– Будет только один шанс, Лиза. Не упусти его.

– Как видишь, – равнодушно пожимает плечами Витя. Ставит в духовку противень с нашим ужином, а затем подзывает сына, бегающего по студии.

– Держи тарелки, Даня. Вилки клади слева, а ножи справа. Рядом салфетки.

Изумленно наблюдаю, как мой трехлетний сын старательно накрывает на стол. И не ошибается ни разу.

На автомате рву листья салата, затем режу помидоры и сама не замечаю, как чиркаю по пальцу острым лезвием.

– Ой! -инстинктивно прикладываю палец к губам

– Что случилось? – в пол-оборота поворачивается Витя. Заметив тонкую струйку крови, морщится недовольно. – Как ты еще голову себе не отрезала, – шипит глухо. И всем своим видом показывает свое недовольство.

Но доктор берет вверх над плохим парнем. И Витя тотчас же открывает аптечку. Достает пластырь и спиртовые салфетки.

– Давай перевяжу, – предлагает строго.

– Я сама, – упрямо мотаю головой.

– Тебе неудобно будет, – не соглашается Торганов и снова приказывает. – Лучше сесть, Лиза. Ты побледнела.

Ноги подкашиваются, в глазах темнеет. Вот как он догадался?

– Да я врач, все-таки, – усмехается отец моего сына, словно услышав мои мысли. Легко нажимает мне на плечо, заставляя приземлиться на стул. А затем внимательно осматривает пораненный палец. – Сильно ты саданула. От души. Хорошо, хоть голова цела, – ворчит он, перевязывая мне палец. – Полежи, – кивает на двуспальную лежанку. А мы пока с Даней все приготовим.

Кидаю рассеянный взгляд на ложе, установленное рядом с огромными панорамными окнами и будто наяву вижу Витю и двух девиц, резвящихся на меховом покрывале. И сердце останавливается от ужаса.

– Что это за хата? – поднимаю к Торганову заплаканные глаза. – Ты нас куда привез?

– Мой дом, – охает он ошалело. – Я его недавно купил со всей обстановкой. Люди хорошие заграницу жить уехали, мне продали за нормальную цену. А что?

– Если ты сюда девушек водишь, то нам тут не место, – шепчу раздраженно.

– Я похож на мерзавца? – испепеляет меня яростным взглядом. – По твоему, я способен привести собственного ребенка на блат-хату? Ты в своем уме, Лиза?

Торганов резко отходит в сторону. Задумчиво глядя в окно, трет переносицу, словно пытается успокоиться. А затем решительно наливает воду в хрустальный стакан.

– На вот, выпей, – ставит на стол передо мной. – Может лимон добавить?

– Нет, спасибо, – сглатываю, застрявший ком в горле. – Не хочу.

– Попей, – настаивает Витя. – Вода попадет в ликвор, омоет доли мозга и он перезагрузится.

– По-твоему, я идиотка, – шиплю негодующе. Сжимаю стакан в руке и делаю пару глотков.

– И все-таки тебе лучше полежать, – хмурится Витя, игнорируя мои выпады, и добавляет с улыбкой. – Мы с Даней управимся и тебя позовем.

Мы с Даней!

Невинная фраза, а кровь стынет в жилах. Мой сын теперь никогда не будет только моим. И от осознания этой простой истины я отчаянно хлюпаю носом. Захлебываюсь горькими рыданиями. И сама не понимаю, что именно меня так проняло.

– Мама, мамочка, – кидается ко мне Данька. Забирается на колени, утирает слезы. – Почему ты плачешь? – заглядывая в лицо, всхлипывает вместе со мной.

Мой маленький любимый защитник!

– Мама пальчик поранила, ей больно, – утешает ребенка Торганов. Гладит по худенькой спинке широкой лапищей. А вторую безотчетно кладет мне на плечо. Дергаюсь как от удара. – Лиза, ну что случилось? – спрашивает Витя безучастно, а пальцами нежно проводит по шее. Еле касаясь чертит замысловатые узоры на моей коже, заставляя сердце выпрыгивать из груди. Каждое движение мой несчастный организм воспринимает как самую изысканную ласку. И откликается сначала внезапно накатившим спокойствием, а потом и желанием.

«Ты все еще хочешь его, – выносит строгий приговор рассудок. – Влюбленная дурочка. Ни гордости, ни выдержки. Торганов поманит, и ты побежишь, как собачонка».

– Тебе лучше? – участливо басит он надо мной и, не дожидаясь ответа, командует. – Давайте ужинать. А потом посмотрим мультики.

