слезы капали на лист, ей хотелось прокричать в умное лицо директора о своей ненависти. Или — о любви. Она еще не решила. Ее душили гнев и отчаяние. Не нравится она ему — ничто ей не помогло! Ни тихие взгляды, ни новый образ, даже стихотворение…

— Эй, ты что? — услышала она ставший уже ее личным наваждением голос.

Инна подняла голову. В шаге от нее стоял Артем.

— Двойку, что ли, получила?

Она ничего не ответила и медленно смяла листок.

Он присел рядом.

— Не скажешь, почему плачешь?

Инна одернула короткую юбку. Пошел снег. Большие пушистые снежинки приземлялись на ее капроновые колготки, превращаясь в россыпь капелек.

Артем вынул из ее ослабевших пальцев листок со стихотворением, развернул и прочел.

— Красиво, — задумчиво пробормотал он.

— Не все так думают, — прошептала она.

— Глупость какая, уверен, тот, кто приписал красным эту чушь о ритме, — полный болван!

— И этого болвана я люблю, — неожиданно призналась Инна.

Артем долго молчал.

— Расскажи, что случилось, может, легче станет? — мягко предложил он затем.

— О таком не рассказывают…

— Рассказывают обо всем, — возразил парень.

Инне не хотелось смотреть на него, она догадывалась, что выглядит ужасно, да и тушь наверняка потекла.

Парень заглянул в ее тетрадь.

— Вон, пятерки одни, а ты ревешь из-за какого-то ритма! Да и не заметил я, что он сбился.

— А тебе откуда знать, ты ведь не учитель по литературе!

— Учитель по литературе, — изумленно повторил Артем, — это он написал?

— Да… он.

Парень хмыкнул.

Инна все-таки взглянула на него. Артем выглядел крайне удивленным.

— А ты что подумал?

— Я подумал… в общем… я… ведь стихотворение довольно откровенное. — Он смущенно потупился. — Подумал — ты написала его для какого-то парня, который тебе очень нравится, а он не обращает на тебя внимания.

Инна убрала тетрадку в сумку, боясь, что Артем может увидеть на обложке ее настоящее имя, которое ему прекрасно известно.

— Я написала его для учителя по литературе… — Она помолчала. — Это он не обращает на меня внимания, а мне бы этого очень хотелось!

От этого признания ей и в самом деле стало легче, словно груз с плеч свалился. А вот Артема ее груз явно придавил: такое у него стало ошеломленное лицо, что Инна не сдержала улыбку.

— Вот такая я дурочка, влюбилась в того, кто даже не смотрит в мою сторону и не посмотрит. Стихи писать я не умею.

— Это ты для него так разоделась? — спросил Артем.

— Что-то вроде того.

Парень сложил листок пополам.

— Можно взять это себе?

— Да бери, глаза б мои никогда не видели этой бездарщины!

— Ты не права, если бы мне кто-нибудь такое написал…

— Ай, — она отмахнулась, — тебя долго уламывать, как я поняла, не нужно, ты всегда готов к приключениям, особенно если их тебе предлагает какая-нибудь девица.

— Почему это ты так поняла? — не на шутку оскорбился Артем.

— Неважно… просто поняла, и все тут! — Инна поднялась. — Я пойду.

Он не отставал.

— Нет, ты скажи мне, почему ты так обо мне думаешь?

— Видела тебя с девочкой какой-то, вот и подумала: то одна, то другая…

— А-а-а, с Катей, что ли? — вздохнул парень.

— Понятия не имею, как ее зовут, — с подчеркнутым безразличием в голосе бросила Инна.

— Не хочешь куда-нибудь пойти? — резко сменил он тему.

— Разве что домой, — на ходу вынимая из сумки зеркальце, пробормотала она, — оплакивать свою горькую судьбу.

— Не такая уж и горькая, как ты думаешь! Зачем такой девчонке, как ты, какой-то простой учитель?!

Она обернулась:

— Если тебя это утешит, он не просто учитель по литературе, но и директор школы!

Его это отнюдь не утешило.

— Директор, говоришь… — Артем нахмурился, он хотел что-то сказать, но почему-то промолчал, разглядывая снег под ногами.

— Забудь все, о чем я тебе наговорила, — посоветовала ему Инна, — мне вообще не стоило языком болтать.

— Значит, это стихотворение — для директора школы? — словно не услышав ее слов, уточнил парень.

— Я ведь сказала уже…

— Я понял, — резко произнес он.

Привыкнув к тому, что он всегда говорит ровным тоном и не повышает голоса, Инна даже отшатнулась.

Он и этого не заметил. Убрал в карман листок с ее стихотворением, наспех попрощался и ушел. Инна осталась одна. В воздухе летали снежинки. Ее всю трясло от холода и еще от чего-то. От обиды, одиночества, безответной любви… Она снова плакала, только теперь сама не знала — почему. Может, из-за резкости предателя Артема, а может, Инна все еще оплакивала равнодушие Константина Викторовича?…

* * *

Инна верила и в бога, и в черта, но сказать наверняка, кто на этот раз ей помог, не могла бы. За одну ночь словно свершилось какое-то волшебство!

На первой же перемене она встретила директора. Выглядел он неважно: раздраженный взгляд, плотно сжатые губы, а возле правого глаза — полоска пластыря. Перед ним стоял первоклассник с разбитым горшком из-под цветка в руках. Константин Викторович проводил с ним воспитательную беседу, а малыш слушал с таким интересом, что можно было подумать, директор ему о новой игровой приставке рассказывает, а не распекает юного хулигана за беготню и разбитый горшок. Нечто подобное Инне нередко приходилось наблюдать. У учеников всей школы директор пользовался бешеным авторитетом. Девчонки тайно по нему вздыхали, парни уважали его за умение принимать справедливые решения, а для ребят помладше он был чем-то вроде местного идола. В гимназии, где царила Галимова со своим любимым словосочетанием «моя школа», потрепанным от постоянных наказаний кнутом и одариванием засохшим пряником, ни в ком не просыпалось к директрисе чувств более теплых, нежели к остывшей перловке.

Инна поздоровалась, но останавливаться не собиралась, она уже привыкла, что у него теперь никогда не хватает на нее времени.

— Инна, подожди. — Константин Викторович догнал ее.

У нее от радости сердце застучало, как моторчик.

— Ты помнишь о сегодняшнем собрании? — начал он издалека.

— Да, помню, — немного удивленно кивнула она, — я не пойду на него, там никогда не говорят ничего нового.

— Жаль, лучше бы тебе сходить, ваш классный руководитель уходит на пенсию.

— Какая потеря!

Биологичка Инну раздражала: если остальные учителя перестали к ней цепляться, то вредная старуха так и не остановилась.

Он улыбнулся ее сарказму и посмотрел по сторонам. Малыш с горшком убежал, в коридоре они были абсолютно одни.

— Инна… — Константин Викторович, посерьезнев, вздохнул. — О том стихотворении…

— Да, оно совершенно ужасное, согласна с вами, стихи — это не мое.

Директор поморщился и коснулся пластыря на лице.

— Да в общем-то оно вовсе не ужасное… красивое стихотворение. Я уже пожалел, что написал о ритме. Выкинь из головы, я просто был в плохом настроении. Понимаю, это не оправдание, но все же… — Он с надеждой взглянул на нее. — Пиши стихи, у тебя чудесно получается.

18
{"b":"90622","o":1}