Глава 7

Ужин проходит в тягостном молчании. Да и о чем говорить? Даня сосредоточенно пыхтит над своей тарелкой. Жует котлету, отодвигая в сторону ломтики картофеля.

– Я пюре люблю, папа, – вздыхает он.

– Ну прости, – развожу руками. А сам смотрю на Лизу. Заплаканная и жалкая, она сидит, опустив голову над тарелкой.

Вот о чем думает? От чего расколбасило в хлам?

Раньше бы я бросился успокаивать. Как настоящий джентльмен подавал бы воду и коробку с салфетками. Но сейчас, зная цену маленькой дряни, сидящей напротив, я стараюсь не замечать ее слез и страдальческого выражения лица.

Это я должен биться башкой об стену. Меня предали все. Родители, друзья. Жизнь перевернулась, с грохотом упала на бетонный пол и треснула пополам.

– Какой мультик будем смотреть? – спрашиваю сына, поднимаясь из-за стола.

– Мимимишкимушки, – пыхтит он с набитым ртом.

– Переведи, – улыбаюсь Лизе.

– Мимишки, – вздыхает она и добавляет строго. – Даня, только один мультик. Ты сегодня уже смотрел.

– Какие-то проблемы с глазами? – интересуюсь мимоходом. Щелкаю пультом, пытаясь найти на ютубе нужный мультик.

– Нет, все в порядке. Мы проверялись недавно, – словно двоечница на экзамене, лепечет Лиза.

– Кто смотрел? – рычу негромко. У нас в Шанске врачи делятся на две категории – слепые ленивцы, просиживающие штаны в кабинетах, и подвижники. Последние никогда с работы не уходят. Могут только из жизни. Вперед ногами. Только одному мне удалось удрать в смежную специальность. И то благодаря Феде Анквисту.

Стоит подумать, и айфон на полке заходится резкой трелью, поставленной именно на компаньона по бизнесу.

– Да, Федь, – вздыхаю в трубку.

– Как оно ничего? – басит в трубку мой единственный дружбан.

– Да нормально все, – роняю я, включая ребенку мультик. Даня от счастья прыгает на лежанке. Подпевает, стараясь попасть в такт заливистой песенки. И плюхается попой на подушку. Сейчас бы поиграть с ребенком. Побороться. Но я держу дистанцию. Ребенок меня плохо знает. Может испугаться.

Накинув на плечи куртку, выхожу на крыльцо.

– Что там у тебя происходит? В детство впал? – слышится из динамика изумленный бас Анквиста.

– У меня оказывается, сын есть. Прикинь?

– Да ну ладно! Разыгрываешь.

– Точно. Приезжай. Познакомлю.

– Да нет, я тут в баню намылился. Девочек хотел выписать… Тебя пригласить.

– Не могу я, -морщусь недовольно. Честно говоря, в баню с девочками я точно не собираюсь. Не мой формат отдыха.

– Ребенка не с кем оставить? Давай, няню найдем.

– Да какая няня! Он тут с матерью, – фыркаю возмущенно. Включаю освещение, заливающее двор ярким светом. И как завороженный бездумно пялюсь на огромный газон и чернеющую за ним речку.

– Сколько ему?

– Четыре.

– И ты ничего не знал?

– Прикинь, – усмехаюсь я и добавляю с усмешкой. – Знаешь, как при адюльтере. Посрадавшая сторона узнает в последнюю очередь.

– Сочувствую. И что теперь?

– Женюсь на матери моего сына. Вступлю в отцовство.

– Может, проще забрать. Признать ее невменяемой. Или дать денег.

– Нет, так легко она не отделается, – роняю с кривоватой усмешкой. – Проще жениться. На суд много бабла уйдет. И результат непредсказуемый.

– Тебе, конечно, виднее, – словно филин ухает Федор. – Но надевать на себя ярмо? Нафига, Витя?

– Это простая формальность. В моей жизни ничего не изменится, Федь.

– Ну не знаю. Ты, конечно, прошаренный, доктор. Но кажется, чего-то не догоняешь.

– На работе поговорим, – заканчиваю разговор, поворачиваясь к окну. Зябко ежусь на сквозняке. И с тоской смотрю на Даню, прижавшегося к матери. Холодный ветер выстуживает и без того покрытую льдом душу. А так хочется завалиться на лежанку рядом с сыном. Смотреть мультики. Что-то обсуждать. И чувствовать на своем предплечье маленькую ручонку.